требованию принял акт, обвиняющий Ричарда в государственной измене – Билль об опале. Там Ричарду в вину ставится жестокость и тирания, но никакого упоминания об убийстве принцев.
– Что?! – воскликнул пораженный Грант.
– Да-да! Ваше удивление вполне оправданно.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно.
– Но Генрих занял Тауэр немедленно по прибытии в Лондон после битвы. Если мальчики исчезли, он тут же поспешил бы возвестить об этом. Такой козырь! – Грант озадаченно умолк. Воробьи за окном громко ссорились. – Я не вижу здесь смысла, – продолжал он. – Как можно объяснить, что Генрих не пытался воспользоваться исчезновением принцев?
Брент поудобнее поставил свои длинные ноги.
– Существует единственное объяснение, – промолвил он. – Мальчики никуда не исчезали.
Наступило еще более долгое молчание, во время которого Грант и Кэррэдайн поедали друг друга глазами.
– Какая-то ерунда получается, – не выдержал наконец Грант. – Должно существовать какое-то очевидное объяснение, которого мы просто не видим.
– Например?
– Не знаю; не было времени подумать.
– У меня было почти три дня, но я так и не придумал ничего подходящего. Единственная гипотеза, объясняющая все факты, состоит в том, что принцы были живы, когда Генрих овладел Тауэром. Билль об опале составлен самым бессовестным образом. Генрих также обвиняет в измене сторонников Ричарда, оставшихся верными законному королю, сражающемуся против завоевателя. В акт были включены все обвинения, которые только мог сочинить Генрих. Худшими из них были обвинения в жестокости и тирании. Но о принцах там ни слова.
– Поразительно.
– Невероятно, но факт.
– Значит, при жизни Ричарда его в убийстве принцев не обвиняли.
– Правильно.
– Но… погодите. Ведь за это убийство повесили Тиррела. Перед смертью он во всем сознался. Вот, смотрите. – Грант взял книгу Олифанта и стал искать нужное место. – Тут где-то все написано. Никаких загадок. Даже Статуя Свободы знает об этом.
– Кто?
– Медсестра, которую вы встретили в коридоре. Убийство совершил Тиррел, его признали виновным, он сознался и взошел на эшафот.
– Это случилось сразу после вступления Генриха в Лондон?
– Сейчас посмотрим. Вот здесь. – Грант быстро просмотрел страницу. – Нет, его казнили в тысяча пятьсот втором году… – Тут он внезапно понял смысл названной даты и повторил, уже озадаченно: – В тысяча пятьсот втором году?
– Но ведь… но ведь это…
– Да. Спустя почти двадцать лет…
Брент пошарил в кармане, вытащил портсигар и затем торопливо спрятал его.
– Курите, если хотите, – сказал Грант. – А мне хорошо бы выпить чего-нибудь покрепче. Голова моя, похоже, работает не слишком уверенно. Сейчас я чувствую себя как в детстве во время игры в жмурки, после того как мне завязали глаза и хорошенько раскрутили.
– Да, – согласился Кэррэдайн, закуривая сигарету. – Полная тьма, и голова кружится.
Он сидел, уставившись на воробьев.
– Сорок миллионов школьных учебников не могут ошибаться, – через некоторое время произнес Грант.
– Разве?
– А разве могут?
– Раньше я тоже так думал, но теперь уже не столь уверен…
– Не слишком ли вы поспешны в своем скептицизме?
– Нет. Тут меня потрясла даже не наша история с Ричардом.
– А что же?
– Одно событие двухсотлетней давности, названное Бостонской бойней. Слышали о нем?
– Конечно.
– Так вот, учась в колледже, я совершенно случайно обнаружил, что Бостонская бойня – всего лишь мелкая уличная потасовка. Толпа швыряла камнями в часового. Пострадали четыре человека. А меня воспитывали на Бостонской бойне. Моя двадцативосьмидюймовая грудь просто раздувалась при одном воспоминании о ней. Кровь – красная, обогащенная шпинатом, – вскипала при мысли о том, как английские солдаты косили ружейным огнем беспомощных горожан. Вы не можете себе представить, каким ударом было узнать, что на самом деле все сводилось к драке, столь же обыденной, как нынешние стычки между полицией и забастовщиками, которым уделяется лишь несколько строк в местной газете.
Не услышав ответа, Кэррэдайн прищурился на свет, чтобы увидеть, как Грант воспринял его слова. Но Грант лежал неподвижно, уставившись в потолок, будто изучая невидимый рисунок.
– Вот почему меня так интересуют наши исследования. – Кэррэдайн попытался продолжить разговор, а потом снова принялся разглядывать чирикающих за окном воробьев.
Наконец Грант молча протянул руку, и Кэррэдайн дал ему сигарету и зажег ее. Они курили, не говоря ни слова.
– Тонипэнди, – вдруг прервал воробьиное выступление Грант.
– Что?
Но Грант был еще погружен в свои мысли.
– В конце концов я знаю, как такой же номер проделывали и здесь, – заметил Грант, обращаясь скорее к потолку, нежели к Кэррэдайну. – Это Тонипэнди.
– Что за таинственное Тонипэнди? – переспросил Брент. – Похоже на название патентованного лекарства. Ваш ребенок часто сердится? Краснеет ли маленькое личико, взрывается ли он, а может, легко устает? Дайте малышу Тонипэнди и получите непревзойденный результат! – И так как Грант молчал, юноша сказал: – Что ж, ладно. Оставьте себе Тонипэнди. Не больно-то и хотелось.
– Тонипэнди, – начал Грант тем же задумчивым тоном, – это местечко в Южном Уэльсе.
– Так и знал, что это нечто из медицины.
– Если попадете в те края, то наверняка услышите, как в тысяча девятьсот десятом году правительство послало войска расстреливать бастовавших валлийских шахтеров. Вам, возможно, расскажут еще, что ответственность несет Уинстон Черчилль, который в ту пору был министром внутренних дел. Южный Уэльс, скажут вам, никогда не забудет Тонипэнди!
Кэррэдайн посерьезнел.
– А как все обстояло на самом деле?
– Реальные факты таковы. Во время забастовки в долине Рондда ситуация стала выходить из-под контроля. Уже принялись громить магазины, уничтожать собственность. Начальник полиции графства запросил Министерство внутренних дел, чтобы ввели войска. А если уж сам начальник полиции считает, что без вмешательства войск не обойтись, то у Министерства внутренних дел выбора практически не остается. Тем не менее Черчилль наотрез отказался использовать воинские формирования против разгулявшейся толпы. Он приостановил продвижение войск и направил взамен отряд обычных лондонских полицейских, вооруженных лишь скатанными плащами. Войска оставались в резерве, и погромщиков утихомиривали безоружные полицейские. Все кровопролитие свелось к паре разбитых носов. Кстати, в палате общин министра внутренних дел подвергли критике за его «беспрецедентное вмешательство». Вот вам и все Тонипэнди. Вот вам и зверский расстрел, который Уэльс никогда не забудет!
– Да, – согласился Кэррэдайн после некоторого раздумья. – Вы правы. Это и впрямь напоминает бостонские события. Делают из мухи слона ради политических интриг.
– Дело, я думаю, даже не в сходстве. А в том, что все люди, до единого, которые присутствовали при том событии, знали, что выдуманная версия – стопроцентная ложь, но никто об этом и не заикнулся. И теперь уже ничего не исправить. Мы видим, как совершенно неправильная трактовка событий превращается в легенду, в то время как знающие люди предпочитают помалкивать.
– Очень любопытно, как стряпают историю.
– Да. Историю.
– В конце концов, правда о каком-нибудь событии кроется не в чьем-то рассказе о нем.
