головой.
Барбара вымыла руки. Дети, попадавшие в приют, в основном были бездомные, жившие милостыней или воровством. Их попрошайничество досаждало горожанам, и, когда полиция ловила маленьких нищих, их передавали монахиням.
Сеньора Бланко позвонила в колокольчик, и сестра Тереза, девушка с квадратным крестьянским лицом, ввела рыжего мальчика лет восьми в слишком большом грязном коричневом пальто.
— Поймали на воровстве маленькую бестию, — укоризненно проговорила монахиня.
— Какой негодник, — скорбно произнесла сеньора Бланко. — Снимай одежду, дитя, тебя осмотрит медсестра.
Мальчик угрюмо разделся и стоял голый: ребра торчат, руки как спички. Он опустил голову, когда Барбара стала его осматривать. От него пахло застарелым потом и мочой. Кожа холодная, как у ощипанного цыпленка.
— Он очень худой, — тихо сказала Барбара. — Гниды, конечно.
На запястье был длинный порез, красный и мокнущий.
— Это нехорошая царапина, niño, — мягко произнесла Барбара. — Откуда она у тебя?
Мальчик поднял на нее большие испуганные глаза и буркнул:
— Кошка. Зашла в мой подвал. Хотел взять ее на руки, а она меня цапнула.
— Плохая кошка, — улыбнулась Барбара. — Мы помажем твою руку лекарством. Потом дадим тебе поесть. Ты не против? — (Мальчик кивнул.) — Как тебя зовут?
— Иван, сеньора.
— Кто дал тебе такое имя? — спросила сестра Бланко, поджав губы.
— Родители.
— А где они теперь?
— Их забрали охранники.
— Иван — плохое имя, русское имя. Ты это знаешь? Монахини выберут тебе имя получше.
Мальчик повесил голову.
— Думаю, мы закончили, — сказала Барбара.
Она заполнила карточку и передала ее сеньоре Бланко, которая увела мальчика. Сестра Тереза вышла в другую дверь, чтобы привести следующего ребенка. Beata вернулась через несколько мгновений, вытирая руки о темный передник.
— Боже правый, как от него воняет! — поморщилась она.
За дверью послышалась возня. Раздался визг, и дверь распахнулась. Сестра Тереза волочила за собой костлявую темноволосую девочку лет одиннадцати, та отчаянно сопротивлялась. Монахиня раскраснелась, головной убор у нее съехал набок, отчего она стала похожа на пьяную.
— Madre de Dios, брыкается хуже свиньи! — Сестра Тереза крепко схватила девочку за руку, принуждая ее стоять спокойно. — Прекрати, иначе получишь палкой! В эту точно вселился дьявол. Она жила в пустом доме в Карабанчеле. Гвардейцам пришлось гоняться за ней по улицам.
Барбара наклонилась к девочке. Та тяжело дышала — рот раскрыт, видны плохие зубы, глаза выпучены от страха. На ней было грязное синее платье, в руке она сжимала шерстяного ослика, такого грязного и затрепанного, что его трудно было узнать.
— Как тебя зовут? — мягко спросила Барбара.
Девочка сглотнула.
— Вы монахиня? — спросила она.
— Нет, я медсестра. Я хочу только осмотреть тебя, чтобы понять, нужен ли тебе врач.
Девочка посмотрела на нее умоляющим взглядом:
— Отпустите меня, пожалуйста. Я не хочу, чтобы из меня сварили суп.
— Что?
— Монахини варят из детей суп и кормят им солдат Франко. Пожалуйста, пожалуйста, скажите, пусть они меня отпустят!
— Видите, кто ее вырастил, — рассмеялась сестра Тереза.
— Это все злостная ложь красных. — Сеньора Бланко хмуро взглянула на девочку. — Ты плохой ребенок, раз говоришь такие вещи. А теперь снимай одежду и покажись медсестре. И отдай мне это!
Она протянула руку к шерстяному ослику, но девочка сжала его крепче. Лицо сеньоры Бланко побагровело от гнева.
— Отдай его мне! Слушайся меня, маленькая коммунистка!
Она схватила игрушку и резко дернула — ослик разорвался пополам, из него высыпалась вата. Beata пошатнулась, а девочка с криком отскочила, забилась под кровать и стала выть, прижимая к лицу голову осла — все, что у нее осталось. Другую часть сеньора Бланко бросила на пол.
— Вот сучка…
— Замолчите! — рявкнула на нее Барбара и обратилась к девочке: — Это получилось случайно. Может быть, я смогу починить твоего ослика.
Девочка потерла щеку головкой игрушки:
— Фернандито, Фернандито… Она убила его.
— Отдай мне твоего Фернандито. Я зашью его. Обещаю. Как тебя зовут?
Девочка, не привыкшая к доброму тону, подозрительно поглядела на нее, а потом сказала:
— Кармела. Кармела Мера Валера.
У Барбары свело живот. Мера. Фамилия друзей Берни. Они жили в Карабанчеле. Барбара вспомнила, как ходила к ним три года назад — дородный дружелюбный отец, замученная работой мать, больной туберкулезом мальчик. Девочка там тоже была, в то время лет восьми.
— У тебя… у тебя есть семья?
Закусив губу, девочка покачала головой:
— Был большой взрыв. Потом я нашла пустой подвал для нас с Фернандито.
Она заплакала, тихо, мучительно всхлипывая. Барбара протянула к девочке руку, но та отползла подальше, продолжая безутешно плакать.
— Господи, да она, наверное, не один год прожила на улице! — Барбара встала.
Было ясно, что о знакомстве с родными девочки, семье коммунистов, ей лучше не упоминать.
— Может, попробуем достать ее оттуда? — холодно предложила сеньора Бланко.
Барбара снова встала на колени:
— Кармела, поверь мне, монахини не сделают тебе ничего плохого. Они тебя накормят, дадут теплую одежду. С тобой все будет хорошо, если ты сделаешь то, что они скажут, но, если ты не вылезешь, они разозлятся. Вылезай, и я зашью твоего ослика, обещаю. Но ты должна вылезти.
На этот раз девочка сдалась и позволила Барбаре мягко вытащить себя из-под кровати.
— Хорошо, Кармела. А теперь стой спокойно, сними платье, чтобы я могла осмотреть тебя. Да, вот так. Дай мне Фернандито. Я позабочусь о нем.
Руки и ноги девочки были покрыты струпьями экземы. Барбара удивилась, как она вообще выжила.
— Она сильно истощена. Где ты брала еду, Кармелита?
— Просила. — В ее глазах появилось дерзкое выражение. — Таскала.
— Одевайся! — резко сказала сестра Тереза. — Мы тебя зарегистрируем. И больше никаких игр и веселья. Ты получишь еду, если будешь вести себя как следует. Иначе получишь палкой.
Девочка надела платье. Сестра Тереза положила пухлую красную руку на ее плечо и повела из комнаты. Кармела обернулась и с мукой в глазах посмотрела на Барбару.
— Я принесу Фернандито через день или два, — сказала та. — Обещаю.
Дверь за девочкой закрылась.
— Столько мусора! — фыркнула сеньора Бланко.
Она нагнулась, собрала с пола кусочки ваты, вывалившейся из ослика, и, смяв их в плотный комок, бросила в урну вместе с шерстяной ослиной шкуркой. Барбара подошла, вынула ее оттуда и положила в карман:
— Я обещала его починить.
Beata опять фыркнула:
— Такую грязь! Вы же знаете, ей все равно не разрешат держать его при себе. — Она подступила к Барбаре, прищурив глаза. — Сеньора Форсайт, при всем к вам добром отношении я не знаю, подходите ли вы нам для работы. Мы в Испании сейчас не можем позволить себе сентиментальности. Вероятно, вам следует обсудить это с сестрой Иммакуладой.
И, качнув тугими кудрями, она вышла из изолятора.
Вечером дома Барбара попыталась сшить ослика.
