– Прежде чем мы перейдем к делу, один вопрос, – продолжал Денис, занимая место за директорским столом. – Ваш телохранитель и шофер – всегда одно и то же лицо?
– Как правило, да.
– Разрешите дать вам бесплатный совет. Вы совершаете довольно типичную ошибку. Телохранитель должен заниматься только своим делом: контролировать обстановку и оценивать всю поступающую к нему информацию. Если он сидит за рулем, от него мало проку, все его внимание занимает дорога.
– Спасибо, – кивнул Дорофеев. – Я это учту.
– Итак, что привело вас в наше агентство?
«Хорошо держится, нахалюга! – отметил Турецкий. – Скромненько, но с достоинством. Знай наших!»
– Видите ли, я оказался в затруднительной ситуации… – начал Дорофеев.
Денис его прервал:
– Извините, но я должен предупредить, что наш разговор записывается на магнитофон. Потом будет сделана расшифровка.
– С какой целью?
– Чтобы в дальнейшем, если возникнет необходимость, мы могли проанализировать. Практика показывает, что участники разговора воспринимают не больше половины из сказанного. Изучение стенограммы позволяет восполнить этот пробел.
– Интересное наблюдение. Важные переговоры я тоже веду под стенограмму. А остальные…
– Кто может заранее сказать, что окажется важным, а что нет.
– Возможно, вы правы. Я, пожалуй, тоже введу у себя эту практику. Так вот, пять дней назад ко мне обратился человек с перспективным коммерческим предложением, – продолжал Дорофеев, тщательно подбирая слова. – Он хотел, чтобы Народный банк через одну из наших холдинговых компаний купил для него лицензию на разработку одного месторождения и акции крупного горно-рудного предприятия.
– Какого? – уточнил Денис.
– Я предпочел бы об этом не говорить. Этот господин – гражданин США, его фамилия Никитин. Игорь Константинович. Вот его визитная карточка… Он сказал, что располагает информацией о том, что акции этого предприятия в ближайший месяц поднимутся в цене не меньше, чем в сто раз.
– Какова общая сумма контракта?
– Мы не могли бы обойтись без этого уточнения? – спросил Дорофеев.
– Вполне, – кивнул Денис. – Но в таком случае вам, Илья Наумович, придется обратиться в другое агентство. Мы можем работать с клиентом лишь при условии, что он полностью нам доверяет.
«Хороший ход», – отметил Турецкий.
– Наверное, с вашей стороны это правильный подход к делу, – подумав, сказал банкир. – Надеюсь, что и я, в свою очередь, могу рассчитывать, что эти сугубо конфиденциальные сведения не станут достоянием третьих лиц?
– Вам придется положиться на мое слово. Были случаи, довольно редкие, когда нам не удавалось справиться с задачей, но ни один из наших клиентов не может пожаловаться на утечку от нас какой-либо информации.
– Мне придется удовлетвориться вашими гарантиями. Месторождение, о котором шла речь, – Имангда. Имангдинское месторождение медно-никелевых руд, в ста двадцати километрах к северу от Норильска. Оно хорошо изучено и считается бесперспективным. Горнорудное предприятие – концерн «Норильский никель». А сумма контракта, предложенного господином Никитиным, сто двадцать четыре миллиона долларов.
Денис чуть не ойкнул.
– И котировка акций концерна поднимется в сто раз? Масштабный проект. Даже очень. В чем привлекательность этого проекта для Народного банка?
– Во-первых, сам контракт, – стал объяснять Дорофеев. – Мы получаем определенный процент за банковские услуги. Но главное не это. Какое-то время эта сумма будет находиться на нашем счету без движения. Мы пустим ее в оборот, будем давать кредиты на очень небольшие сроки под пятьдесят-шестьдесят процентов. Это называется «короткие» деньги. И самое главное – мы сможем принять участие в биржевой игре, предложенной господином Никитиным, вложив в нее и свои средства.
– Сколько?
– Порядка ста миллионов.
– Рублей?
Дорофеев усмехнулся.
– Нет. Долларов, разумеется.
– Что дает Никитину основания полагать, что курс акций «Норильского никеля» сделает такой резкий скачок? – продолжал Денис.
– Он весьма информированный человек. Основные страны – производители никеля Россия, Канада и Южно-Африканская Республика. На первом месте – Россия. И девяносто процентов российского никеля дает норильский концерн. Господин Никитин возглавляет в ЮАР самую крупную геологоразведочную экспедицию. До этого он работал в Канаде, пять лет. Значит, знает там обстановку. А еще раньше, с семидесятого года по семьдесят четвертый, работал в Норильской комплексной геологоразведочной экспедиции – на этой самой Имангде. Его информированность не вызывает сомнений. Конкретизировать свои сведения он отказался. Сослался на то, что сумма, которую он вкладывает в проект, лучшая гарантия достоверности его прогнозов.
– Вас удовлетворило это объяснение?
– В общем, да. Хотя, конечно, я предпочел бы более детальную информацию. Он произвел на меня впечатление серьезного и чрезвычайно осторожного бизнесмена, который не будет без веских причин рисковать такими деньгами.
– Если операция с акциями окажется успешной, как намерен господин Никитин распорядиться полученной прибылью? Перевести ее обратным трансфертом на его счет в Дойче-банке?
– Нет. Я спросил его об этом. Он хочет, чтобы было создано совместное предприятие для доразведки и разработки Имангдинского месторождения. Вся прибыль должна быть вложена в закупку горнодобывающего оборудования, в строительство шоссе и железной дороги от Имангды до Норильска, в создание инфраструктуры. Он даже назвал фирму, с которой уже вел переговоры о поставке оборудования. Это нью-йоркская компания «ЭКСПО, импорт – экспорт».
– Но вы сказали, что Имангда хорошо изучена и считается бесперспективной. Какой смысл вкладывать деньги в разработку бесперспективного месторождения?
– Я спросил его и об этом. Он ответил, что на этот вопрос у него есть свои соображения. Я не стал настаивать на более определенном ответе. В конце концов, это его деньги и его дело.
– У вас вопрос, Александр Борисович? – заметив нетерпеливое движение Турецкого, обернулся к нему Денис.
– Да. Банальный, но необходимый. Господин Дорофеев, сколько может зарабатывать руководитель крупной экспедиции в ЮАР?
– Около двухсот тысяч долларов.
– В месяц?
– В год. Это примерно столько, сколько зарабатывает президент Соединенных Штатов.
– Сто двадцать четыре миллиона даже с такого заработка не накопишь. Для этого понадобилось бы… Сколько же? – Турецкий прикинул на бумажке. – Шестьдесят четыре года. Если ничего не тратить на жизнь.
– Я понял смысл вашего вопроса. Не «грязные» ли это деньги, которые нужно «отмыть» в России? Нет. Они перечислены на наш счет из франкфуртского отделения Дойче-банка…
– Они уже перечислены? – уточнил Турецкий.
– Да, вчера мы получили подтверждение по факсу. А в Дойче-банк они переведены из Чейз-Манхэттен банка. Это очень солидные банки с широкой информационной сетью. Они никогда не связались бы с «грязными» деньгами. Что же касается их происхождения… Я задал господину Никитину этот вопрос. Он ответил, что много лет играет на бирже и назвал имя своего маклера. Рэй Мафферти с Нью-Йоркской фондовой биржи.
– Вы не связывались с ним?
– На следующее же утро после нашего разговора. Он подтвердил, что среди его клиентов есть господин Никитин. Я предугадываю следующий ваш вопрос: насколько удачны биржевые операции господина Никитина? А вот этого я не могу вам сказать. Я даже не рискнул задать господину Мафферти этот вопрос. Коммерческая тайна – святая святых. Вы удовлетворены моими ответами, господин Турецкий?
– Вполне.
– Что вам известно о господине Никитине? – вновь вступил в разговор Денис.
– В основном это сведения о его жизни в России. – Дорофеев достал из кожаной папки с золотой монограммой листок. – Родился в сорок шестом году в Ленинграде. Отец – бухгалтер, мать – учительница. Отец умер в сорок восьмом году от ран, он был тяжело ранен в конце войны. Мать умерла много позже, в семидесятом, как раз в тот год, когда Никитин закончил Ленинградский университет. Получил распределение в Норильск, работал в норильской экспедиции. В семьдесят четвертом был уволен в связи с возбуждением против него уголовного дела по статье семидесятой, часть первая…
– Знаменитая семидесятая! – заметил Грязнов-старший. – Антисоветская агитация и пропаганда. И сколько он получил?
– Нисколько. Тогдашний норильский прокурор, его фамилия Ганшин, отказался поддержать обвинение против него. Никитин мог потребовать восстановления на работе, но предпочел вернуться в Ленинград. Работал кочегаром в котельной, сторожем на барже. Свою диссидентскую деятельность не прекратил. В конце семьдесят пятого года вновь попал под суд по той же статье. Решением суда был отправлен в психиатрическую клинику в Чистополе для принудительного лечения. Диагноз: вялотекущая шизофрения.
