Когда глаза его привыкли к темноте, и он мог, наконец, осмотреться вокруг, из его груди чуть не вырвался крик изумления — до того неожиданна и своеобразна была картина, открывшаяся перед его глазами. В первый момент Шерлок Холмс почувствовал себя перенесенным в дебри таинственной Индии. Перед ним расстилалась огромная пещера с высокими сводчатыми арками и массивными колоннами, на которых покоился потолок. Фантастические фигуры животных и людей, какие только может придумать необузданная фантазия желтой расы, глядели на сыщика с разных сторон. Их перекошенные и, при мерцающем свете, как бы живые черты внушали ужас и отвращение.
Все освещение этой подземной пещеры состояло из целого ряда бумажных фонарей, расписанных изречениями из священных книг и низко спускавшихся с потолка. Все колонны были испещрены рисунками аллегорического голубого китайского дракона, из раскрытой пасти которого вырывалась острые языки огненно-красного цвета. Из расставленных всюду внизу жаровней с углями вырывался одуряющий запах восточных курений. Откуда-то тихо доносилось пение и глухие удары в гонг. Шерлок Холмс думал, что бредит, так своеобразно было все происходившее перед его глазами.
Но особенно интересовала Холмса стена, тянувшаяся под ним.
Он осторожно заглянул вниз, — и кровь застыла в его жилах.
Оказалось, что он лежал на громадном кривоногом идоле, имевшем вид дракона, поднимавшегося с основания подвала до потолка, с широко раскрытой пастью.
Теперь Холмс понял, откуда исходила все усиливавшаяся жара: в брюхе идола горел постоянно поддерживавшийся огонь, и сыщик скоро сообразил, в чем заключалась цель ужасной этой печи, и каким образом китайцы почитали своего бога и поклонялись ему.
Из углов подвала с дикими криками вышла толпа людей, в фантастических одеяниях. Все были облечены в тяжелые шелковые костюмы красного и черного цвета. Сыны Срединного царства проплясали какой-то дикий танец, с такими телодвижениями, что можно было опасаться, что они вывихнут себе члены.
Они притащили с собой массу горючего материала и стали бросать его в брюхо идола, разжигая палящее пламя. Вследствие усиливающейся жары положение сыщика становилось все более неприятным, с него уже струился пот, и он должен был напрячь всю силу своей воли, чтобы остаться на месте
В этот момент в помещение вошел человек, в котором Шерлок Холмс сейчас же узнал давно преследуемого им преступника и, по всей вероятности, похитителя детей миллиардера.
Китайцы прекратили свой танец и приветствовали вошедшего низкими поклонами.
— Джек и Билль не придут, — объявил он, — они не могут принять участия в торжестве: проклятый Шерлок Холмс нанес им такие удары, которые останутся им памятны на долгое время: у Билля проломлен череп, а у Джека сломана рука и два ребра. Ну если наш враг еще раз дерзнет показаться в нашем он узнает кто такой, Ту-Синг!
Дикий рев и смех всех присутствовавших послужил ответом на эти слова. Сыщик теперь окончательно убедился, что видит перед собой преследуемую им преступную шайку.
— Еще одно, товарищи, — продолжал предводитель шайки. — Надо покончить с нашими пленниками. Миллиардер, несмотря на двукратное предупреждение, не дал никакого ответа, а сегодня годовой праздник бога огня, нашего покровителя. Принесем же ему в жертву наших пленников!
Раздался дикий, оглушительный рев, от которого задрожали стены, и, по мановению руки Ту-Синга, два китайца отправились в глубь подвала. Их возвращению предшествовали пронзительные крики ужаса. Сыщик ясно различил жалобный голос девушки и громкое рыдание мальчика, несомненно вызванные страхом и болью.
— Дети миллиардера! — подумал Шерлок Холмс, и немного отодвинувшись назад, осмотрел свои револьверы. Затем снова занял прежнее место, чтобы посмотреть на начинающееся торжество.
Один из желтолицых негодяев притащил дочь миллиардера, одетую лишь в легкое одеяние; ее прелестное личико было искажено ужасом и страхом.
Следом за нею второй китаец волочил сына несчастного богача и, точно кучу тряпок, бросил его на пол прямо перед идолом.
Опять начался танец и дикий рев идолопоклонников, а потом, по знаку предводителя, все стихло. Одетый в китайский костюм преступник Ту-Синг выступил вперед и правой рукой указал широко раскрытое брюхо идола.
— Богатый Доннелль не уплатил требуемого выкупа! — ревел он и перекошенное желтое лицо его выражало необузданную дикость. — Он призвал на помощь полицию! Наше терпение иссякло. Пусть же бог ада Футо, примет свои жертвы, да хранит он нас милостиво и да содействует нашим начинаниям! Швырните их в огонь!
Отчаянный крик сорвался с уст несчастной девушки, к ней присоединился жалобный вопль мальчика. Два негодяя схватили детей и собирались бросить их в брюхо дракона, когда сверху раздался громовой возглас:
— Стой!
И рядом с огромной головой отвратительного чудовища появилась стройная фигура Шерлока Холмса, с револьверами в руках.
— Бросьте их в брюхо великого бога! — еще раз крикнул предводитель шайки, не обращая внимания на окрик сыщика, но в тот же момент свалился пораженный пулей.
Поднялась страшная суматоха. Выстрел за выстрелом раздавался с головы идола и один преступник за другим падал окровавленный на пол. Оставшиеся в живых, спасая свою жизнь, бежали, охваченные паническим страхом.
Шерлок Холмс соскочил с возвышения и в несколько секунд освободил пленников от связывавших их пут. Затем, вместе с ними, поспешил наверх к той двери, через которую вошел в подземный храм.
Поднявшись по лестнице, они увидели взвод полицейских, и среди них комиссара Кнорра.
— Ну и молодец же вы, м-р Холмс! — встретил сыщика комиссар с деланной улыбкой, не гармонировавшей со злобным выражением его лица. — Опять вы отняли у нас добычу, и мы с печалью будем глядеть вслед уплывающему золоту, которым счастье наградит вас!
— Да, да, милейший Кнорр, — возразил великий сыщик за это излияние, — к несчастью, многие заслуги оцениваются слишком поздно! Быть может, и вам потомство воздаст то, чего не признают современники! Но об этом потолкуем после, а пока будьте добры послать кого-нибудь за каретой, в которой можно было бы отвезти этих бедных детей к их убитому горем отцу!
Инспектор Кнорр сейчас же отдал соответствующее распоряжение и потом снова, не без гордости, обратился к сыщику:
— Несколько человек этой шайки мы успели изловить, и хотя они довольно основательно подстрелены, но все же не уйдут от кары закона. Самое главное то, что мы избавились от этих негодяев и, хотя на время, желтолицые мерзавцы оставят нас в покое!
Сыщик и спутники его тем временем вышли на улицу, где уже стояла карета, на козлах которой восседал полисмен.
Картина улицы, сравнительно с предыдущими днями, резко изменилась. Пестрый китайский хлам, которым торговали, исчез, точно его сдунул ветер, я вместе с ним исчезли и сыны Неба. Лишь изредка виднелась одиноко развивающаяся в воздухе лента, покрытая китайскими письменами, указывавшая, чему служили раньше опустевшие лавчонки и лотки.
Сыщик сначала усадил в карету молодую девушку, потом все еще не вполне пришедшего в себя мальчика и затем сел сам, кивнул головой комиссару Кнорру, и карета покатила по разбитой мостовой узкой улицы.
. . . . . . . . . .
Миллиардер Джон Доннелль в мучительной бессоннице лежал на шелковых подушках. К чему было все его огромное состояние, которое, как он раньше думал, давало ему возможность исполнить всякую прихоть, всякое желание? Он предлагал полиции чудовищные суммы, чуть ли не превышавшие выкуп, который требовал от него за несчастных детей клуб «тринадцать боксеров», но ничто не помогло.
После полудня жар, изнурявший все эти дни его организм, спал, и мысли его немного прояснились, хотя тело было изнурено до крайности. Он в тысячный раз проклинал себя, что последовал совету комиссара Кнорра, давшему такие дурные последствия для всего дела.
Уже час назад он выслал лакея из комнаты, ожидая благодетельного сна, но сон бежал его глаз.
Если он и смыкал на минуту глаза, то расстроенное воображение рисовало ему ужасные картины: то ему представлялось, что дети его уже убиты и бледные их призраки с укором глядели на него, причем бескровные губы их шептали над самым его ухом: «Отец, твоя гордость и самомнение погубили нас! Деньги для тебя были дороже нас, твоих детей!» В ужасе вскрикивал несчастный и просыпался, обливаясь холодным потом. Печальная действительность успокаивала его на время и давала надежду на более благополучный исход.
Снова забывался он беспокойным сном, и снова начинали проноситься перед ним полные ужаса фантастические картины. Снова слышались ему голоса его несчастных похищенных детей: «Отец! отец!» — как наяву раздавался испуганный голос его любимца, Роберта, — «помоги нам! Спаси нас! Нас убивают… Скорей отец!..» Как помешанный, вскакивал тогда несчастный страдалец и, дико озираясь кругом, проклинал тот час, когда он послушался Кнорра и доварился ему. Наконец, такая пытка стала ему не по силам, и он слабой рукой повернул выключатель над кроватью и осветил комнату. Накинув легкий халат, он стал ходить из угла в угол, чтобы скоротать время.
