Шумно полилась вода. Незваный гость старался перекричать резвый напор:
– Дед, а тряпки какой ненужной – не найдется?
– Па-а-аш! – одновременно донеслось из квартиры соседа. – Чё ты дом холодишь?
Ты иди, Паш, иди, – смутился Иван Ильич. – И, оставив свою входную дверь нараспашку, прошаркал к себе.
* * *
Семигорск, тот же вечер, около полуночи
Крокодил неуклюже плюхнулся в мутную желтую реку и вдруг легко застрочил по течению, крутя хвостом и извиваясь, словно танцуя ламбаду.
– Оля! Сюда! Быстрее…
В комнату вбежала жена и плюхнулась рядышком на диван, отбросив в сторону кухонное полотенце.
– Э-эх! Пропустила… Такой момент…
Меж тем на экране аллигатор уже рвал антилопу.
– О-оч-чень интересно, – съязвила Ольга, – особенно на ночь глядя.
– Это же Би-Би-Си, уникальные съемки.
– Если б ты знал, Пашенька, как мне надоел этот ящик.
– Переключить? На втором – какая-то американская комедия.
– И комедии надоели. Особенно американские. Одно старье и крутят.
– Ты просто устала, – Павел приобнял жену и зарылся носом в ее пышные волосы. – Весь вечер готовила, возилась… Даже за ушком пирожками пахнет.
Она слегка отстранилась, не выпуская его руку из своих.
– Вовсе я не устала, просто все раздражает – и эта рутина, и аллигаторы с носорогами… Сколько лет мы не были на море? Ты считал?!.
– В этом году поедем в Анапу. Обещаю.
Она прильнула к нему, пытаясь представить и горячий песок, и ласковое синее море, а Павел, приобняв, баюкал ее в такт своим словам и ее мыслям:
– Я знаю, ты переживаешь из-за пацана, – он кивнул головой в сторону синей дорожной сумки, с утра притулившейся у дивана.
– Еще бы, – вздохнула она. – Представь, – приехал, демобилизовался… И никто его не встречает. Ни-и-кто. А вместо дома…
– Хорошо, что ему тут же адрес наш дали…
– Конечно, пусть пока поживет. Люськина комната теперь свободна.
– А ты молодец, сразу второй ключ ему дала. И мы не будем связаны ожиданием…
– Он вроде к девушке своей пошел?
– Вроде…
– Вряд ли он сегодня вернется…
– Вряд ли. Уже первый час ночи…
– Паш, – ее глаза вдруг влажно блеснули. – А как он играет, скажи? Как бог! Словно в душу глядит. – И, кивнув на старинное пианино, добавила:
– Хорошо, что инструмент для него сохранили – твоя идея! Баба Тася была бы довольна…
Ольга вдруг рассмеялась:
– Смотри!
На экране вовсю разворачивались брачные игры лемуров. Павел убавил громкость и потянулся:
– Знаешь, а у меня аппетит вдруг прорезался.
– Пирожков захотел? – лукаво улыбнулась Ольга.
– Для разгона можно и пирожков.
– А кто говорил: на ночь есть не бу-у-дем, – передразнила она Павла, игриво хлопнув его по плечу. – Ладно, сейчас принесу. И даже компанию тебе составлю, провокатор.
Подобрав с сидения полотенце, Ольга направилась было накрывать поздний ужин, но, выйдя в коридорчик, вдруг застыла от ужаса: в темном проеме двери горой возвышался мужик в вязанной шапке с рванными прорезями для глаз. Молча, он слегка качнул пистолетом, будто подзывая ее. И тут она отчаянно закричала. Мягко спланировало на пол кухонное полотенце. Смягченный глушителем, выстрел прозвучал едва слышно.
Вслед за женой был отброшен пулей и вскинувшийся на крик Павел.
– Уходим, – буркнул стрелявший и стянул с лица шапку.
– А – инсценировочка? – поднял взгляд второй – мелкий, востроносый и без шапки. – Времени-то, навалом.
Удерживая в руках два фолианта, вытащенных наобум из квартиры букиниста, он протиснулся мимо громилы в гостиную. Его взгляд остановился на нелепо торчавшей у дивана дорожной сумки. Решение пришло мгновенно.
– Вот сюда и закопаем, – злорадно усмехнулся он, укладывая книги на дно той сумки. – Хитрая подстава – дело верное!
Напоследок он заглянул в боковой кармашек и выудил из сумки чей-то паспорт.
– Глянь сюда, – подозвал он громилу и ткнул в фото раскрытого паспорта.
Напарник чуть было не присвистнул, глядя на владельца паспорта:
– Ты, Фарт, в самом деле, везучий. Бери его с собой – под окнами скинем. Пусть следаки голову поломают.
– Давай прям отсюда, – загорелись глаза у второго.
Он прошел на кухню и, распахнув окно, сбросил паспорт в кусты. Следом полетел и ствол.
Вышли они налегке, практически с пустыми руками. На первый взгляд, обычные слегка припозднившиеся молодые люди. Лишь пара реплик могла насторожить стороннего наблюдателя:
– Шеф нам с утра показательные выступления устроит. С поркой… Столько возни – все впустую…
– Смотря для кого, – хмыкнул второй. – Пара тысяч евриков мимоходом – тоже не хило.
– Если успеем потратить…
– Не бзди… Отрицательный результат – тоже результат. Главное, не наследили.
Хмыкнув, востроносый подошел к мусорному баку и сбросил в него бахилы, которые стянул с себя еще в подъезде. Следом полетели бахилы второго.* * *
…Беременная земными тяготами луна тревожно и часто дышала: до мартовского лунного затмения две тысяча седьмого года оставалось всего три часа. Исходную позицию оседлал ретивый рок, все сильнее затягивая удавку на судьбах вольно и невольно вовлеченных в события людей и народов. Кто не спрятался – я не виноват…
Семигорск, 4 марта, пять утра
Дождь, нежданный мартовский дождь, вдруг панически заколотил в окна. Саша проснулся. Недобрым екнуло сердце. Ветер сердито вздул тюль и освежил прокуренный воздух. И тут он все вспомнил. Все. Кроме… последних часов.
Он – на диване. Одетый. Чужой плед, легкий аромат духов от подушки. В изголовье лунным светом играют хрустальные подвески ночника: полнолуние. Он нащупал выключатель.
Боже! Он вырубился у Леси…
Горсть сумбурных ощущений вдруг сложилась в шедевр импрессиониста: в траурной рамке обреченности переливались радужные спирали и разноцветными звездами рассыпался фейерверк. У них с Лесей – все было . Все произошло именно так, как он мечтал еще с юности, дико и бездарно ревнуя ее к Димону.
Он вскочил, отбросив в сторону плед и подошел к раскрытой форточке. Выдох ночи – прохладный и вкусный, искры дождя в лицо, – окончательно разбудили память, которая смачно перетасовав разрозненные шоком эпизоды, стала раскладывать их последовательно и мерно как гадалка – пасьянс.
Вот он на автопилоте отправился прямо из ДК – к Лесе, хотя знал, что его к ужину ждали Павел и Ольга…
Нет, не так. Ноги сами привели его… к дому, к самому родному на земле месту. И вновь он, привычно свернув из темного переулка за угол аптеки, – опешил: поздний мартовский вечер вдруг злорадно оскалился неоновым счастьем. Счастьем чужого праздника. Он бросился прочь – через дорогу – к Лесе. Но мерцающие блики дразнящего самодовольства – “Пансионат “7 звезд” приглашает” – еще долго кололи ему глаза…
А вот и мгновенно распахнутая дверь, словно здесь сторожили его приход. В проеме – Леся. Теплом обдало радостное:
– Нашелся, пропащий!
Слегка приоткрывшись, опасливо скрипнула дверь в комнату ее матери и снова, уже резко, захлопнулась, успев выдохнуть недовольное кряхтение, косой царапающий взгляд и едкое пожелание спокойной ночи. Затем – хрустальное ожерелье веселого щебета Леси. И легкий знатный ужин.
Его здесь ждали.
Беспокоились.
Любили?
Вопросительный знак все же победно распрямился – без клятв и признаний. Просто об этом кричали глаза, шептали пальцы, пело сердце. Он подхватил ее на руки и бережно опустил на кровать… А потом…
Потом, уже в гостиной, включив для ненужной конспирации телевизор, он осторожно остужал ее радужные планы. Поначалу он должен разобраться – что же произошло с ним в ДК.
А потом – он вырубился. И заснул как убитый.
Сердитый дождь, спешно разбудив его, – тут же пошел на убыль. Кажется, перестал и вовсе. Пузатая фигурная стрелка стенных часов застыла на цифре 5.
Надо двигать к Павлу, – решил Саша. – Ключи есть – будить людей не придется. В любом случае, лучше явиться под утро на Кольцова, чем, после вчерашнего, столкнутся в дверях с Лесиной мамой.
Он подошел к окну, застегивая на ходу рубашку. На подоконник натекла небольшая лужица. Прежде чем уйти, он прикрыл форточку и промокнул носовым платком выплаканные слезы ранимой мартовской ночи.
* * *
Гулко хлопнула подъездная дверь. Саша в два прыжка перемахнул ступени и вздрогнул: дверь справа – в квартиру пожилого букиниста, о котором успела рассказать ему Ольга, – тихо всхлипнула и приоткрылась.
Видимо, от сквозняка, – попытался успокоить он себя. Попытка не удалась: никто за дверью не топал, не хлопал и не ходил. Сквозь незапертую дверь зримо просачивалась беда.
Нервы ни к черту, – рассердился он на себя. – Мало ли… Вдруг этот чудик вышел в шестом часу на пробежку – от инфаркта. А дверь запереть забыл: склероз.
Словно споря с его мыслями, приоткрытая дверь, отчаянно взвизгнув, медленно распахнулась. Застывшую тишину нарушал лишь стук его сердца.
