на сей раз выбив зубы. Ашер сплюнул на пол, а его голова моталась из стороны в сторону, когда он пробовал встать.
– Ты никогда и никому не причинишь больше зла, мразь, – прошипел Гэбриел.
– Тебе это с рук не сойдет. – Голос Ашера стал заметно тише.
– Может быть, но оно того стоило. У тебя нет никакой власти надо мной.
– Ты так в этом уверен? – Ашер с трудом дышал и продолжал сплевывать на пол. – Хочешь знать, почему ты мой?
– Почему же?
– Потому что из-за меня ты попал сюда.
– Что?
– Это я убил мужика в сигнальной будке. Он был мертв задолго до того, как ты пришел туда.
– О чем ты, мать твою? Ты был там, когда мы пришли? – Гэбриел смотрел на Ашера сверху вниз.
– Меня арестовали за драку с причинением телесных повреждений через три дня после его смерти.
– Когда это случилось? – спросил Гэбриел сквозь стиснутые зубы.
– В начале июня. А через пару недель там очень кстати оказался ты. – Ашер все же сумел ухмыльнуться.
Не способный сразу переварить услышанное и не уверенный пока в правдивости слов Ашера, Гэбриел почувствовал прилив адреналина. Гнев овладел всем его существом. Он ухватил врага за волосы и подтащил к месту, куда падала вода из душа.
Струя потекла по окровавленному лицу Ашера, когда Гэбриел нажал на кнопку. Он встал рядом и обмотал лицо Ашера кухонным полотенцем, накрыв рот и позволив воде падать прямо на него. Ашер брыкался и отбивался, пытался царапать удерживающие полотенце руки. Его пальцы сжались, мышцы напряглись, но постепенно движения слабели: теперь приходилось бороться за каждый глоток воздуха.
– Какого дьявола ты творишь? – В дверном проеме стоял Джонсон.
Вода перестала течь, и Гэбриел убрал полотенце. Тело Ашера на секунду обмякло, и им овладел приступ неудержимого кашля. Он тоже увидел охранника и протянул к нему руку. Джонсон молча таращился, как громом пораженный.
– Мне пришлось кое-что предпринять. Сам бы он никогда не остановился, – пояснил Гэбриел.
Если его снова отправят в карцер, все будет кончено, ему никогда больше не представится шанс, он потерпит поражение. Начатое надо закончить. Гэбриел смотрел на Джонсона и ждал, затаив дыхание, что тот схватит его, а потом в назидание другим посадит под замок все крыло.
Ашер грязно выругался, сплевывая и кашляя кровью.
– Не имеет никакого значения, что из-за меня ты проведешь за решеткой долгие годы. Что бы здесь ни случилось, победа останется за мной. Я прикончил человека, за убийство которого придется мотать срок тебе. Я расколол его череп. А теперь, когда мой брат узнает обо всем, он проделает то же самое с твоей подружкой. – Ашер снова сплюнул и повернулся к Джонсону. – А потом расправится с твоей женой.
– Ну и чего ты ждешь? – спросил Джонсон у Гэбриела.
– Не понял?
– Кончай его к чертовой матери! Если он выйдет отсюда, то сделает твою жизнь тяжелее, чем прежде. Совсем невыносимой. Он больше не станет разговаривать с тобой с притворной вежливостью, а натравит своих дружков – громил с обритыми головами, – чтобы одни держали тебя, а другие опустили по очереди.
– Нет! – попытался воскликнуть Ашер и закашлялся.
От страха его глаза чуть не выпадали из орбит. Он только сейчас окончательно понял, что происходит. Ему почти полностью изменил голос. Видимо, струя воды повредила гортань. Ашер не мог даже закричать.
– Я позабочусь, чтобы никто ничего не узнал, – тихо сказал Джонсон и обернулся, убеждаясь, что никого нет поблизости.
Гэбриел понимал, что охранник прав. Если дать Ашеру шанс, он непременно им воспользуется и снова возьмется за свое. Сделанного явно недостаточно, чтобы напугать его до полусмерти. Оглядываясь потом назад, он, наверное, посчитает, что победил, сломал жертву, превратил ее в чудовище. Гэбриел снова взялся за кухонное полотенце.
– Если настучишь, Джонсон, я потяну тебя за собой, – предупредил он надзирателя.
Гэбриел сложил полотенце по диагонали, чтобы сделать его длиннее, обмотал вокруг шеи Ашера, плотно натянул и завязал двойным узлом. Враг дергался и старался высвободиться, но не мог даже толком вцепиться в удавку. Гэбриел подтащил его в угол душевого отсека и вновь пустил воду, смывая с себя кровь, остававшуюся на руках и на ступнях. Ашеру удалось пальцами дотянуться до узла, но это не помогло. Полотенце намокало, все жестче стягивая узел. Теперь даже сам Гэбриел не успел бы развязать его. Поэтому он просто вышел из душевого отсека, оставив Ашера валяться на кафельном полу.
Джонсон стоял в дверном проеме, наблюдая за обстановкой в крыле. Гэбриел оделся и снова посмотрел на Ашера. Его глаза оставались открытыми, но он больше ничего не видел. Он умер. Гэбриел поспешил выйти из душевой. В дальнем конце блока продолжалась драка. Джонсон кивнул Гэбриелу и бросился разнимать дерущихся. В любом случае лучше, если мертвеца обнаружит кто-то другой. Бейли зашел в одну из пустовавших сейчас камер и поджег матрац, чтобы еще сильнее отвлечь внимание охранников. Пожар получился пустяковый, его быстро погасили, но один из обитателей камеры вернулся, увидел Бейли и попытался избить его, надзирателям пришлось вмешаться и в этот конфликт.
Гэбриел вернулся в камеру. Вторую заваруху прекратили очень быстро: заключенный из подожженной камеры отправился в карцер, поскольку охранники отказались поверить, что тихоня Бейли мог совершить такое. За Бейли закрепилась репутация человека, никогда и никому не создававшего проблем, и тем более не способного по своей воле ввязаться в разборки. К тому же Гэбриел намеренно выбрал камеру известного громилы, который то и дело избивал кого-то или затеивал общее побоище. В общем, оставалось только надеяться, что Бейли не слишком сильно от него пострадает.
Сигнал о закрытии всех дверей был подан через десять минут. Гэбриел использовал время взаперти, яростно орудуя банным полотенцем, чтобы высушить волосы. Если охранники сразу начнут расследование смерти Ашера, простой здравый смысл подскажет им искать кого-то мокрого. Орудием убийства стало обычное кухонное полотенце в синюю клеточку, таких в тюрьме не меньше сотни. По всей вероятности, вода смыла основные улики, а что касалось ДНК, то в душевой ее оставили множество заключенных. Теперь приходилось только ждать и надеяться на лучшее. По крайней мере, отныне Гэбриел знал: он оказался там, где должен был. У него закрутило желудок, когда он вспомнил слова Ашера и попытался их обдумать. Гэбриел так долго чувствовал себя виноватым в гибели человека при пожаре в старой сигнальной будке, а теперь оказалось, что он не имеет к ней никакого отношения. Его преследовала навязчивая мысль, что только Ашер знал обо всем с самого начала, и теперь единственный человек, способный
