— Находясь на ринге, вы кого-то ударили?
Тадео бросает на меня виноватый взгляд, который сразу его выдает, но произносит:
— Нет.
Мансини глубоко вздыхает и качает головой, будто ему предстоит сделать нечто, чего ему ужасно не хочется.
— Ваша честь, у меня есть еще одно видео, которое, по моему мнению, может помочь в данном вопросе. Это конец поединка с Корлиссом Бином, состоявшегося пять лет назад.
Я поднимаюсь с места и говорю:
— Ваша честь, я в первый раз слышу об этом видео. О нем не было заявлено защите.
У Макса уже заготовлен ответ, потому что эту засаду он устраивал несколько недель.
— Ваша честь, о нем не было заявлено, поскольку в этом отсутствовала необходимость. Штат не предъявляет это видео в качестве доказательства вины подсудимого, следовательно, согласно статье 92Ф, оно не входит в перечень фактов, обязательных для раскрытия. Это видео скорее ставит под сомнение достоверность показаний свидетеля.
— Могу я хотя бы увидеть это видео до того, как его покажут присяжным? — медленно спрашиваю я.
— Думаю, что это требование обоснованное, — отвечает Черепаха. — Объявляется перерыв на пятнадцать минут.
В кабинете мы смотрим запись. В центре ринга Тадео и Корлисс Бин вместе с рефери, который поднимает правую руку Бина в знак победы. Тадео вырывает свою руку и направляется к себе в угол, что-то гневно выкрикивая. Затем начинает метаться по рингу, все сильнее распаляясь, подходит к канатам, кричит на судей и случайно натыкается на Корлисса Бина, который никого не задевает и просто радуется своей победе. На ринге появляются другие люди, завязывается ссора. Рефери вклинивается между двумя бойцами, но Тадео отталкивает его. Тот — настоящий здоровяк — толкает Тадео в ответ, и кажется, что вот-вот возникнет драка, но Тадео оттаскивают назад, а он пытается вырваться, брыкается и кричит.
Опять-таки камера не лжет. Тадео выглядит распоясавшимся хулиганом, неспособным принять поражение и готовым сразу пустить в ход кулаки.
— Считаю просмотр записи уместным, — заключает Черепаха.
30
Во время просмотра видео я наблюдаю за присяжными. Некоторые осуждающе качают головой. Когда ролик заканчивается и включается свет, Макс с удовольствием продолжает развивать тему надуманной невменяемости и окончательно подрывает доверие присяжных к показаниям Тадео. После перекрестного допроса я опять задаю вопросы, пытаясь как-то исправить ситуацию, но все мои усилия напрасны.
Больше у защиты свидетелей нет. Мансини вызывает первого свидетеля для опровержения доказательств, представленных защитой. Это психиатр по имени Вэйфер. Он работает в департаменте штата по охране психического здоровья, и его компетентность невозможно оспорить. Образование он получал в нашем штате и говорит с местным акцентом. Он не блестящий эксперт, приглашенный издалека, вроде доктора Теслмана, но весьма толковый. Он просмотрел все видео и провел с подсудимым шесть часов, то есть больше, чем Теслман.
Я препираюсь с Вэйфером до полудня, но толку от этого мало. Когда объявляется перерыв на обед, ко мне подходит Мансини и спрашивает:
— Я могу поговорить с твоим клиентом?
— О чем?
— О сделке, конечно.
— Хорошо.
Мы подходим к столу защиты, за которым сидит Тадео. Макс наклоняется к нему и тихо произносит:
— Послушай, придурок, я в последний раз предлагаю пять лет, из которых ты отсидишь всего полтора года. Непредумышленное убийство. Если ты откажешься, ты действительно псих, потому что получишь двадцатку.
Тадео не обращает на него внимания. Он просто улыбается и отрицательно качает головой.
Он чувствует себя уверенным как никогда, ведь Мигель нашел деньги и передал конверт Суаресу. Но об этом я узна́ю, когда будет уже слишком поздно.
31
После обеда мы встречаемся в кабинете судьи. На столе перед Черепахой пластиковая тарелка с нарезанной кружками морковью и сельдереем. Впечатление такое, будто мы прерываем ее трапезу. Мне кажется, на такой эффект она и рассчитывала.
— Мистер Радд, как насчет признания вины? Насколько я понимаю, предложение о сделке все еще в силе.
Я пожимаю плечами:
— Да, ваша честь. Я обсудил его с клиентом, и мистер Мансини тоже. Мой клиент по-прежнему отказывается.
— Ладно, сейчас мы разговариваем неофициально. Теперь, увидев все представленные доказательства, я склоняюсь к большему сроку, скажем, к двадцати годам. Вариант с невменяемостью меня не впечатлил, как и жюри. Это было жестоким нападением, и он отлично понимал, что делал. Полагаю, двадцать лет будет в самый раз.
— Я могу это передать клиенту? Разумеется, неофициально.
— Пожалуйста. — Она тычет сельдереем в солонку и спрашивает у Мансини: — Что дальше?
— У меня есть еще один свидетель. Доктор Левондовски. Но я не уверен, есть ли необходимость его заслушивать. А что думаете вы, ваша честь?
Черепаха надкусывает сельдерей.
— Вам решать, но мне кажется, что жюри уже определилось. — Хрум, хрум. — Мистер Радд?
— Вы меня спрашиваете?
— А почему нет? — поддерживает ее Мансини. — Поставь себя на мое место. Как бы ты поступил?
— Ну, Левондовски просто повторит то, что уже сказал Вэйфер. Я с ним сталкивался раньше, он вполне адекватный, но мне кажется, что как свидетель Вэйфер намного сильнее. Я бы оставил все как есть.
— Думаю, ты прав, — соглашается Макс. — У обвинения больше нет свидетелей.
На редкость сплоченная команда, действующая заодно.
Во время заключительного слова я то и дело бросаю взгляд на Эстебана Суареса, который сидит, не поднимая головы. Он будто завернут в кокон и не замечает происходящего. Его поведение кардинально изменилось, и у меня закрадывается подозрение, что Мигелю удалось его уломать. Если не деньгами, то угрозами и запугиванием. А может, ему пообещали несколько фунтов кокаина.
Макс довольно толково подводит итог слушаниям. Он благородно воздерживается от повторного показа проклятого видео. Обращает внимание на неоспоримый факт, что Тадео, возможно, и не планировал смертельного нападения на Шона Кинга, но, безусловно, хотел нанести ему серьезные телесные повреждения. Он не собирался убивать рефери, но убил. Он мог нанести один удар или даже два и остановиться. Тогда он был бы виновен в нападении, но не в совершении тяжкого преступления. Но нет! Двадцать два удара по голове человеку, который не мог защищаться. Двадцать два удара, нанесенные опытным бойцом, стремящимся закончить каждый бой так, чтобы соперника унесли с ринга на носилках. Что ж, своей цели он достиг. Шона Кинга унесли на носилках, и больше он уже не приходил в себя.
Макс старается подавить в себе присущее всем прокурорам желание быть в центре внимания как можно дольше. Жюри на его стороне, и он это чувствует. Думаю, что это чувствуют все, кроме моего клиента.
Я начинаю с того, что Тадео Запата не убийца. Он жил на улице, видел много насилия и даже потерял брата в одной из бессмысленных войн между бандами. Он все это видел и не хотел больше вести такую жизнь. Вот почему он никогда не нарушал закон и за пределами ринга никогда не прибегал к насилию. Я расхаживаю перед присяжными, заглядываю им в глаза, пытаясь найти в них понимание. У Суареса вид такой, будто ему хочется заползти в самую дальнюю щель и не вылезать оттуда.
Я взываю к их сочувствию и слегка затрагиваю вопрос о невменяемости. Я прошу жюри признать моего подзащитного невиновным, или, по крайней мере, виновным в непредумышленном убийстве. Когда я возвращаюсь к своему столу, вижу, что Тадео отодвинул свой стул как можно дальше от моего.
Судья Фэбиноу напутствует присяжных, и в половине четвертого они удаляются для вынесения вердикта.
Мучительное ожидание. Я спрашиваю у судебного пристава, может ли Тадео пообщаться с родными, пока присяжные совещаются. Тот, переговорив с коллегами, неохотно соглашается. Тадео перешагивает через перила и садится на первую скамью. Вокруг него собираются мать, сестра, несколько племянников и племянниц, все плачут. Миссис Запата впервые за многие месяцы может дотронуться до сына и постоянно его гладит.
