и папы один за другим проплывают стокгольмские шхеры. Последние лучи заходящего солнца освещают кроны деревьев. Альбин смотрит на деревянные дома, выглядывающие из-за деревьев, и купальни у самой воды. Представляет, каково было бы сидеть на одном из этих мостиков и наблюдать, как проходит большой паром. Папа говорит, что эти домики стоят раз в десять больше их таунхауса.
Мама утверждает, что не в деньгах счастье, но Альбин не может даже представить себе, как в таких домах можно горевать. Лучше всего иметь дом на собственном острове, который никто не мог бы найти без специальной карты.
«Эти идиоты из отдела закупок совершенно не понимают суть работы, – частенько жалуется папа. – Одна рука не знает, что делает другая. И мне осточертело разгребать за ними завалы и косяки».
Отец утверждает, что любит свою работу, но, когда говорит о ней, создается обратное впечатление. Там все время куча проблем. И создают их всегда другие сотрудники. Он всегда молодец, а остальные – дураки или лентяи.
Когда Альбин был маленьким, он думал, что папа лучше всех. Он рассказывал сыну истории, где миру угрожали огнедышащие драконы и страшные землетрясения, а потом появлялся он и всех спасал. Самым любимым, конечно, был рассказ о том, как они с мамой забрали его из детского дома во Вьетнаме. Как папа сразу понял, что Альбин – это их маленький мальчик, и как они остались во Вьетнаме на несколько месяцев, чтобы Альбин их получше узнал, перед тем как забрать его в Швецию. Раньше Альбин думал, что папа все знает и умеет. Но сейчас он понял: все, что он говорит, не более чем сказки.
Вчера вечером отец опять говорил о бабушке. Такие вечера самые невыносимые.
Мне, наверное, стоит поступить, как маман. Тогда бы все точно обрадовались?
Голос папы звучал грубо и неприятно.
Я был последним идиотом, потому что верил, что меня можно любить.
Ты давно уже бросила бы меня, если бы знала, что еще кому-то нужна. И ты, и Аббе – вы оба только и хотите от меня избавиться.
Альбин не спал, а лежал в кровати и слушал папины шаги на первом этаже. Он хотел быть готовым в том случае, если папа поднимется к нему. Его шаги на лестнице – особый язык. Они подскажут, сердится отец или плачет. Это как два совершенно разных человека, хотя говорят они одно и то же. Но оба папы одинаково страшные, потому что ни один их них никого не слушает и не слышит. Иногда он уходит ночью из дому. Именно в эти моменты папа говорит, что сделает это, что у него уже больше нет сил.
Ты должен знать, Аббе, что если я не выдержу, то это не твоя вина. Никогда не думай, что ты в чем-то виноват.
За окном пролетают несколько чаек. Их клювы раскрываются и закрываются, в ресторане «Буфет „Харизма"» их крика не слышно». Здесь раздаются громкие голоса и стук приборов о тарелки. Если бы Лу была здесь и если бы она была той Лу, которую Альбин знал, то он рассказал бы ей, что раньше люди верили, что чайки – это души погибших моряков. И еще что на дне Балтийского моря лежит множество затонувших кораблей. И тьма погибших моряков.
Но Лу еще не пришла. Альбин с родителями начали ужин без нее.
Лу вообще не хотела с ними ехать!
Альбин, опустив глаза, смотрит на тарелку. Запеченный в сливках картофель, тефтельки, маленькие сосиски, слабосоленый лосось, фаршированные креветками яйца. Он голоден, но в то же время в животе нет места для еды. Как огромный ком цемента, там лежат его мысли. В последний раз он видел Лу прошлым летом. Мама с папой и Линда сняли домик в Грисслехамне. В ту неделю почти каждый день лил дождь, и они с Лу читали, лежа на двухэтажной кровати. Он спал наверху и иногда не мог удержаться, чтобы не посмотреть вниз на лицо читающей Лу. По ее непроизвольной мимике он понимал, о чем она читает в книге. Каждый вечер, несмотря на дождь, они ели на набережной мягкое мороженое с карамельной обсыпкой. Лу видела много фильмов ужасов и по ночам рассказывала Альбину самые жуткие моменты. Иногда они так боялись, что ему приходилось спать в ее кровати. Они лежали рядом и смотрели, как двигаются тени на потолке и как шевелятся за окном ветки деревьев. Как будто они приоткрывали воображаемый занавес и заглядывали в другой мир, существующий по другую сторону старого и привычного. Альбину было так страшно, что казалось, будто страх притягивает как магнит то самое ужасное, чего он так боялся. И все же именно эти минуты ему больше всего запомнились в те каникулы. Было очень здорово лежать в кровати рядом с Лу, дрожа от страха, смеяться до упаду, до истерики, словно смех никогда не иссякнет.
– Как тебе? Нравится учиться в шестом классе, Аббе? – спрашивает Линда и отправляет в рот блестящий кусок селедки.
– Да, нормально все, нравится, – отвечает Альбин.
– Ты по-прежнему хорошо учишься?
– Лучший в классе, – докладывает папа. – Ему даже дают дополнительные задания, чтобы не заскучал.
Альбин откладывает в сторону вилку и нож:
– Но не по математике, по математике многие лучше меня.
– Я в школе математику ненавидела, – смеется Линда. – Видимо, поэтому я все и забыла, я едва могу сейчас помочь Лу с уроками.
– Аббе достаточно всего один раз показать, как делать то или иное задание, – с гордостью говорит папа. – Он всегда учился с легкостью.
– Какой у тебя любимый предмет?
Альбин смотрит на Линду. Некоторое время молчит. Тетя очень добрая. Но она из тех, кто все время задает одни и те же скучные вопросы для поддержания беседы.
– Думаю, что английский и шведский, – наконец отвечает мальчик.
– Надо же… Да, тебе всегда нравилось читать и сочинять истории. Лу тоже такой была, но сейчас у нее в голове только косметика и мальчики.
Цемент в животе становится еще тяжелее.
– Ты уже решил, кем хочешь стать?
Альбин знал, что именно это тетя сейчас спросит.
Он видит, что папа смотрит на него с надеждой, но все же упрямо поджимает губы и молчит.
– Он хочет стать программистом. За этим будущее, – объявляет папа. – У него фантазия ничем не хуже, чем у создателей Майнкрафта [2] и Спотифай [3]. Правда, Аббе?
Сейчас Альбин его ненавидит. Это папина идея, но ему удалось убедить себя, что Альбин сам это придумал. На самом деле Альбин абсолютно
