Ознакомительная версия.
– Комиссар Оливьери.
– Он не согласится отпустить вас на несколько дней?
– Не думаю. Комиссар – итальянец, – пояснил Анри. – Он с легкостью отпускает меня на два-три дня, чтобы я мог навестить маму в Авиньоне, но ему не понравится, если я стану тратить это время на что-то еще. Кроме того, в последнее время я уже несколько раз навещал маму, и у него могут возникнуть вопросы, если я пожелаю… ну… соврать ему.
Амалия вздохнула.
– Сплошные сложности… Если бы дела не требовали моего присутствия здесь, я бы сама отправилась в Турень. Но…
– Думаете, мы именно там найдем разгадку?
– Даже больше: я в этом уверена.
Анри исподлобья покосился на нее.
– Я вижу, вы что-то надумали? – спросила Амалия.
– Да так, – уклончиво ответил инспектор. – Если речь идет о расследовании, нам требуется человек, на вопросы которого люди не откажутся отвечать. Кроме полицейских, есть только одна категория, чье любопытство не вызовет ненужных подозрений. Я имею в виду журналистов.
– Нет, – решительно сказала Амалия, – это исключено.
– Почему? Если ни вы, ни я не можем покинуть Ниццу… Может быть, стоит посвятить в дело Габриэля Форе? Я разговаривал с ним, он вроде неплохой малый, и к тому же сообразительный. Если он согласится нам помочь…
– Он журналист, – отозвалась Амалия, – и если мы расскажем ему, в чем дело, он понапишет в своей газете такого, что волосы станут дыбом. И, поверьте, не только у меня!
– Думаю, я сумею убедить его не торопиться с изданием статьи, пока идет расследование, – заметил Анри. – Он вовсе не глуп и отлично понимает, что прежде всего нужны непреложные факты, не то можно нарваться на какой-нибудь разорительный процесс. А что касается умения выведать все, что можно, то тут он даст сто очков вперед любому полицейскому.
Амалия задумалась. Габриэль Форе был ей не слишком симпатичен, но инспектор Лемье был прав: если направить энергию этого неуемного малого в нужное русло, не исключено, что он действительно сумеет найти что-нибудь полезное.
– Вы можете послать запрос в Париж по поводу смерти Гийо?
– Я уже это сделал.
Амалия одобрительно кивнула.
– Если Форе будет проводить для нас расследование, ему нужен убедительный предлог, – заявила она. – Репортер из Ниццы не может просто так сорваться с места и помчаться в Турень только потому, что там кто-то когда-то покончил с собой. Лили Понс когда-нибудь пела в Ницце? Она как-нибудь связана с этим городом?
– Подождите-ка… – Инспектор вновь открыл блокнот и стал листать записи. – Нет, никаких гастролей я не помню. Хотя… постойте-ка! Она тут родилась!
– Вот вам и предлог, – подытожила Амалия. – Итак, Габриэль Форе будет искать для газеты материал о местной уроженке. Ее хоть кто-нибудь сейчас помнит?
– Простите?
– Обычно, когда знаменитая актриса или певица умирает, все говорят, что ее никогда не забудут, но на самом деле обычно происходит обратное. Так что там с Лили Понс?
– Э… – в замешательстве пробормотал Анри, – конечно, у нее уже нет былой славы… Но я видел ее пластинки, и кое-какие из ее песен теперь поет Мистингетт[2].
– Ее песен? Она сама их сочиняла?
– Насколько я понял, да. И музыку, и тексты.
– То есть в конечном итоге любопытство Форе не должно возбудить подозрений. – Амалия подалась вперед. – Скажите мне, только честно. Вы уверены, что сможете держать его под контролем? Потому что, если он начнет выдавать в прессе наши предположения, да еще разукрасит их своими фантазиями, это принесет колоссальный вред – и мне, и вам, а особенно расследованию.
– Полагаю, я смогу убедить Габриэля не преступать вашей воли, сударыня, – с улыбкой ответил Анри. – Так мы договорились?
– Считайте, что да. Если он согласится, приводите его ко мне. Я дам ему подробные инструкции и объясню, что именно нас интересует.
Вечером Анри Лемье пришел в «Сирену» и, отведя Габриэля в сторону, спросил, не откажется ли тот оказать кое-какую помощь и съездить в одно место, чтобы навести справки.
– И что я получу взамен? – деловито осведомился юный репортер.
– Возможно, сенсацию.
– Настоящую, девятьсот девяносто девятой пробы? На меньшее я не соглашусь.
– Хорош трепаться, – буркнул Анри. – Есть вероятность, что убийство Рошаров связано с одним темным происшествием. Я не могу вести расследование, так как дело давно закрыто и к тому же случилось не в моем департаменте. Но тебе никто не мешает прокатиться куда надо и на месте выяснить подробности.
– Что за дело, убийство?
– Формально это было самоубийство. А так – черт его знает.
Габриэль прищурился.
– Держу пари, это не ты до него докопался, – объявил он. – Это баронесса подала тебе мысль?
– Нет.
– Но ты даже не слышал об Оноре Парни, пока я тебе о нем не проболтался, – покачал головой репортер. – Кого ты пытаешься надуть?
– Будет тебе, Габриэль… Не нужна сенсация – так и скажи. Ты вроде упоминал в прошлый раз, что хотел бы перебраться в Париж. Конечно, проще всего это сделать, когда пишешь о раздавленных собаках и ткани, украденной из лавки.
– Остер, остер, – проворчал юноша в ответ. – Ты же сам вроде как расследуешь, кто стащил этот чертов шелк. Или я не прав? – Он увидел, как сверкнули глаза Анри, и резко сменил тему: – Куда мне надо будет поехать?
– В Турень.
– Не ближний свет.
– А никто и не обещал легкой прогулки. Только одно условие: ничего не публиковать, пока расследование не будет закончено.
– И что я с этого буду иметь, кроме будущей сенсации, которая вполне может обернуться пшиком?
– А что ты хочешь? Назначай свои условия.
– Условия? Пожалуйста. Во-первых, твои чертовы коллеги не пустили меня в дом старухи Рошар.
– И что?
– То, что я жажду сделать фото зеркала в гостиной, на котором, если Сюзанна не врет, красуется весьма примечательная надпись… с номером.
– Хорошо, я пущу тебя в дом. Что еще?
– Мне надо направлять интерес публики в какую-то определенную сторону. Люди терпеть не могут, когда им сулят дело с романтической подкладкой, а потом выясняется, что кто-то кого-то пришил из-за денег. – Габриэль прищурился. – Я не прошу тебя раскрыть все секреты, но в каком ключе мне вести рассказ о Рошарах?
– Возможно, шантаж. Но это только предположение.
– А номера при чем? Тут замешан какой-то псих?
– Пока не очень понятно. Я же говорю, надо прояснить обстоятельства старого дела.
– Ладно. А как быть с сегодняшним убийством? Комиссар сказал, что ты им тоже занимаешься.
Анри не сразу вспомнил, что сегодня был обнаружен труп мадам Ферран, жены учителя биологии, и почтенный комиссар Оливьери, который не выносил вида крови, с готовностью свалил это дело на своего подчиненного.
– Оно никак не связано с Рошарами. И я еще толком не приступил к расследованию.
– Но у тебя уже есть подозрения, кто зарезал беднягу?
– Пока нет. Я жду отчет врача.
– Как ты вообще это делаешь? – с любопытством спросил Габриэль.
– Что – это?
– Ведешь следствие?
– А! Собираю улики, опрашиваю свидетелей. Самое главное – понять мотив, а дальше все идет как по маслу.
Он не стал говорить, что часто, даже слишком часто он полагался на свою интуицию. Иногда ему стоило перекинуться с кем-нибудь всего лишь парой слов, и он сразу видел: вот он, убийца. В деле с женой учителя еще ничего не было ясно, а Лемье уже совершенно был убежден, что ее убил собственный муж.
– Значит, мне придется тоже собирать улики и опрашивать свидетелей? – Габриэль хохотнул. – Занятно будет почувствовать себя полицейским. – Он подался вперед и доверительно взял инспектора за рукав. Лемье, не выносивший фамильярности, поморщился. – Только скажи мне честно, старик. Овчинка стоит выделки?
– Будь уверен, – ответил Анри.
– Тогда я в деле, – бодро заключил Габриэль. – Когда мне надо будет приступать?
В ту ночь к Амалии вернулся один из ее старых кошмаров – из тех времен, когда два сына воевали, дочь находилась неизвестно где и в любую минуту баронесса могла получить известие об их гибели. Ей снился не то лес, не то высокая, неопределенного цвета стена, потом звучали вспышки выстрелов, и она видела, как один из ее сыновей (чаще всего это был Михаил) падал в яму, которая каким-то образом возникла возле стены. И хотя во сне Амалия видела, что он еще жив и дышит, кто-то начинал заваливать его, и на его лицо со вздрагивающими веками сыпались комья земли.
Она проснулась со сдавленным стоном и долго, долго лежала, прислушиваясь к воркотне сверчков в саду. Вновь ей удалось задремать только под утро.
В отличие от нее Анри Лемье полночи не спал, но по совершенно другой причине. Инспектора очень тревожило двойное убийство супругов Рошар, случившееся на его территории. Он приложил немало усилий, чтобы узнать об убийце хоть что-нибудь, что поможет выйти на его след, и был крайне раздосадован, что ему не удалось преуспеть в этом. Его гордость была задета. К тому же злосчастное убийство мадам Ферран, случившееся так некстати, спутало ему карты. Во что бы то ни стало надо было поскорее развязаться с ним, чтобы полностью сосредоточиться на деле Рошаров.
Ознакомительная версия.
