И они потащили в нашу сторону здоровенный ящик с отборными крупными яблоками. Водитель «Газели» только тут сообразил, куда ветер дует, лицо его вытянулось, и он взмолился:
— Мне за ящики отчитываться…
— Ладно, — сжалился на радостях от вновь найденного имущества и собственного благородства милиционер. — У тебя мешок есть? — обратился он к нашему шоферу.
— Обязательно, — не растерялся Володя, и через минуту яблоки перекочевали из ящика в мешок.
— Все, свободен, — не оборачиваясь, отпустил свою жертву лейтенант и снова улыбнулся нам: — Ну, спасибо еще раз! Счастливого пути! Пойду. — Он снова пожал нам руки, кивнул в ответ на наши нестройные благодарности и удалился.
— Вот это да-а! — удивленно протянула я.
— Бывает, — невозмутимо отозвался Алексей, подсаживая меня и забираясь в кабину сам; мешок они с Володей забросили в кузов, предварительно кинув с десяток яблок на лежанку. — На дороге всякое бывает.
Машина заурчала и покатилась дальше по отдохнувшей за ночь трассе.
— Дорога — это целый мир, — продолжил внезапно посуровевший Алексей. — Тут тебе и смерть, и жизнь, и смех, и слезы. Вон, смотри: у горизонта наша трасса — как ниточка. На нее города нанизаны, сёла, она их связывает — дело хорошее… И мы мчимся вдоль этой нитки что есть духу… А ты положи на нитку руку, да прижми поплотнее, да дерни хорошенько — знаешь, как можно порезаться?!
…Я не однажды думала над словами моего друга — и тогда, и после. Почему-то всегда становится жарко, стоит вспомнить его негромкий голос, красноватый отблеск рассвета на его тронутых сединой висках, тепло его плеча, прижатого к моему… В такие минуты я всякий раз словно обливаюсь горячей волной и немного жалею, что он мне только друг…
— Леша, — попросила я, помолчав минуту, — открой окошко, душно что-то…
Лешка открыл свое окно, и в кабину ворвался запах летнего разнотравья — совсем как тогда, в июле…
…Я поехала в санаторий просто от нечего делать. Никакого гастрита у меня и в помине не было, но бесплатная путевка во всесоюзную здравницу уже «горела», и один мой знакомый медик быстро «нарисовал» нужные документы.
Санаторий располагался на месте старинной помещичьей усадьбы, чуть поодаль от небольшого села. Кроме пляжа — рядом протекала быстрая и чистейшая речка — да редких вечеров в местном клубе, основное развлечение оздоравливающихся состояло в ежедневных троекратных — после завтрака, обеда и ужина — променадах по главной аллее санаторного парка. Дамы и господа переодевались к очередной трапезе и, приняв пищу, отправлялись завязать новые и поддержать «старые» (по меркам сроков путевок) знакомства. Как выяснилось, любви действительно покорны абсолютно все возрасты. Я вначале наблюдала эту человеческую комедию со стороны, а потом моя соседка по комнате — по иронии судьбы врач-дерматовенеролог, сама не брезговавшая курортными забавами, — познакомила меня, тогда еще очень скромную девушку, с Сергеем, приехавшим — на самом деле! — лечить холецистит.
Не знаю, что нас повлекло друг к другу. Общих интересов нашлось предостаточно — от йоги до фантастики. И все-таки, я думаю, главной оказалась наша с ним застенчивость. Мы робели оба, но зато оба дорожили друг другом, и вместе нам как-то сразу стало удивительно хорошо…
Он был высок, строен и, пожалуй, излишне худощав. То и дело бегал на турник, ворочал гири, а главную свою драгоценность — разборные гантели — держал в своей комнате, где и упражнялся по утрам.
…Каких только предлогов не придумывают мужчины, чтобы соблазнить женщин!
На что только не пойдет женщина, подыгрывая мужчине, если горячо желает стать соблазненной!
Меня он «заманил» к себе, пообещав… показать свои разборные гантели.
Мы, конечно, забыли об этих железяках через тридцать секунд. Я уселась на кровать — больше было не на что, — Сергей пристроился вплотную ко мне, несмело положил ладонь на мое плечо — мне тут же передалась дрожь его руки…
И мы с ним впервые поцеловались. Какой это был поцелуй! Мы не отрывались друг от друга долго-долго и говорили беззвучно: «Ты мне так нравишься!» — «И ты мне!» — «Ты такая красивая…» — «Я хочу быть с тобой… очень…» — «Я сейчас умру, сгорю…» — «Я тоже больше не могу терпеть»…
— Дверь… — едва слышно прохрипел он, оторвавшись от моих губ, и вернулся, казалось, через одно мгновение.
…Боже, как сладко было ощущать его дрожащие ладони у себя на груди… Как я замирала от восторга, откинувшись на спину и чувствуя его упершийся мне куда-то в ноги член… Он раздевал меня медленно и нежно, целуя каждый клочок обнажавшейся кожи. Я помогала ему, неумелому, и сама расстегивала его джинсы, и обнимала обеими руками освободившийся горячий ствол, и прижимала Сергея к себе изо всех сил, задыхалась в его руках, но не размыкала объятий, гладила по спине, по груди, повторяя его ласки. Мы разговаривали друг с другом руками и губами. Он целовал меня везде, и я не стеснялась его и только предвкушала: вот сейчас он опустится еще ниже… еще… а-ах-х… ой-й… о-о-о…
Мне вдруг неистово захотелось самой заставить его вот так же замирать и кусать губы. Я оторвала голову Сергея от своего лона, заставила встать, прижалась к нему сама. Сначала я покрыла поцелуями все его взмокшее лицо, а потом стала медленно опускаться. Я потерлась грудью о его грудь, провела языком по животу, медленно погладила напрягшиеся бедра. Прижалась щеками — сначала одной, потом второй — к вздрагивавшему раздувшемуся члену. Сергей застонал. Я сжала член между ладонями, медленно подвигала его кожу… и, больше не в силах сдерживаться, осторожно обняла его губами… но тут же почувствовала, что сейчас мы оба кончим.
Я отпрянула от Сергея, улеглась на кровать, он наконец вошел в меня… и уже через мгновение вскрикнул от наслаждения, а я ощутила судорожные толчки у себя внутри…
Но я не отпустила его так быстро. Я не переставала целовать Сергея и прижимать к себе. И мы опять задвигались, и снова задохнулись от восторга…
…Как-то раз мы ушли довольно далеко по тропинке, повторявшей прихотливые извивы реки, нашли пляжик, выкупались и выпили вина. Мы собирались потом удалиться поглубже в лес, но не утерпели и принялись заниматься любовью тут же, у самого берега.
Разумеется, очень скоро на тропинке показалась ватага мальчишек-подростков и, ухмыляясь, прошла мимо.
Мы предстали их взорам голые, в совершенно недвусмысленной позе. Сергей рывком натянул одеяло на наши сплетенные тела, и мы, два нежных, трепетных любовника, в один голос и с одинаковым выражением досады воскликнули:
— У-у, поросята!!
…Потом было еще много всего. Мы уплывали с ним вниз по течению, и я расставалась со своим бикини…
…Мы прятались в тени беседки и ласкали друг друга, а в соседнем домике кто-то смотрел по телевизору футбол…
…Я опускалась на прикрытую одеялом горячую траву и ерошила волосы Сергея, глядя в бледно-голубое высокое июльское небо…
…Небо и сейчас голубело все больше под лучами выкатившегося из-за горизонта светила. Но запах трав мало-помалу исчез, сменившись бензиново-мазутной гарью — трасса ожила.
Самосвалы и тракторы, легковушки и мотоциклисты — все куда-то спешили, всем непременно требовалось успеть, довезти, проскочить… День разгорался, мы пока держали неплохую скорость и мчались, мчались, мчались к нашей цели…
Теперь дорога шла по холмистой, если даже не гористой местности — то взбираясь на довольно крутые хребты, то опускаясь в глубокие долины.
Завтракали мы на ходу — трофейными яблоками. Я случайно бросила взгляд на обочину и увидела рыжую девицу в укороченной юбке, которая «голосовала» как-то странно — засунув в рот большой палец.
— Смотри-ка, Лешка, — «плечевая»! Что-то их почти и не видно, — сказал наш водитель и миновал девицу, не снижая скорости.
— Они на этой трассе редко промышляют, — промолвил Алексей, меланхолично пережевывая яблоко.
— Это что за «плечевые»? — удивилась я.
— Шлюхи дорожные, — брезгливо скривился Володька. — В машину сядут, проедут сколько-то и обратно в другую садятся — получается у них «плечо». Мне мужик один, тоже шофер, рассказывал: остановились у такой вот длинноногой две машины, и шоферюги чуть из-за этой бабы не передрались. Ну, посадили ее в одну из машин, но не успели тронуться, как сразу и затормозили, вышвырнули ее с матюками…
Оказывается, от нее сразу на них букашки полезли… Потом пришлось тем друзьям в сольвенте купаться и одежду в нем же стирать!
У меня во рту появился гадкий привкус, но я не смогла удержаться от еще одного вопроса:
— А что она так «голосует» — пальцем?
— Ну, это она специализацию так объявляет: показывает, что может и так, и сяк, и эдак… — невозмутимо впиваясь в очередное яблоко, объяснил Алексей.
