- Да нет, не нужно, - сказал Назар Захарович. - Извини, дочка, это я не тебе. Так что, может, проблемы какие-то? Помочь нужно? Ты говори, не стесняйся.
На другом конце провода зазвучал звонок мобильника и снова послышался женский голос. Причем голос этот показался Насте очень знакомым.
- Спасибо, дядя Назар, вы мне уже и так очень помогли с рецензентами, у меня совести не хватит вас эксплуатировать…
Она говорила еще какие-то слова, а сама напряженно прислушивалась к доносящемуся из трубки женскому голосу. Лозинцева. Точно, это она.
Ее интонации, немножко особенные, почти неразличимые нюансы, как у многих людей, интенсивно практикующих разговорный иностранный.
- Дядя Назар, у вас гости? Я вас отрываю?
- Да ничего, дочка, ничего, ты говори, если что нужно.
- Это Элеонора Николаевна, я не ошиблась?
- Ну и слух у тебя! - восхищенно присвистнул Никотин. - Или чутье? Или прознала что-нибудь?
- Слух, дядя Назар, слух, - рассмеялась Настя. - Чутья у меня сроду не было, даже ваш дружок Гордеев это признавал. Но если вы добровольно и чистосердечно предлагаете мне помощь, то я готова воспользоваться.
Мысль пришла ей в голову неожиданно, и Настя даже не успела как следует обдумать, насколько удобно и прилично ее осуществлять.
- Вы не могли бы аккуратненько выяснить у Элеоноры Николаевны кое-что насчет Шустова?
- А что именно?
Голос Лозинцевой стал быстро удаляться и вскоре совсем пропал, и Настя, понял а, что Никотин вышел из комнаты. Она в двух словах объяснила Бычкову, что ее интересует.
- И зачем тебе это?
- Ну дядя Назар… - укоризненно протянула Настя. - Я же не спрашиваю, почему Лозинцева находится у вас дома, правда? Хоть у меня и нет чутья, но есть здравый смысл, и я понимаю, что если одинокая женщина находится в квартире одинокого мужчины в десятом часу вечера, то по меньшей мере бестактно спрашивать, что она там делает. Но если вспомнить, как она нервничала в вашем присутствии и, боялась поднять на вас глаза, то можно прийти к выводу, что вы произвели на нее неизгладимое впечатление. Я-то по наивности думала, что она догадывается о причастности кого-то из родных к убийству Кристины и поэтому с ума сходит от страха, я всю голову себе ложными версиями забила, а у нее, оказывается, любовь с первого взгляда. Так вы мне поможете?
- Шмакодявка, - проворчал Бычков. - Ладно, поговорю. Но ты мне пообещай, что, как только мы встретимся, ты мне все объяснишь. Терпеть не могу, когда меня втемную используют. Завтра будешь в академии?
- Не знаю пока. Скорее всего, буду. Сейчас позвоню Городничему, он собирался назначить мне научное рандеву на завтра.
- Значит, завтра придешь ко мне и все расскажешь А я тебе позвоню в течение минут тридцати-сорока. Ты дома?
- Если бы. На Петровке сижу. Так что звоните на мобильник.
Олег Антонович, похоже, тоже благополучно забыл о том, что велел адъюнкту Каменской позвонить в четверг вечером насчет встречи в пятницу, потому что долго собирался с мыслями, листал ежедневник, что-то бормотал и, наконец, заявил, что сможет встретиться с ней с трех до половины четвертого, другого времени у него не будет. Ну вот, опять весь день псу под хвост. То есть заниматься делом можно будет только до двух часов, потом нужно выезжать, потом неизвестно сколько ждать (а куда ж без этого?), потому что пунктуальностью профессор Городничий не отличается и его «с трех до половины четвертого», может означать и «с пяти до десяти минут шестого». Потом ехать домой, готовить ужин, а потом уже и день закончится.
Настя уныло побродила по кабинету, глубокомысленно поразмышляла над чайником, пытаясь понять, хочет она кофе или нет. Пожалуй, нет. А чаю? Тоже нет.
Ничего она не хочет. Она хочет вычислить таинственного убийцу, который оставляет на теле жертвы различные предметы и который совершает свои преступления вслед за другими тяжкими преступлениями, имеющими, как правило, высокий общественный резонанс. Вот этого она действительно хочет.
«Какой я ученый? - с неожиданной тоской подумала Настя. Тоска оказалась такой жгучей, что даже слезы на глазах выступили. - Я - сыщик. Это единственное, что мне интересно. А все остальное - так, игрушки, фантики, необходимые для выживания. Неужели так может случиться, что через год с небольшим, когда мне стукнет сорок пять, у кого-то поднимется рука лишить меня этой работы? Я же сдохну без нее».
Она не успела додумать до конца сию душераздирающую мысль и всласть наплакаться, потому что распахнулась дверь и на пороге возник Коротков. Страшный, небритый, с набрякшими под глазами мешками, почерневший. Но сияющий.
- Ждешь? Пошли ко мне. У тебя пожрать нет?
- Печенье только…
- Бери с собой, и пошли.
В своем кабинете он скинул куртку и ботинки, немного подумал, наклонился и стянул носки. Не обращая внимания на Настю, стащил через голову джемпер, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, открыл шкаф, достал оттуда войлочные шлепанцы, потом упал в кресло, вытянул ноги и блаженно застонал.
- Все, мать, теперь можешь меня поздравлять и поить чаем. Мы его взяли.
- Кого?
- Маньяка, который студенток душил. Мы его взяли, Аська!!! Я пораньше ушел, ребята остались его додавливать. Через часок они сюда подгребут, и мы напьемся в стельку. В сосиску. В грязь. В хлам. Во что еще можно напиться?
- Юрка! - от восхищения и радости у Насти даже голос сел, поэтому говорила она свистящим шепотом. - Как же это вы, а? Ну рассказывай же скорее! Давай рассказывай, я пока тебе чай сделаю.
Рассказ получился весьма эмоциональным, но коротким и закончился одновременно со второй чашкой чаю. Иногда Юра умел быть удивительно лаконичным, причем почему-то именно в тех случаях, когда Насте хотелось подробностей и деталей.
- Что, и это все? - возмутилась она.
- Все. Больше не могу об этом говорить. Не отошел еще. Через пару дней я тебе все в деталях обскажу, а на сегодня все. Прости, подруга.
- Ты хотя бы скажи, как он выглядит?
- А тебе не все равно, как он выглядит?
- Я имею в виду, он похож на того парня, который к нашей Лильке приставал? Это он?
- Да что ты, мать, - Коротков устало махнул рукой, - это совсем не он. К Лильке какой-то другой придурок клеился. В любом случае ей больше нечего бояться, маньяк уже в клетке сидит.
- А как наш маленький Заточный? Внес свою лепту в общее дело? - поинтересовалась Настя.
- Мать, можешь меня убить, я виноват…
- Что еще? - нахмурилась она.
- Я его послал за Лилькой присмотреть. На прошлой неделе я с ней встречался, ну, после того убийства в твоем районе, и мне показалось, что она меня дурит. Нет у нее никакого парня на курсе, который ее провожает из института домой.
- Почему ты решил, что нет?
- Аська, ну что я, не знаю, как выглядят девушки, у которых роман с сокурсником? Может, я и дурак, но нюх у меня пока еще есть. Не знаю, зачем она меня обманула, но вникать не стал, не до того было. Так я велел Максиму за ней приглядеть на всякий случай. Опять же, а вдруг тот парень, который к ней клеился, и есть маньяк, и он бы появился где-то поблизости? Отпускал Максима часам к двум-трем, когда занятия в институте заканчиваются, и он ее до дома доводил. Вот и сегодня… Он, бедолага, все самое интересное пропустил, пока Лильку провожал, только к шести часам нарисовался. Расстроился - жуть! Чуть не плакал от досады. Вот я и оставил его с задержанным поработать, пусть вкус победы ощутит.
Он прикрыл глаза, и через секунду голова его упала на грудь. Коротков уснул. Настя бесшумно поворошила бумаги на его столе, нашла синюю папку, о которой говорил Зарубин, и на цыпочках стала отходить в сторону двери, но в этот момент зазвенел ее мобильник. Юра мгновенно очнулся, поднял голову и поежился.
- Вот, блин, накатило… Я заснул, что ли? Это чей телефон, твой или мой?
Настя поняла, что он хоть и проснулся, но как-то не окончательно. Частично.
Звонил Никотин. Говорил он быстро и приглушенно, из чего стало понятно, что Лозинцева все еще у него. Ну дядя Назар! Ну шустер!
- Значит, так, дочка. Шустов примерно через полгода после смерти дочери, где-то летом, ехал на машине сильно пьяный и здорово разбился. То есть разбил он машину, а сам только ногу сломал и два ребра, но в больнице пролежал четыре месяца, у него, так у сильно пьющего, всякие осложнения начались. Потом еще дома долго сидел, не выходил никуда, с костылем ковылял. Машина восстановлению не подлежала, а новую они не купили.
- Ясно, дядя Назар. Спасибо вам.
- Завтра я тебя жду, - строго напомнил Бычков.
- Обязательно, - пообещала Настя. - Я обязательно зайду к вам и все объясню.
Вот как выходит… Таню Шустову убили в феврале 2002 года, летом того же года Шустов попал в аварию, и получается, что все лето, осень и зиму он ничего совершить не мог. В июне 2002 года совершено убийство в Воронеже. Ладно, допустим, оно имело место до аварии. Но в сентябре застрелили девушку в Чебоксарах, а в январе 2003 года задушили шарфом юношу-студента в Рузском районе Подмосковья. И это уж точно никак не мог быть Шустов на костылях и с переломанными ребрами. Вполне возможно, он еще не выходил из дому даже в апреле, когда в Ярославской области задушили удавкой воспитательницу детского сада. Конечно, все это надо проверять по датам, говорить с врачами, выяснять, насколько Шустов был мобилен в тот период… Но все-таки похоже, что это не он. А такая версия была красивая! Такое элегантное раскрытие могло бы получиться! Жаль.
