Дональд Уэстлейк - И только потом пожалели

Все началось с Мэри-Энн Маккендрик. У нее было хорошенькое личико, но для него это было не главным. Безумца привлекало ее тело. Девушка носила тугие голубые джинсы, и сумасшедший мог представить ощущение грубой ткани на своей ладони, когда думал о том, как будет ласкать ее ноги. Его ладони становились влажными, когда безумец смотрел на девушку, наблюдая за ее движениями, представляя себе ее без джинсов, представляя самого себя рядом с ней. Он пытался представить также ее груди, но девушка носила белую мужскую рубашку, которая была слишком свободной, чтобы дать ему точные наблюдения.

Сумасшедший следил за девушкой в театре во время вступительной речи Холдемана, в среду после полудня. Холдеман и Ральф Шен стояли на сцене, а члены труппы расселись в первых рядах. Пятеро актеров, четыре актрисы, осветитель, помощник режиссера, плотник и Мэри-Энн Маккендрик. Мэри-Энн Маккендрик не была актрисой. Девушка была секретарем Холдемана, она занималась рекламой в театре, кроме того, она должна была выполнять функции помощника режиссера и держать суфлерский экземпляр пьесы во время репетиций.

Мэри-Энн много двигалась во время этого собрания в среду. Она раздавала всем анкеты для заполнения и шариковые ручки тем, у кого их не было. А во время речи девушка села на авансцене, и сумасшедший мог беспрепятственно разглядывать ее.

Холдеман говорил о том, как много им придется работать этим летом, какую преданность театру им придется проявить, если они надеются проработать здесь весь сезон, и во время всей речи продюсера безумец продолжал рассматривать Мэри-Энн Маккендрик. Затем выступил Ральф Шен, поведав им, что выражение “летний театр” часто относится к труппам с уровнем ниже любительского, но в ЕГО летнем театре им придется быть профессионалами. По его словам, трое ведущих актеров – Луин Кемпбелл, Ричард Лейн и Олден Марч – работали здесь в прошлые годы и были любимцами местной публики. Шен выразил надежду, что новые актеры окажут Луин, Дику и Олдену хорошую профессиональную поддержку. На меньшее Ральф не соглашался.

Пока Шен действовал всем на нервы, сумасшедший разглядывал Мэри-Энн. Сейчас безумец чувствовал себя комфортно и полагал, что здесь он в безопасности. У него была своя спальня и возможность заработать на хлеб. Он будет получать деньги каждую неделю. Сумасшедший нашел надежное убежище, обеспечил себя документами. Ему поверили. Теперь он мог расслабиться, посмотреть на Мэри-Энн Маккендрик и вспомнить о женщинах.

Причина, по которой его отправили в психушку, не имела никакого отношения к женщинам. Он убил двух человек, это были мужчины, работавшие вместе с ним.

Но четыре года в сумасшедшем доме изменили его. Привычки цивилизованного человека едва удерживались в нем, а после того как эта цивилизация в лице доктора Чакса и его шоковой терапии, строгой изоляции и санитаров с грубыми руками ополчилась на него, свою связь с этим миром безумец перестал ощущать.

Сумасшедший не видел ни одной причины, по которой он не мог бы получить то, что хотел.

Когда речи закончились, все направились в соседнюю комнату на поздний ленч. Ленч приготовила женщина по имени миссис Кенией. Женщина жила в Картье-Айл и приходила сюда во время сезона каждый день, чтобы готовить еду и убирать дом. Они все сели за длинный стол в комнате возле кухни, и миссис Кенион подала им ленч.

Все, кроме Мэри-Энн Маккендрик. Она тоже жила в Картье-Айл и не ела здесь вместе с остальной труппой. Поэтому сумасшедший с удовольствием оглядел стол, после отъезда девушки голод обострился.

За столом сидели четыре женщины. Луин Кемпбелл, ведущая актриса труппы, женщина лет тридцати пяти, неприступного вида и практически лишенная женственности. Безумец взглянул на нее и отвернулся. Не она.

У Линды Мэрчисон были ярко-рыжие волосы, но она выглядела как ребенок: с пустым, как у ребенка, лицом, по-детски тонкими руками и маленькими грудями. В ней ощущалась некая невинная сексуальность, но слишком слабая, чтобы привлечь его сейчас. Может быть, позже, когда будет удовлетворен первый болезненный приступ голода.

Карен Ликок не подошла ему по многим причинам. Она выглядела на двадцать с небольшим, но казалась еще более худой, чем Линда Мэрчисон: с худым лицом, тонким носом, тонкими губами, костлявая.

Взгляд безумца остановился на Сисси Уолкер.

Округлость. Округлость, но не полнота. Вообще никакой полноты. Только округлость и округлость. Должно быть, она очень мягкая на ощупь, мягкая и упругая. Она окутает его своим мускусным запахом, теплом и нежностью. Куда бы он ни положил свою ладонь, ее тут же примет округлость.

Сисси видела, что сумасшедший смотрит на нее, она вспыхнула, хихикнула и опустила глаза. А затем девушка искоса посмотрела на него и улыбнулась.

В этом доме имелось четырнадцать кроватей. Две размещались на этом этаже, в комнатах Холдемана и Шена. Шесть на втором этаже и шесть на третьем. Все женщины имели отдельные комнаты, и большинство актеров тоже. Плотник Арни Капоу жил на втором этаже с осветителем Перри Кентом, помощник режиссера Том Берне делил комнату на третьем этаже с Олденом Марчем, одним из ведущих актеров.

Четырнадцать кроватей. Десять комнат, в каждой из которых было лишь по одной кровати.

Десять комнат, в любой из которых он мог взять Сисси Уолкер и утолить свой голод. Четыре года, десять комнат, четырнадцать кроватей. Цифры прыгали в его мозгу, окружая его собственное лицо и лицо Сисси, которые рисовало воображение.

После ленча он уведет ее от всех, они пойдут в одну из десяти комнат.

Но после ленча не оказалось времени. После ленча все они занялись работой.

Ральф Шен объявил состав актеров первой пьесы там же и тогда же, над пустыми тарелками. Пьеса называлась “Веселая вдова из Виши” и была трагикомедией, ее действие происходило в военной Франции, в Виши, во времена республики Петена. Луин Кемпбелл играла вдову французского генерала, погибшего при первом немецком наступлении. Ричарду Лейну и Олдену Марчу достались роли двух политиков, борющихся за благосклонность вдовы. В пьесе было только три главные роли и пять маленьких. Таким образом, двое из десяти участников труппы не будут принимать участие в первом спектакле. Во-первых, роли не получит актер, который до сих пор не приехал, а во-вторых, Сисси Уолкер. Ей поручили работать в кассе, а также заботиться о реквизите.

Девушка ушла в кассу сразу после ленча. А сумасшедшему пришлось остаться вместе со всеми, пришлось пойти с ними в репетиционный зал и начать читку пьесы. Затем Арни Капоу увел всех мужчин труппы работать в театре. Они провели еле-, дующие семь часов опуская с колосников декорации, глядя на них, снимая их, раскатывая и откладывая к дальней стене сцены, передвигая их туда и сюда на колосниках, поднимая другие со склада под сценой. Сумасшедший и Перри Кент работали на колосниках, поднимая и опуская занавесы, отвязывая их и перевешивая грузы. Работа была долгой, тяжелой и напряженной, и безумец забыл обо всем. В те часы на колосниках он чувствовал себя почти счастливым: свободный человек, упражняющий свое тело (а это и называется работой), растягивающий свои мускулы, налегающий на веревки и работающий в молчаливом согласии с другими людьми. Когда во время редких перерывов сумасшедший и Перри спускались вниз на сцену, чтобы посидеть вместе с остальными и выкурить по сигарете, безумец успокаивался. Он забыл о беспокойстве, забыл о страхе. Они вместе разговаривали, вместе смеялись, и сумасшедший чувствовал себя одним из них.

Вот это и было его настоящее “я”. Он не то чудовище, вынужденное убить старика и старуху. Как он ненавидел это! Как он ненавидел мир, вынудивший его поступить так!

Если бы весь мир мог быть подобен этому братству. Люди, работающие вместе в согласии, без подозрения и страха. Без жестокости.

Безумец надеялся, что ему никогда не придется убивать никого из этих людей. Он всем сердцем на это надеялся.

Стрелки часов показывали уже час ночи, когда они наконец закончили работу и отправились все вместе в дом, чтобы перекусить перед сном прямо на кухне. Сумасшедший испытывал приятную усталость, немного хотелось спать. Кухня выглядела светлой и теплой, а лица вокруг него счастливыми и усталыми.

Как это было ХОРОШО! Безумец едва не заплакал от прелести происходящего. Сумасшедший так устал, что, когда они наконец поднялись в свои комнаты, он не смог даже подумать о Сисси Уолкер. Он только вошел в комнату, разделся, скользнул под чистые простыни и мгновенно заснул.

Утром в четверг безумец все еще испытывал восторг прошлого вечера. Он наслаждался дружеской атмосферой за завтраком и тем радушием, с которым остальные приняли его в свои ряды. Безумец смотрел на Сисси Уолкер и испытывал удовольствие от этого, но воспринимал ее лишь как приятного члена этой приятной компании. Вчерашний послеполуденный голод совершенно исчез.