– Послушай…
– Вся внимание.
– Тема крайне деликатная…
– Не выламывайся, как институтка, сыч. Мы же взрослые люди. Какие у нас могут быть деликатные темы? И вообще, у меня от Кондора секретов нет. Он – моя самая задушевная подружка… Вот, кивает.
– Ладно, отныне выламываться не стану. Как считаешь, не было у твоего мужа некоторых… сексуальных отклонений?
– Так, так, так. Уже интересно. Сейчас самое время для таких вопросов, распаляют кровь. Честно признаться, не-а, не заметила. Вполне себе…
– Он частенько возвращался домой поздно?
– Да практически каждый день.
– И это тебя не волновало?
– Я считаю, что муж и жена должны мирно сосуществовать и не совать нос в дела друг друга. Так мы, в общем-то, и поступали. У каждого была своя личная жизнь. По сути, встречались только в постели.
– Он пользовался одеколоном?
– Как всякий уважающий себя мужчина, тем более функционер. Всегда тщательно брился и принимал душ, если это тебя волнует.
– А тебе не показалось, что его одеколон… скажем, не совсем мужской и больше смахивает по запаху на духи?
– М-м-м… Пожалуй… Вернее так. У него было два любимых одеколона. Один для работы – крепкий, альфа-самцовый (я называла его пиратским), от которого как бы шел запах моря, ветра, табака, пороха. Я бы даже сказала – запах отваги. А второй – для внерабочего времяпровождения. Действительно, это было что-то вроде духов.
– А как он одевался?
– В смысле – что носил? На службу – костюм, рубашку, галстук, что там у них полагается по бюрократическому дресс-коду. А на отдыхе предпочитал богемные тряпочки: какой-нибудь шелковый зеленый пиджачок с узорчиком, канареечный шарфик, красные брюки… Э, сыч, ты это к чему клонишь?
– А если я предположу… без всяких доказательств… что у твоего мужа была не совсем традиционная ориентация. Поверишь?
Актрисуля принимается задумчиво напевать: «бу-бу-бу, бу-бу-бууу…», потом говорит:
– Ты заронил зерно сомнения в мою душу, сыч. В постели Красноперов чемпионом не был, но… Бисексуал? Такого в моей практике еще не бывало. А ты уверен?
– Никаких данных, только интуиция.
– Заруби на носу, интуиция для творческих людей крайне важна. По себе знаю… Ну, давай, спрашивай еще, мне нравится.
– Было такое, чтобы он, разговаривая по телефону, уединялся, не желал, чтобы ты его слышала?
– Еще сколько раз! Он же обделывал разные делишки, которые меня не касались… Но ты эту линию разрабатывай, оч-чень перспективная. Вот будет здорово, если окажется, что я жила с гомосеком!.. Но с чего ты решил, что он голубенький?
– Подозреваю, что твоего Красноперова, когда он был еще подростком, опустил отчим, человек садистской жестокости. Впрочем, возможно, это мои фантазии.
– Бедный Бобик! – восклицает актрисуля. – Теперь я понимаю. Сердцем чувствовала, что у него что-то было в детстве такое… Тяжелое. Он носил это в себе. Бедный, бедный Бобик! Я сейчас зареву… Но ты эту линию веди, сыч. Разгадка где-то тут. Уверена. Верь моей интуиции…
Отключаю мобильник и впадаю в задумчивость.
Куда двигаться теперь?
Мне бы сильно помог пацан по прозвищу Скунс, но его почти три года назад прикончили по приказу Француза. И я даже не знаю, где покоится его подростковое тельце: предано по христианскому обычаю земле или сгнило за городом, в загаженной яме, среди трухлявых досок и проржавелого железа.
Но если не сам Скунс, мальчишечка с заячьей губой и храбрым сердцем, то хотя бы память о нем может, пожалуй, стать моей путеводной звездой…
* * *
Вот уже пять лет Эдик не появляется в борделе, где был наложником для вип-персон. Он числится секретарем у своего возлюбленного, бывшего зека, а ныне крупного предпринимателя, которого зовет насмешливо пупсиком и презирает всей душой.
За эти годы Эдик раздобрел от сытой безмятежной жизни и праздности. Лицо залоснилось, затекло жиром, стало как будто примитивнее. Он уже не так похож на декадента серебряного века. Исчезла утонченность горбоносого профиля, черные волосы поредели. Эдик красит их, скрывая пробивающуюся седину. Изменился взгляд карих с золотыми искорками глаз, мерцающих из-под тяжелых век. Некогда он был томно-циничным, теперь в нем появились добродушие и довольство.
Сегодня, как и обычно, Эдик встал около десяти часов утра, заварил на кухне ароматный черный кофе по-турецки и снова улегся в кровать, отпивая напиток маленькими глотками и блаженствуя. Теперь он будет нежиться до полудня, потом лениво оденется, посмотрит какой-нибудь американский или французский фильм, а обедать поедет в любимый японский ресторанчик.
Но этот привычный ритуал на короткое время перебивает звонок. Эдик подносит к уху изящный ультратонкий, подаренный пупсиком телефон. Год назад, ради прикола, заранее посмеиваясь, он попросил у любовника телефон голубого цвета – и получил.
Сейчас в этом ярко-василькового цвета телефончике раздается приятный баритон, представляется Корольком, заявляет, что был знаком с несчастным Скунсом и принимается набиваться на встречу.
– Ну, не зна-а-аю, – тянет Эдик. Прижав мобильник плечом, он достает янтарный мундштук, вставляет в него сигарету, закуривает и закрывает глаза от удовольствия. Сигарета после кофе – это кайф. – Стоит ли мне рисковать? Встречаться с незнакомым мужчиной – большой риск. Согласны?
– А вы решитесь, – уговаривает голос.
Эдик не привык ломать установившийся распорядок дня, полудремотное расслабляющее существование, но мягкий баритон незнакомца его волнует. Если судить по голосу, этот Королек, несмотря на дурацкую кличку, весьма сексуален, возможно, даже красив. Пожалуй, он, Эдик слишком долго хранит верность пупсику, не пора ли слегка позабавиться, так, от скуки?
Эдик тут же гонит крамольную мысль прочь. Нет, он достаточно умен и рационален, чтобы поддаться глупому соблазну. Стоит пупсику проведать о грешке неверного любовника, тут же прикажет подручным громилам убрать «эту падаль», и Эдик исчезнет из мира живых, словно никогда и не рождался на свет.
В то же время пацанячье любопытство так и подмывает его поговорить с Корольком.
– Если вас что-то смущает, – продолжает ненавязчиво настаивать голос, – потреплемся под открытым небом. Зачем скрываться? В этом нет никакого смысла: вы помогаете найти убийцу. Миссия вполне законная и благородная. Я не стану взывать к вашим гражданским чувствам, но…
– А почему бы и нет? – обижается Эдик, как капризная женщина. – А вы взывайте! Взывайте! Или я не гражданин этой великой державы? Или я некто второго сорта, да?!.. Ладно уж. Договариваемся так. Ровно в три часа. Возле мэрии. Учтите, жду три минуты. Если вас не будет, уезжаю, и больше мне не звоните, бесполезно. Найдете меня в маленьком голубом «фольксвагене». На разговор отводится десять минут.
– О’кей, – весело соглашается голос. – Тогда сверим наши часы…
* * *
К мэрии подруливаю минут на двадцать до назначенного срока. И когда сочно-васильковая двухместная машинка, юрко лавируя между громоздких тачек, припарковывается неподалеку, тотчас подхожу, заглядываю внутрь и спрашиваю:
– Эдуард?
– Можете запросто звать меня Эдиком, – отвечает существо за рулем, – я не обижусь. Напротив, это нас сблизит. – И, блеснув серебряным браслетом, указывает на сиденье возле себя. – Прошу.
И окидывает меня оценивающим взглядом, от которого мне становится нехорошо. Женственный черноволосый красавчик в огромных темных очках, наряженный в ярчайшую светло-зеленую футболку и канареечные штаны. На шее массивная золотая цепь. На пальцах перстни.
Оказавшись рядом с ним, сразу чувствую запах – не одеколона, а духов, тяжелый и терпкий. Маленький мирок кабины пропах тягостным ароматом.
В свое время, общаясь с геями, я не испытывал неловкости: нормальные ребята, немного отличающиеся от меня. Мы все друг от друга хоть чем-то да отличаемся. Но, сидя возле Эдика, этого странного создания, полумужчины-полуженщины, ощущаю странную оторопь. Точно передо мной пришелец из другой галактики.
– Позвольте еще раз напомнить…
– Позволяю, напоминайте, – жеманничает Эдик, то ли придуряясь, то ли действительно не умея разговаривать по-другому.
– Я расследую убийство Бориса Красноперова. Он вам знаком?
– Кажется, я слыха-ал о тако-ом, – Эдик растягивает слова, как кисейная барышня позапрошлого века. – Уж и не припомню, по какому поводу… Так он убит? Увы, все мы – лишь горсть праха… Впрочем, я не в курсе местных новостей. Они меня мало интересуют. Это так мелко…
Я прерываю его манерное пустословие:
– Эдик, пожалуйста, ответьте. Был Красноперов… из ваших? Да или нет? Если да, то кто его любовник?
– Как вы сразу… быка за рога, – усмехается он и закуривает сигарету в янтарном мундштуке. – До меня доходили смутные слухи о человеке с такой красноречивой фамилией. Но ведь вам нужны факты. Надежная информация. Верно? Вам это действительно очень нужно?
