— Что? — не поняла она.
— Рассказывай-рассказывай, — я продолжала хитро улыбаться.
— В каком смысле?
— Ну что у тебя было с дядей Сашей?
Это оказалось для нее полным нокаутом.
— С чего ты взяла, что у меня с ним что-то было? — вскинулась она.
Однако по шальной искорке в ее глазах я успела заметить, что попала в самое «яблочко». Теперь можно и блефовать.
— А то ты думаешь, он не рассказывал мне, да?
Крыть ей было нечем.
— Ты замужем? — продолжила меж тем я.
— Нет.
— А что ж тогда происходит? Что дядя Саша такой понурый в последнее время? Будто жизнью недоволен.
И тут ее прорвало.
— Да задавили его уже все.
— Кто все? — тут же ухватилась я.
— Жена, коллеги, Шубин тот же.
— А что Шубин? Ему чего надо?
— Ты с ним знакома? — насторожилась Венская.
— Только со слов дяди Саши, — сразу же открестилась я от Виталия Сергеевича.
— Сволочь он, — многозначительно изрекла Людмила. — Очень порядочная, надо заметить, сволочь.
— Почему? — я продолжала ненавязчиво подбрасывать вопросы.
— Потому что привык чувствовать себя хозяином жизни. А все остальное люди для него — мусор.
— А чем он задавил дядю Сашу?
— Точно не могу сказать, — поникла Венская. — Шубин иногда приезжает сюда. Они о чем-то говорят с Сашей, и я несколько раз замечала, что после этих разговоров Саша становится замкнутым, рассеянным, даже каким-то нервным.
— Вот-вот, нервным, — подхватила я. — Именно это меня и беспокоит. Ты случайно не знаешь, Люда, ему не угрожали в последнее время?
Глаза Венской округлились от удивления.
— Насколько мне известно, нет, — подумав, ответила она.
— А кто из коллег задавил дядю Сашу? — сменила я тему.
— Что? — переспросила она.
— Ты говорила, что коллеги тоже задавили его. А кто именно?
— Да все.
— То есть как все?
— А так. Сашу не любят здесь, — выдала Людмила очередную новость. — Скорее всего завидуют. Он очень опытный хирург. Даже Шубин это осознает, несмотря ни на что. А врачи, как мне кажется, самый завистливый народ, ну вот и старается каждый подложить Саше свинью. Да что за примерами далеко ходить, — встрепенулась Венская. — Не так давно молодой врач поступил к нам на работу. Сопляк еще. Молоко на губах не обсохло, а туда же. Так и норовит Саше палки в колеса вставить.
— Это еще кто такой? — заинтересовалась я.
— Алябьев Антон.
— Молодой, говоришь?
— Точно. Юнец совсем.
— И что же он вытворяет?
К сожалению, мне не удалось ничего узнать о поступках молодого врача Алябьева, потому как в этот момент дверь распахнулась, и в кабинете возник сам Решетников.
Увидев меня, Александр Михайлович очень удивился и уже раскрыл рот, дабы выразить это свое изумление. Нельзя было терять ни секунды. Я моментально вскочила с кресла и с криком: «Дядя Саша!» — бросилась ему на шею.
Решетников оторопел.
— Надеюсь, вы не забыли о нашем уговоре? — шепнула тихо ему на ухо. — Я ваша племянница, — и уже громко добавила, слегка отстраняясь от него: — Не ожидали?
К чести Александра Михайловича надо заметить, что сориентировался он мгновенно.
— Женька! — завопил что есть мочи, и мы вновь нырнули в объятия друг друга. — А что так рано?
Надо же. Ему бы в актеры идти, а не в хирурги.
— Ну знаешь ли, — я обиженно надула губки. — Я, понимаешь, тороплюсь, спешу увидеться с ним, а он говорит: «Что так рано?»
Я даже обернулась к Венской, как бы призывая ее в свидетельницы бестактного поведения своего дяди.
— Прости, — потупился Решетников. — Не то я ляпнул.
— Вот именно, — я улыбнулась, давая понять, что простила его.
— Я, пожалуй, пойду, Александр Михайлович, — подала голос Людмила, вставая.
— Да-да, конечно, — Решетников вновь стал самим собой. — Идите работайте, Людочка.
Венская выплыла из комнаты, подобно царевне-лебеди, и мы остались с Александром Михайловичем наедине.
— Значит, вы уже здесь, — констатировал Решетников, прикрывая дверь за своей медсестрой.
— Совершенно верно. Как вам спалось, Александр Михайлович?
— Плохо, — он плюхнулся в кресло, в котором до этого сидела я.
— Что так?
— Меня мучили кошмары.
— Представьте себе, меня тоже, — призналась я.
— А вас-то почему? — искренне изумился он.
— Вчера я навещала господина Шубина. Инкогнито, разумеется.
— Шубина? — Александр Михайлович весь как бы подобрался. — Зачем?
— Хотелось заранее знать, что он за человек.
— И каково же ваше мнение?
— Признаюсь, он не вызвал моих симпатий.
— Я так и думал. — Решетников достал сигареты и закурил.
Я выдержала паузу минуты в две, наблюдая за тем, как интенсивно он впитывает в себя никотин, и спросила:
— Почему?
Мой вопрос прозвучал очень неожиданно.
— Что почему? — Решетников поднял на меня глаза.
— Почему вы так и думали? — пояснила я.
Он наморщил лоб, пытаясь осмыслить мой вопрос, и, поняв наконец, в чем дело, ответил:
— Как ни странно, этот тип ни у кого не вызывает симпатий.
— Вот как?
— Да. Так вы беретесь меня охранять? — резко сменил он тему.
— Кажется, я еще вчера сказала, что берусь. А отказываться от своих слов не люблю. Но только после того, как отвезу домой тетю.
— Ну разумеется. — Александр Михайлович заметно повеселел. — Хотите забрать ее уже сейчас?
— А можно?
— Конечно. С ней очень скоро все будет в полном порядке. Я сейчас только отдам распоряжение о ее выписке.
Решетников энергично поднялся с кресла, но отдать каких-либо распоряжений не успел.
В ту секунду, как он оторвался от сиденья и встал во весь рост, я заметила, как в одном из окон здания напротив что-то блеснуло. Вариантов могло быть много, но я не собиралась рисковать и обдумывать, какой из них наиболее вероятен. В такие моменты всегда предполагаю самое страшное и ошибаюсь редко. Я рыбкой нырнула к ногам Решетникова и, схватив его за ботинки, резко дернула на себя. Он плюхнулся в кресло, и в тот же миг оконное стекло разлетелось вдребезги. Я снова потянула доктора на себя, и он растянулся на полу рядом.
— Лежите и ни в коем случае не поднимайтесь, — прошипела я.
Он закивал головой.
Я вытащила из-за пазухи револьвер и откатилась к двери. Не отрываясь от пола, толкнула ее, распахивая настежь, и, кувырнувшись через голову, оказалась в коридоре.
Здесь уже можно было и подняться. Сжимая рукоятку оружия, я побежала к лестнице. На ходу, не теряя времени даром, старалась просчитать, из какого же окна произвел свой выстрел неизвестный киллер.
Однако пока эти расчеты не пригодились. Стоило мне выскочить на улицу и обогнуть здание «Вита-С», как я сразу увидела знакомый «жигуль» салатного цвета, резво отъехавший от обочины. Номера у машины по-прежнему отсутствовали, но на этот раз в салоне сидел только водитель.
Как говорится, в данной ситуации промедление смерти подобно. Я решила не медлить ни в коем случае. Бегом вернулась к своему «Фольксвагену» и, бросив револьвер на соседнее сиденье, рванула машину с места. «Жигуль» уже маячил далеко впереди. Но отчаиваться не в моих принципах. Вдавив акселератор в пол, бросилась за ним вдогонку.
Мозг мой лихорадочно работал. Самое неприятное во всей этой истории, думала я, было то, что мне по-глупому удалось засветиться перед этим сукиным сыном. Вряд ли он такой дурак, что верит в совпадения. Вчера я была в машине с Решетниковым, и преследуемый сейчас мною парень скорее всего не успел забыть меня, если вчера раcсмотрел. А сегодня, пока я беседовала с Венской в кабинете Александра Михайловича до его прихода, киллер успел прекрасно разглядеть мою персону через оптический прицел. Так что он теперь вряд ли поверит в то, что я племянница Решетникова. Ну и дура же ты, Женька! Могла бы для образа племянницы и имидж поменять, и внешность. Так нет же, поленилась. Впрочем, не поленилась, а просто не подумала, не посчитала нужным. Молодец! Поздравляю! Теперь ты полностью раскрыта. Жди сюрпризов.
«Да ладно, какие сюрпризы, — тут же одернула я себя. — Сейчас догоню этого стрелка и шею намылю».
Но стоило мне только подумать об этом, как я его потеряла. Да-да, именно потеряла. Причем совершенно неожиданно для себя. Я почти нагнала его перед очередным поворотом. Между нами оставалась какая-нибудь сотня метров. И тут он свернул. Я следом за ним. И все. «Жигуленок» как испарился.
Я ударила по тормозам. Вот невезуха. Тоже мне профессионал, называется.
К сожалению, как ни крути, а погоня для меня закончилась. Придется вернуться в клинику ни с чем.
Я печально взглянула на свой револьвер, сиротливо лежащий на соседнем сиденье. Прости, мой друг, но никаких перестрелок не будет. Ни перестрелок, ни поимок преступников, ни наград за их обезвреживание. Ничего не будет.
