Утром в четверг безумец все еще испытывал восторг прошлого вечера. Он наслаждался дружеской атмосферой за завтраком и тем радушием, с которым остальные приняли его в свои ряды. Безумец смотрел на Сисси Уолкер и испытывал удовольствие от этого, но воспринимал ее лишь как приятного члена этой приятной компании. Вчерашний послеполуденный голод совершенно исчез.
Однако голод не спеша возвращался в течение дня. Утром мужчины работали с Арни Капоу, относя задники на улицу девушкам, чтобы те их отмыли, а затем вновь принося на сцену, где задники покрывали грунтовкой и поднимали наверх. Пока шла работа на повторном круге, безумец снова поднялся с Перри на колосники. Глядя вниз через переплетение канатов, сумасшедший наблюдал, как Мэри-Энн Маккендрик движется вокруг сцены, проверяя вместе с Арни список предметов обстановки. Сисси Уолкер дважды приносила им кофе. Она оказалась единственной девушкой, одетой в блузку и юбку, все остальные были в голубых джинсах. Глядя на сцену с колосников, безумец увидел Мэри-Энн Маккендрик, и голод проснулся в нем снова, разгораясь все сильнее.
Голод еще больше усилился после ленча. Ральф Шен начал тогда первую репетицию. Ему были не нужны Линда и Карен, поэтому они вернулись, чтобы опять работать с Арни, зато Шен потребовал присутствия всех мужчин.
Ральф раздал им всем экземпляры пьесы, сценической версии, опубликованной Сэмюэлем Френчем. После этого, пока все просто сидели вокруг, Шен сосредоточился на начальной сцене между Луин Кемпбелл и Ричардом Лейном.
Луин Кемпбелл играла веселую вдову, изысканную нимфоманку, славящуюся своими остроумными высказываниями. Даже на этой первой репетиции, читая по тетради, Луин раскрывала характер этой героини. Она надела белую блузку и черные брюки и выглядела очень внушительно, особенно в талии. Ее жесткое и несколько суровое лицо соответствовало роли, добавляя грубоватости характеру вдовы.
Сумасшедший наблюдал. Он смотрел на Луин, и образы снова начали кружиться в его мозгу. Теперь к ним добавился еще и образ Луин Кемпбелл, и безумец стал придумывать способы остаться с ней наедине. Его мозг рисовал целые цепочки страстных сцен с Луин, причем во всех случаях актриса оказывалась даже более похотливой, чем он сам.
Позднее сумасшедшему пришлось ответить на зов природы, оторвавший его от грез. На первом этаже отсутствовала ванная, поэтому безумец отправился наверх, на обратном пути он встретил Сисси Уолкер.
– Привет, – улыбнулась девушка. – Как дела с Ральфом? Сумасшедший уставился на нее, секунду или две он чувствовал себя совершенно неспособным произнести хотя бы один звук в ответ. Но ему необходимо было что-то сказать, прежде чем молчание стало бы неестественным.
– Все в порядке, – наконец пробормотал он и скорчил гримаску, недовольный банальностью фразы.
Сисси прошла мимо и, минуя его, покосилась на него уголком глаза. Безумец остановился, не дойдя до первого этажа шесть ступенек, но не смог придумать ничего подходящего.
Здесь требовался какой-то другой разум. Он научился быть умным, но только в одном случае, только когда нужно было обмануть. Но для того, чтобы говорить с женщинами, ему требовался совершенно другой склад ума.
Сумасшедший обернулся и посмотрел вслед Сисси. Ее ягодицы покачивались, когда она поднималась по лестнице, заставляя натягиваться свою юбку. Девушка надела мокасины и белые носки, но выше ее ноги оставались голыми. Глядя вверх, безумец видел ее ноги почти до бедер, они мелькали в разрезе развевающейся юбки. Сами же бедра скрывались в тени под юбкой.
Сисси была той, кто ему нужен. Не Луин Кемпбелл, и не Мэри-Энн Маккендрик, и не кто-нибудь еще. Сисси Уолкер подходила ему идеально.
Потому что она обладала таким круглым телом. И потому что она искоса смотрела на него за столом. И потому что она была страстной, сумасшедший не сомневался в этом. Такой же страстной, как он сам. Такой же страстной, как Луин Кемпбелл в его дневных грезах.
Безумец услышал, как девушка поднимается по ступенькам на третий этаж, и в следующую минуту он последовал за ней.
Ум. Умение. Ему следовало знать, что он скажет, когда войдет. Он должен быть готов произнести что-нибудь остроумное, забавное, пусть даже непристойное.
Как люди в “Веселой вдове из Виши”, они все время говорили друг другу остроумные и непристойные вещи и улыбались.
Лицо сумасшедшего застыло, он казался угрюмым, суровым, разгневанным и явно испуганным. Безумец остановился в холле второго этажа, пытаясь придать своему лицу более приятное выражение. Он растянул губы в гримасу, надеясь, что та будет похожа на улыбку. Сумасшедший сжал ладонями похолодевшие щеки.
Разве так можно? Ему придется умолять ее, ему придется заставить ее захотеть его. Он не может стоять молча с застывшим лицом.
Но безумец не мог придумать ни одной остроумной фразы для Сисси. И он не мог заставить расслабиться мускулы своего лица. Его руки сжимались в кулаки, и сумасшедший ударял одним кулаком о другой, сердясь на самого себя.
Ему придется ПРИДУМАТЬ. Он поднимется наверх, войдет в ее комнату. Она поднимет глаза и увидит его. Что она скажет?
Она спросит его, что он здесь делает.
Он ответит:
"Жизнь – это слишком скучная лестница, ведущая вниз”.
Сумасшедший шепотом повторил фразу:
"Жизнь – это слишком скучная лестница, ведущая вниз, – и затем:
– Я мог бы предложить интересное занятие”.
А Сисси спросит:
«Какое занятие?»
Он многозначительно посмотрит на ее груди:
"Приятное занятие”.
Что она скажет тогда?
Безумец не сумел придумать. Он совершенно не представлял себе, что ему скажет девушка.
Но, по крайней мере, он придумал начало, он нашел способ завязать беседу. Во время разговора он придумает, что сказать дальше. Главное – хорошо начать беседу.
Сумасшедший поднялся по лестнице на третий этаж.
Все двери, кроме одной, оказались закрыты. Безумец подошел к открытой двери и заглянул внутрь. Сисси сидела на кровати. Она снимала правую туфлю; ее правая нога лежала поверх левой, а юбка была задрана до бедер. Солнечный луч отражался от ее голых ног.
Девушка увидела, что сумасшедший стоит в дверях, и мгновенно вскочила, одергивая юбку. Сисси очень рассердилась:
– Какого дьявола вы тут делаете с вашим длинным и любопытным носом?
Начало оказалось не правильным, но сумасшедший попытался продолжать свою роль по сценарию. Он улыбнулся Сисси неуверенной беспокойной улыбкой и произнес:
– Жизнь – это слишком скучная лестница, ведущая вниз. Слова прозвучали так гладко, словно сумасшедший цитировал какую-то пьесу.
– Послушайте, уходите отсюда, – потребовала Сисси. – Или вы хотите, чтобы я сказала Бобу Холдеману?
Безумец вошел в комнату, вытянув руки перед собой в умоляющем жесте:
– Я только хочу быть вашим другом.
– Вы выбрали очень забавный способ подружиться. Девушка в одних белых носках подошла к шкафу и достала белые тапочки. Они сразу напомнили сумасшедшему о психушке и докторе Чаксе.
Он не мог больше сдерживаться. Безумец пересек комнату, потянулся к Сисси, коснулся ее рук, ощущая под своими пальцами теплую плоть.
– Сисси... Послушайте...
Девушка отшатнулась, скорее сердитая, чем напуганная, а он продолжал двигаться к ней. Сисси пыталась оттолкнуть его, но сумасшедший схватил ее за руки, не давая уйти.
– Будьте хорошей девочкой, Сисси, – попросил он, понижая голос до хриплого шепота. – Будьте хорошей девочкой.
– Убирайтесь! Оставьте меня. Вы ненормальный. Вы хотите, чтобы я закричала?
Крик. Приходят люди. Крики. Подозрение. Вопросы. Разоблачение. Доктор Чакс.
Ей нельзя позволить закричать.
Сумасшедший отвел правую руку назад, сжал ее в кулак и ударил девушку в лицо.
Глаза Сисси расширились, а затем она упала назад. Падая, девушка повернулась, так как его левая рука все еще сжимала ее руку. Но Сисси была еще в сознании, глаза ее широко открылись, а рот, красный теперь не только от помады, но и от крови, уже округлился для крика, и тогда сумасшедший снова ударил ее. Этот удар опрокинул ее на пол, а его по инерции бросило на тело девушки, и тогда Сисси стала извиваться под ним; ее тело было горячим и полным жизни. Девушка изгибалась и корчилась, пытаясь освободиться, но безумец не обращал внимания на ее движения, голод превратился в физическую боль, в абсолютную одержимость.
Ей следовало перестать бороться с ним. Ей следовало уступить и позволить ему утолить голод. Ей не следовало пытаться освободиться.
Его руки нащупали горло девушки. Пальцы сжались. Ее правое ухо оказалось около его рта, и его ноздри наполнились ее мускусным запахом.
– Не борись со мной, Сисси, – прошептал безумец. – Не заставляй меня причинять тебе боль. Перестань сопротивляться, и я отпущу твое горло.
Но Сисси продолжала бороться, она корчилась и металась, била его ногами, молотила руками, ее тело приподнималось и извивалось под ним. Если бы девушка была в туфлях, их каблуки выбивали бы на полу барабанную дробь, и, хотя они были на третьем этаже и ближайшие к ним люди находились двумя этажами ниже, кто-нибудь мог бы услышать шум и прийти посмотреть, для чего это барабанят по полу. Но на ногах девушки оставались лишь белые носки. Никто ничего не услышал.