По телефону Глеб Фролов заявил, что шибко занят и может пообщаться только утром, в субботу или воскресенье, когда бегает трусцой от инфаркта в центральном городском парке. На разговор мне отводилось десять минут, не более. Парень удивил меня несказанно. Думается, он мог бы выкроить хотя бы полчаса для человека, который расследует смерть его родного брата.
Но, хозяин – барин. Он диктовал условия, я вынужден подчиниться.
Давненько я не вставал так рано, да еще в субботу, да еще в самую что ни на есть первую субботу июля.
Позевывая, поднимаюсь с кровати, на цыпочках косолапо выбираюсь в туалет, потом – на кухню, ляпаю бутерброды с сыром, наскоро перекусываю, бреюсь, напяливаю джинсы, футболку, кроссовки и покидаю спящую Анну.
Трясущийся пованивающий лифт – зачуханный подъезд – улица.
Утро чистое, светлое и просторное. Завожу «копейку» и направляюсь в сторону парка. Оставляю тачку неподалеку от арки входа, возведенной еще в тридцатые годы минувшего века и недавно выкрашенной в нежно-салатный цвет. А сам стою, жду.
Вот – появляется, быстрым пружинистым шагом приближается ко мне. Одет по-спортивному: огненно-красная маечка, белые трусы и кроссовки.
Бориса Красноперова я видел только на фотках в интернете, зато теперь Глеба Фролова наблюдаю вживую, и мне кажется, что передо мной Бориска: жирная физиономия, крутой бычий затылок. Разве что ежик волос не черный, а светло-русый.
– Извините, но у меня действительно мало времени, – взгляд холодных неумолимых глаз четко фокусируется на моей переносице. – Бизнес – штука жестокая. Не принадлежишь самому себе.
Через открытые кованые воротца проходим в парк. Лето, суббота, вход платный, но контролеры появятся в десять, а сейчас девять с минутами.
Странно. Вроде бы Глеб Фролов должен быть человеком не бедным, но вместо того, чтобы качаться в фитнес-центрах, бесплатно бегает в утреннем парке. Может, успевает и там, и там?
– Позвольте спросить, каким бизнесом занимаетесь?
– У меня два мебельных магазина.
Недоуменно поднимаю брови.
– И это отнимает все ваше время?
– Если вам как детективу так любопытна моя скромная персона, спешу сообщить: на досуге пишу кандидатскую. Ни минутки свободной.
– Вы юрист?
– Экономист. Как видите, – он слегка усмехается, не становясь от этого мягче и приятнее, – я и теоретик, и практик одновременно. Теория позволяет внедрять передовые достижения экономической мысли. Практика дает пищу для размышлений и обобщений.
До чего наукообразно выражается! Мне так ни за что не сказать.
Чувствую, что хлопец напряжен. Должно быть, ему не терпится бежать, а я как будто его стреноживаю. С тревогой предвижу, что он сейчас поскачет, и мне придется трусить за ним – как Коломбо в каком-то фильме. Не помню, в котором, столько их пересмотрел.
Но он продолжает идти, а я продолжаю спрашивать.
– Кто мог убить вашего брата?
– Не в курсе. Твердо уверен в одном: это сделал не я.
– Вас не удивила его смерть?
– И да, и нет. До меня доходили слухи, что он нечист на руку.
– А от кого слышали, если не секрет?
– Теперь уж и не вспомню.
– Какие у вас были отношения?
– Неважные. Мы оба из породы лидеров. В те времена, когда родители были еще вместе, мы – два пустоголовых пузыря – дрались постоянно. Мне пять, ему – шесть, а лупили друг друга так, что пух и перья летели.
– Вы часто общались, будучи уже взрослыми?
– Практически нет. Поздравляли друг друга по праздникам, на этом все и заканчивалось. Мы ведь росли в разных семьях. Отец женился, мать вышла замуж. У брата отчим, у меня – мачеха. Не знаю, как жилось ему, лично мне несладко. Мачеху я ненавидел – можете ей передать. В восемнадцать ушел в армию и к отцу уже не вернулся. С Борисом случилась похожая история. Он окольцевался рано, на первом курсе, и тоже удрал из семьи. Так что мы с ним как бы развивались параллельно. Он стал чиновником, я бизнесменом, оба достигли кое-каких высот. Наверное, потому что изо всех сил старались не зависеть от родителей, держаться от них как можно дальше. Только вперед и вверх! Вся моя жизнь – это бег. Из прошлого – в будущее.
Он косится на меня, словно спрашивает: теперь ты от меня отстанешь? Мы уже добрались до круглой площадки с деревянной раковиной эстрады.
– Последний вопрос, – останавливаю я его, рвущегося вперед и вверх. – Известна вам фирма «Сила судьбы»?
– Та самая, что строит Пирамиду Хеопса? Я не слушаю местные новости и, уверяю вас, ничего бы не знал о ней, если б не смерть брата… Больше мне сказать нечего. До свидания.
Не дожидаясь ответа, он поворачивается и начинает бег по асфальтовой дорожке… И вот уже превращается в крохотную фигурку, мелькая красной футболочкой между стволами высоких елей.
* * *
На следующий день, в воскресенье, я потолковал с отцом обоих братьев. От этого разговора осталась тягостное послевкусие, словно выпил прокисшее молоко.
Фролов-старший – незавидного росточка мужичонка, седой, сухотелый, с дубленой, дочерна загорелой кожей, грубоватый и жесткий, сразу ставший называть меня на ты. Всю свою жизнь работал строителем, бригадирствовал – и к людям относится попросту, без затей. Хотя и не без хитринки, все же был начальничком, пусть и небольшим. Знает, с какого боку к человеку подойти, как маскировать неприглядную правду приятной ложью. Тертый калач.
О покойном сыне он говорил неторопливо и неприязненно, как о чужом. Что можно понять: в последний раз он видел Бориску, когда тот был совсем еще мальцом.
Но когда речь зашла о его бывшей супружнице, матери Бориса и Глеба, спокойствие мужику изменило разом. Так и затрясся от злобы: шлюха, тварь, курица безмозглая, бросила, предала, а он-то, дурак, в лепешку расшибался, чтобы ей и детишкам жилось, как у Христа за пазухой!..
Слушать его было невыносимо противно.
Моя попытка встретиться с Красноперовым, отчимом Бориса, успехом не увенчалась: от общения мужик откровенно уклонился. Что ж, его право.
Зато мать Фроловых-Красноперовых поговорить согласилась. И в тот же день наше рандеву состоялось. У нее дома.
Она оказалась женщиной полной, добродушной, бесцветной. Типичная домашняя клуня, смиренная и бесхарактерная. Сыновья – внешне – скорее в нее, чем в папашу. Стоило мне упомянуть Фролова-старшего, как она тотчас увяла, точно постарела лет на двадцать, а то и более. И принялась сбивчивой скороговоркой объяснять, что Фролов был сущим извергом: измывался над ней, бил на глазах детей, выгонял из дома.
Тогда я – осторожно – поинтересовался ее вторым супругом. И получил в ответ уже совершенную невнятицу. Она разошлась с Красноперовым, когда Борису было семнадцать. Второй супруг оказался похлеще первого.
Есть такие женщины-рабыни, которые притягивают жестоких мужиков, жаждущих властвовать и истязать. Она была из их числа. Крупная, наверняка сильная, она терпела побои и глумление. А между тем мужья были мельче ее. Дай она – один разочек – отпор, и ее жизнь, возможно, изменилась бы круто. Но она не могла пересилить свою рабскую натуру.
– Я бы вытерпела, – тяжело вздохнув, сказала она, печально уставив на меня покорные рыбьи глаза, – если бы не…
И закусила губу. И умолкла.
Я подождал, не закончит ли она фразу. Не дождался и спросил:
– Вытерпели, если бы не… что?
– Ничего, – она поглядела на меня исподлобья с неожиданной злостью.
– Ладно, не хотите отвечать, ваше право. Скажите только, это «если бы не…» связано с вашим сыном Борисом?
– Неважно, – отрезала она, опустив голову. Ее блеклые глазки скользили робкими рыбками, избегая моего взгляда, и я видел тонкий пробор в ее русых с сединой волосах.
На этом наш разговор, по сути, завершился.
Я в раздумье покинул тихую квартирку матери Красноперова, спустился по ступенькам «хрущевки», отворил подъездную дверь, вышел на крыльцо – и зажмурился от хлынувшего в глаза предзакатного солнечного света. И тут же внезапная мысль, вспыхнув вторым солнцем, ослепила меня изнутри.
Идиотская, совершенно безумная, практически ни на чем не основанная. От неожиданности я покрылся испариной.
Эта мысль все объясняла: и начало признания, внезапно вырвавшееся у Фроловой-Красноперовой: «если бы не…», и упрямое нежелание продолжить фразу. Она вынесла бы от второго мужа любые унижения, если бы не… И – кстати – Борис Красноперов подростком покинул родительский дом и с тех пор с отчимом не общался…
Да нет же, бред собачий! Такого просто не может быть!..
Но почему бы не проверить? Хотя бы для прикола. Что ж, попробовать можно. Ментам такое точно в голову не взбредет, я буду первопроходцем.
Вечером, в десятом часу звоню актрисуле.
– Не занята? Можно с тобой покалякать?
– Валяй, – разрешает она. И добавляет: – Я у твоего Кондора. Он лежит рядом, голенький, и взирает на меня с ревностью венецианского мавра. О-о, как он сейчас страшен! Так что будь предельно осторожен, дорогой… – Она коротко смеется. – Передает тебе привет.
