Ознакомительная версия.
Повезло! Я увидела ее сразу, как вошла. Мне везет сегодня во всем, надеюсь, что так будет и дальше.
– Здравствуйте, – обратилась я к ней. Она сразу узнала меня. Еще бы – забыть такое чудовище!
– Вам подошел тот чудесный корректор? – спросила она с ангельской улыбкой.
– Вы правы, этот корректор действительно чудесный! – я передразнила аффектированную манеру продавщицы. – Он мне так понравился, что захотелось купить у вас и тот чудесный блеск! В прошлый раз произошла заминка – у меня не хватило денег.
– Да! Конечно! Пожалуйста, пройдите со мной, – пригласила она.
Мы направились к стеллажу, и я перепробовала все цвета, что предлагал Кристиан Диор. Мне хотелось как можно дольше оставаться в этом магазине, а точнее – я боялась оказаться одна в четырех стенах со своими больными воспоминаниями.
– Мы остановились на этом? – спросила меня продавщица.
– Да. Я вам признательна за помощь. Этот цвет меня устраивает, – подтвердив, я двинулась к кассе.
Потом бежала по улице и улыбалась. Мне хотелось петь. Народ удивленно оглядывался мне вслед.
Смертью Оленьки я отомстила всем! Никогда в жизни я не чувствовала себя так хорошо. Я улыбалась, но это не была улыбка в прямом смысле – гадкая, змеиная ухмылка кривила мой жабий рот.
* * *
Вы спросите меня: чем все закончилось? А ничем.
Позднее из болтовни Инги я узнала, что в милицейском протоколе было написано: «причина смерти – астматический приступ».
Тело Оленьки обнаружили на следующий день. Как я и предполагала, точное время смерти установить не удалось. Никто меня не заподозрил, в чем я и была почти уверена.
И жизнь идет своим чередом.
Дениса в моей жизни нет. Неужели навсегда? Не верю, а точнее – не хочу в это верить! И каждый день твержу: «Отдышись, мое сокровище, скоро я поманю тебя пальчиком…»
***
Прошло два года. Я продолжаю жить, как и жила.
Со смертью Оленьки небо не обрушилось мне на голову, и Земля еще крутится вокруг своей оси, так что придется жить с этим грехом и дальше. Куда деваться?
Проблема не в этом, а в моей страсти к Денису.
Я пыталась убить любовь, но безрезультатно. Теперь боль – моя единственная подруга.
Каждый день я писала ему письма и не отправляла.
Писала в Ворде, скользя пальцами по клавиатуре, мокрой от слез…
Писала мысленно. Писала на запотевшем кухонном окне, палкой на песке, кровью на бледном кафеле в ванной, ногтями на коже бедра.
Сколько раз я писала ему и не отсылала. Зачем письма тому, кто их не ждет?
Ждала его, забываясь и вздрагивая от каждого стука двери – это мог быть Денис. Но все тщетно – он не появится, по-видимому, никогда.
Его имя, пять букв, я повторяла как заклинание, как молитву. Болью и кровью я заклеймила себя, вырезав скальпелем на теле эти пять букв, теперь он до смерти со мной.
Каждый миг, проведенный с Денисом, зафиксирован на карте памяти в моем мозгу, я не устаю вновь и вновь прокручивать эту пленку. Он словно имплантант, что вживлен в меня навечно.
Я живу на автопилоте. Меня все сильнее затягивают зыбучие пески уныния, и солнце больше не светит, и мир погрузился в бесконечные сумерки. Мне на все омерзительно наплевать.
Лишь открывая его компьютерную программу, мне казалось, что я вхожу с ним в контакт. И сижу, как одуревшая от любви школьница, не понимая: а жила ли я до него?
Наконец-то я закончила институт, где училась заочно. Еще год назад мне это было абсолютно безразлично, но теперь все изменилось. Занятия стали моей жизнью, заполняя все свободное время. Своеобразное бегство от одиночества.
* * *
Давно не ощущала себя такой одинокой.
Все потому, что сегодня Новый год. В последние полгода при бешеном ритме жизни у меня не оставалось времени для хандры. Сейчас меня, сидящую одиноко за праздничным столом и обреченную на бездействие, охватила вселенская тоска.
Ждала, когда пробьют куранты, и я смогу загадать одно-единственное желание. Ждала, накачивая себя шампанским, чтобы заглушить смертельную тоску. Никто не позвонил и не поздравил меня с праздником, даже мать. У меня никого нет. Только что и осталось – работа, учеба, карьера.
После первой бутылки шампанского в комнате стало светлее, и тоска постепенно растаяла. Я почувствовала себя сильнее, умнее, значительнее. Исчезли все сомнения и неуверенность.
Это то, что мне нужно! Я двинулась на кухню за второй бутылкой. Наплевать, что завтра будет чудовищное похмелье! Это будет завтра, а сейчас меня накрыла отчаянная радость: я пришла в этот долбанный мир, чтобы отвоевать самое лучшее; на то и дана мне сила, чтобы изощренно поиметь всех и вся! Проблемы, словно взмахом волшебной палочки, устранились с моего пути.
Забили куранты. Я наполнила бокал и отсалютовала президенту, нарисовавшемуся на экране и нудно поздравлявшему свой народ с праздником.
Загадала желание абсолютно простое, последний раз сидеть одной за новогодним столом. И клянусь, я его исполню, чего бы мне это не стоило!
Ведь я уже добилась многого – в офисе на меня обратили внимания и зовут по имени-отчеству, даже для Инги я больше не грязное пятно на стене.
Вас, наверное, распирает любопытство, как я добилась этого? Произошли небольшие изменения в нашем офисе: бухгалтер Вера Павловна ушла на пенсию, а так как я закончила экономический, то шеф поставил меня на ее место.
Это надо было видеть – изумление моих наседок: «Дожили, теперь должны прогибаться под юродивую».
Не обращая на них внимания, я, как рабочая кобыла, закусила удила и впряглась в работу. Нелегко было наседкам смириться с тем, что отныне по всем вопросам должны обращаться ко мне, еще и на «вы».
А величают меня – Василиса.
Да, имечком меня мать наградила. Пьяна, что ли была в тот момент?
Как я родилась? Больно было матери? Испугалась ли она, увидев, что ее дите так уродливо? Так ни разу я и не спросила ее, и уже вряд ли спрошу.
Праздники наконец закончились. Я еду на работу. Это то, что может вернуть мне равновесие. Она приводит меня в реальность в моем иллюзорном мире. Все остальное – лишь мечты о Денисе.
Наташа превратилась в сухую, как вобла, девицу, только и мечтающую, как бы выскочить замуж. Увы, бодливой корове бог рогов не дал, и каждый божий день она сокрушается об этом.
– Думаешь, свидетельство о браке чем-то отличается от диплома об окончании института или водительских прав? Уж поверь мне – ничем. Это только доказывает, что ты смогла, – философски заметила Инга.
Инге легко философствовать – у нее и муж, и любовник, не стесняясь никого, она ежедневно делится подробностями своей интимно-будуарной жизни.
– Я-то не смогла, – хмыкнула Наташа.
– Вот и весь ответ, – улыбаясь, подтвердила Инга. – Ты комплексуешь, что не смогла захомутать кого-нибудь. Не всем это удается, но можно жить и так.
И они повернулись в мою сторону. Мне стало тоскливо. Опять старые игры? Вы что, спятили, мать вашу?! Допрыгаетесь, курочки! Опыт по разделке тушек у меня уже есть.
– Думаешь, мужик в доме – это подарок? – продолжала, как ни в чем не бывало Инга. – Мужик в доме – это грязные носки в каждом углу, храп ночью, полный холодильник пива. Тебе это нужно?
– Ладно, – согласилась оглобля. – Положим, он храпит, раскидывает грязные носки, курит в спальне, но пусть он будет.
– Пусть будет, – в тон ей повторила Вера.
Это новая сотрудница, ее взяли на место Оленьки. Вера курносая, бесцветная, пухлая свинка. Красавиц в офисе больше не нужно! Мне хватает Инги, которая в последнее время так томно расцвела. Заметно, что эту курочку сразу два петушка топчут.
– Дуры вы, бабы! – вставая, сказала Инга. – Все! Домой пора.
Разгладив узкую юбчонку, она помахала всем ручкой и удалилась, вихляя тугим задиком.
Остальные тоже поспешно стали собираться. Я попрощалась со всеми, не вставая с места. Мне некуда спешить – никто меня не ждет. От сознания этого – уныние, тоска и ощущение бессмысленности жизни; все эти чувства заполонили меня.
Я, запертая в своем одиночестве, усугубленном собственными мыслями, хранящая в себе жестокость и сознательно отрицающая красоту, наверное, пропустила что-то важное. Каждый из нас всю жизнь не просто ищет любовь, мечтая об идеале, а хочет найти себя в другом человеке… В том конкретном образе, что подходит только ему, как деталька пазла своей картинке…
Каждый вечер закрывая компьютерную программу, я словно прощаюсь с Денисом до следующего дня. Накинув пальто, я выключила свет.
На выходе я заметила Пашку-горбуна, он смотрел на меня, не отрываясь. Вот болван! Неужели влюблен? Может, я – тот конкретный образ, что подходит только ему? Но я деталька не его пазла! У меня своя картинка, где Пашке нет места!
С погребальным настроением я возвращалась домой в автобусе с продранными и исписанными матом сиденьями, заполненным унылыми и измученными людьми.
За мутным окном – серые и грязные улицы; дома с облупившейся штукатуркой; заборы, размалеванные граффити. Безнадега всюду – на лицах, в обшарпанном автобусе, в обветшалых строениях. Безнадега и в моем сердце.
Ознакомительная версия.
