Посреди начинающих становиться скучными дней, остроту которым придавало только беспокойство за Роба, на маленькой улочке возле бульвара Сен Жермен, где я остановилась возле какой-то витрины, со мной приключился, пожалуй, не страшный, но все-таки тревожный случай. Прежде чем успела сообразить, что происходит, меня окружила стая цыганок, одна из которых попыталась вырвать у меня из рук сумочку. Припав спиной к стене, я постаралась удержать ее, не понимая, впрочем, каким образом можно избавиться от них. Я сумела придумать один только вариант и закричала. Помощь подоспела в считанные секунды, возникший невесть откуда Антонио ворвался в толпу и извлек меня из самой гущи.
— Мольто граци,[5] Антонио, — поблагодарила я.
— Плохо, — промолвил он, осторожно подбирая английские слова. — Надо быть более осторожной.
— Не могу ли я угостить вас? — предложила я. — Кофе или чем-нибудь другим? В знак благодарности.
— Мне не позволено вступать в сношение с вами, — ответил он и поправился, заметив удивление на моем лице. — То есть говорить. Однако мне важно попрактиковаться в английском, — продолжил он. — Значит, говорим по-английски, о'кей?
— О'кей, — согласилась я.
— Тогда мы можем и выпить. Интересно, есть ли у них итальянские вина?
— Спрошу, — пообещала я. Вопрос мой явно привел официанта в ужас. — Только французские, Антонио.
— Сойдет, — сказал он без особой радости на лице.
Я заказала отличное Коте дю Рон.
— И как продвигается ваша работа? — спросил он после нескольких пробных глотков.
— Не быстро.
— Да, — согласился он. — Как, по-вашему, много ли дней нам придется еще провести здесь?
— Надеюсь, что нет.
— И я тоже, — проговорил он. — Мне не понравился мужчина, с которым вы встречались.
Он приложил руку к сердцу, повторяя любимую манеру Буше.
— По-моему, он хочет успеха, но всегда оказывается неудачником. С такими людьми не следует иметь дела. Они тянут тебя вниз. Ты становишься таким же, как и они.
— Интересная мысль, Антонио, — сказала я. Итак, мой собеседник оказался не просто красавчиком, но и умницей. Он весьма точно определил природу Буше, причем сделал это со значительного расстояния. — Однако мистер Лейк хочет, чтобы я имела с ним дело, поэтому ничего другого мне не остается?
— Понимаю, — согласился он. — Вы ведь не замужем?
— Да.
— Однако у вас есть приятель.
— Да, есть. Он полисмен.
— Полисмен? Опасная работа. Волнуетесь за него?
— Волнуюсь и притом прямо сейчас.
— Скверно. А я, вот, за свою девушку волнуюсь. Дело у нее, конечно, не опасное. Как у вашего полисмена. Она работает кассиром в банке. Но я все-таки беспокоюсь. У вас есть фотография вашего полисмена?
— Увы, нет, — призналась я. — А надо бы иметь при себе.
— Плохо это. А у меня фото есть, — проговорил он, извлекая уже потрепанный снимок из бумажника. — Вот.
— Очаровательна, — сказала я, увидев фотографию хорошенькой, но вполне обыкновенной девицы. — Как ее зовут?
— Тереза, — пояснил он, — и она действительно очаровательна. В том-то вся и беда. Она как прекрасный цветок, вокруг которого жужжит множество пчел. Поэтому я и опасаюсь, что во время моего отсутствия другая пчела займет мое место.
Я попыталась не улыбнуться.
— Антонио, но вы и сами недурны собой. Не сомневаюсь, что она обрадуется вашему возвращению.
— Внешность это еще не все, — возразил он. — Тереза — феминистка.
Слово это заставило нас обоих ненадолго задуматься.
— Поэтому я и взялся за эту работу — следить за вами. Мой наниматель платит очень неплохо. А Тереза любит деньги.
— Значит, вы не работаете на мистера Лейка постоянно?
— Нет, — ответил он. — От случая к случаю. На сей раз — до тех пор, пока вы не выполните его поручение.
— Попытаюсь покончить с ним как можно быстрее, — сказала я.
— Это будет очень неплохо, — проговорил он.
— А чем вы занимаетесь, когда не работаете на мистера Лейка?
— Многими вещами. Вообще я актер, и работаю в агентстве Корелли Понте. В Риме это важное агентство, — добавил он, определив по отсутствию выражения на моем лице, что я не имею представления об итальянских агентствах. — Однако обычно работы бывает немного, и я подрабатываю поваром или официантом. Но я надеюсь когда-нибудь сделаться знаменитым. Как Джанкарло Джианини, знаете его. Работать в Италии и в Голливуде. Тереза будет очень счастлива. Поэтому я и тренируюсь в английском и имею сношение с вами.
— Ну, Антонио, — сказала я, — раз уж у нас с вами идет урок английского языка, скажу, что сношение здесь как-то не на месте… лучше сказать, что мы разговариваем или беседуем. Технически говоря, так сказать можно, однако это слово нетрудно неправильно истолковать.
Он недоуменно посмотрел на меня.
— То есть неправильно понять. Ну, его могут понять не так как надо.
— То есть как?
— Я боялась, что вы зададите мне этот вопрос. Ну, гм, теперь это слово означает заниматься сексом.
— Ох-х-х, — он хлопнул себя по лбу. — Как плохо. Этому слову меня научила моя школьная преподавательница английского, сеньора Лонго. Она была очень стара, и мы с мальчишками не сомневались в том, что она девственница. Наверно, ей были известны только старые выражения, — он вдруг улыбнулся. — Впрочем, она все равно знала о жизни больше нас.
Мы рассмеялись.
— Хорошо, что вы меня просветили. Я спас вас от цыганок, а вы меня избавили от неправильного истолкования. Тоже красивое и новое для меня слово. До этого мы с вами были только партнерами. А теперь, надеюсь, стали друзьями, так?
— Теперь мы друзья, — подтвердила я.
— Быть другом — по-моему, вещь ответственная.
— Ну, да, конечно, так, но, кроме того, это…
— Радость? — подсказал он.
— Да, именно, — согласилась я.
— И я тоже так считаю, — проговорил он.
Мы прикончили вино.
— А теперь, — сказал он, — вернемся назад. Вы работаете. Я наблюдаю.
— О'кей, — сказала я. — Еще раз спасибо за помощь.
— Для меня это было как удовольствие. Как и поговорить с вами по-английски. И спасибо вам за французское вино. Не такое уж оно и плохое.
— Прего,[6] — сказала я.
* * *
Вернувшись назад в отель, я наконец получила весточку от Буше. Он сообщал, что еще раз связался с Годаром и положение исправляется. Годар собирался приехать в Париж на пару дней, и — возможно — встретиться со мной. В конце послания Буше обещал известить меня, когда дело дойдет до подробностей.
К этому времени я закончила абсолютно все дела, которые смогла придумать себе в Париже, и уже начала по капелькам терять терпение, если даже не раздражаться; впрочем, от меня здесь ничего не зависело. Я не имела представления о том, на кого Годар похож и где он живет; да я вообще ничего не знала о нем, кроме того, что человек этот является обладателем изображения всадника этрусской работы, которое он, возможно, готов продать, если только действительно созрел для сделки, о которой — опять-таки возможно — захочет переговорить со мной.
Буше позвонил тем же вечером.
— Слушайте, — проговорил он шепотом. — Я нахожусь в «Кафе де ля Пэ» с другом Годара. Не заглянуть ли и вам сюда как бы случайно, если вы понимаете, что я имею ввиду. Сами понимаете. Случайная встреча. Вот он идет. Отключаюсь. — Телефон у моего уха умолк.
Наняв такси, я полетела в кафе.
— Привет, Ив, — поздоровалась я, подходя к его столику. — Надо же встретиться в таком месте.
— Лара! — проговорил он, вставая. — Рад видеть вас. Пьер, вот женщина, о которой я тебе говорил, антиквар из Торонто. Лара, это Пьер Леклерк, мой коллега из Лиона. Пьер тоже занимается античностью. Какое удачное совпадение.
Он приложил ладонь к груди, буквально источая удивление и удовольствие. Впечатление было настолько убедительным, что я подумала, что никогда больше не сумею поверить этому человеку.
— Не присоединитесь ли вы к нам? — спросил Леклерк, галантным движением отодвигая кресло. Я присоединилась к весьма контрастирующей паре. Если Буше предпочитал небрежную рубашку без воротника и черные джинсы, Леклерк оказался отлично одетым денди — коричневый костюм, кремовая рубашка, очаровательный коричневый с золотом галстук, который дополняли довольно дорогие, на взгляд, золотые запонки. Еще они отличались стилем поведения: Буше предпочитал искренность или, во всяком случае, пытался ее изобразить, в то время как Леклерк пользовался приторным обаянием.
— «Кир Рояль», наверно? — осведомился Буше, дав знак официанту, чтобы заказать себе с приятелем по второму кругу, а мне по первому. Интересно, теперь придется платить за троих, невольно подумалось мне. Несколько минут мы поговорили о пустяках — о погоде, движении в Париже и прочем в том же роде, а потом начали подбираться к интересующей теме.
