— Могу ответить, — сказал Денис. — Всюду то же самое. Ладно, поехали! Чего тут торчать?
Сидевший за рулем тронул машину и, покинув площадь, включил рацию на прием. И вскоре в подтверждение сказанного Денисом в эфире прошла условная фраза, означавшая, что операция «Три костра» отменяется, но остается в силе приказ атаковать тот «сучий подвал», штаб-квартиру движения «Гражданское действие».
Еще перед выездом на операцию они заехали в один глухой двор, где жались друг к другу с десяток старых ржавых гаражей и несколько новых «ракушек», и там в одном из боксов переоблачились в омоновскую форму, натянули пятнистые и, видно, не раз уже побывавшие в деле, серо-зеленые комбинезоны прямо поверх цивильных маек и спортивных штанов, напялили и шлемы. Черные маски с разрезами для глаз до времени задрали повыше, чтоб закрыть лица перед самым нападением. Получили и два укороченных «калашника». Предполагалось, что внезапное, стремительное появление людей в форме и в масках внесет сумятицу, растерянность и страх и в стане чеченцев, и в конечной точке маршрута.
Приехали минут через двадцать и сразу увидели знакомый «уазик»-фургончик цвета хаки, в котором должна была подтянуться к месту действия и вторая группа. Третьей почему-то не было.
Подождали минут десять и, запросив по рации, как быть, получили приказ подождать еще минут пять и приступать.
Тут надо было навести такого шороху, чтоб эти народные доброхоты запомнили надолго.
Лавиной вниз, в подвал, пробежка коридором, с ходу высадить дверь, а дальше, как в новейшем триллере: всех, кто окажется в помещениях и на пути — на пол, без церемоний, бить и в глаз, и в рыло, и в пах, и по ребрам, и в печень, и в почки, как учили. Компьютеры — на пол, уродовать не глядя, крушить на металлолом.
Главное — документы, планы и списки. Потребовать, чтобы открыли сейфы. Откажутся, заартачатся — стволы в зубы, а не откроют — вытащить на себе. Сейфы маленькие, всего-то по шестьдесят — семьдесят килограммов. «Найти» загодя прихваченные листовки с призывами ко всеобщей акции неповиновения, к низвержению администрации, захвату здания областной думы, разбросать их везде, перед отходом пара очередей из «калашей» поверх голов... Все.
На всю эту карусель ровно десять минут. По машинам — и с концами. А уж там пусть ищут, пусть доказывают, пускай валят друг на друга, кто побывал да чей отряд. При нынешней каше поди разберись! В одном только городе ОМОН, спецназ, подразделение антитеррора, ударные группы и группы захвата РУОПа, СОБРа, налоговая полиция — пусть расчухивают потом!
Ну что ж, вперед! Маски на морды, и ринулись вниз, топоча сапогами по ступеням. Дверь оказалась открытой. Наталкиваясь друг на друга, набились в узкий проход, толкнули дверь в одну комнату, другую... Всюду не заперто и всюду — никого. Рассыпались по помещениям... И там пусто, и там...
Недоуменно переглядываясь, высыпали из комнат обратно в коридор, в дырках масок — удивленные глаза. Что за фигня? Небось в самой дальней комнате, где у них тут что-то вроде актового зала.
Вслед за старшим, назначенным командовать обеими группами, ринулись туда, как вдруг в спину — зычный свирепый бас:
— Всем лежать! Бросай оружие!
Этот вечер Клемешев проводил на берегу реки. Они приехали на трех джипах, расставили машины в каре, обеспечили охрану на ближних и дальних подступах и приступили к отдыху.
Собственно, отдыха, конечно, никакого быть не могло. Три человека постоянно сидели на связи на трех разных каналах и ждали сообщений. А сам Лемешев лежал на белом байковом одеяле, ярко выделявшемся на фоне сочной травы, и смотрел на воду. Солнце садилось, а после скрылось за лесом у них за спинами. Неподалеку двое помощников колдовали над котлом с ухой.
По первому «мобильнику» с минуты на минуту должны были сообщить, что горят синим огнем бензоколонка и два магазина Алибека. По другому должен был позвонить редактор одной из газет насчет интервью, а по третьему один очень нужный человек обещал тремя условными фразами дать знать, когда намечается на телевидении очередной сольный номер этого Турецкого. Его последний выход на арену, лебединая песня.
И вот, наконец, первый «мобильник» издал тоненькую трель, и на его корпусе часто замигала зеленая лампочка.
— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! — льстиво- угодливо улыбнулся один из здоровяков, сидевший неподалеку от Клемешева с маленьким автоматом, вполне легальным и законным, поскольку имелось разрешение на ношение данного типа оружия персоналом одной из охранных фирм, входивших в обширную и многоцелевую сеть предприятий бывшего мэра.
— Аллах акбар, — усмехнулся Клемешев.
Но на лице того, кто держал в руках «мобильник», вдруг выразилось удивление.
— Вас просят! — громким шепотом сказал он.
— А ну, дай сюда! — протянул руку Клемешев. И когда поднес коробочку аппарата к уху, услышал немного гортанный, насмешливый голос:
— Привет, Адмирал! Ты слышал когда-нибудь, что спички детям не помеха? Так вот запомни: не все горит, что тебе хочется. Твои пиротехники у нас, и я еще не решил, что с ними делать. Вариантов много. Я мог бы, конечно, прислать тебе на память их чучела, но я человек добрый. Они заслужили
жизнь хотя бы тем, что недолго ломались и я знаю теперь этот номер и могу поддерживать с тобой надежную связь.
Клемешев молчал. И тот, что говорил с ним, продолжил со зловещей иронией:
— Ты сам знаешь, кто начал новую войну. Ты присылал за моей головой уже трех своих пацанов. Послушай, Гена, ты ведь умный. Неужели хочешь, чтобы я послал одного своего? — Говоривший усмехнулся и повесил трубку.
Клемешев выматерился и свирепо взглянул на своих, но ничего не сказал. Одна мысль мучила его: как такое могло случиться, что Алибек знает то, о чем должно быть известно не более чем десятку ближайших к нему людей. Ну пусть кликуха, хотя и это весть не из приятных, что называется, в торец... ну ладно, как-нибудь долетела, не велик фокус. Но вот то, что проклятые чечены взяли его «фейерверкеров», что они были предупреждены и знали, откуда ветер дует, сомневаться уже не приходилось. Это значило, что среди своих завелась гнида и каждый секрет, грозящий гибелью, в любую минуту может утечь на сторону.
И тут зазвонил второй телефон. И снова, вопреки тому, чтобы просто выслушать сообщение и шепотом передать ему на ухо, парень, державший второй «мобильник», еще больше удивившись, чем первый, вскочив на ноги, быстро, испуганно проговорил:
— Геннадий Петрович, снова вас просят!
— Опять Алибек?
— Да нет, русский вроде, совсем чисто говорит.
Клемешев снова пробормотал несколько матерных слов и взял в руки второй аппарат.
— Геннадий Петрович? — раздался далекий, но ясно различимый деловитый мужской голос. — Вы ведь, кажется, на лоне природы, не так ли?
— Кто это говорит?
— Тот, с кем вы непременно вскоре встретитесь в одном очень серьезном и неприятном месте. И будет у нас с вами длинный-предлинный разговор, как говорится, исповедь за всю жизнь.
— Ну ты, сука! — прорычал Клемешев. — Я узнал тебя!
— Ну так вот, — невозмутимо продолжал собеседник, — не понтируйте, Геннадий Петрович! С кем, с кем, а со мной, на ваше счастье, вы пока не встречались. А теперь слушайте: в вашем «джипе- чероки» номер СГА-138-931Ш8 имеется маленький телевизор. Включите его ровно в двадцать два пятнадцать на втором канале. Хочу думать, небольшой сюжетец, который вы, конечно, посмотрите, не испортит вам настроения. До встречи!
— Ну волки! — пробормотал Клемешев и крикнул двоим из своих: — Эй, Баклан! Кирюха! Тащите сюда ящик!
Он взглянул на часы: было как раз двадцать два десять, самое время включать ежедневную программу СОС — «Сообщаем о случившемся», по сути дела, копию столичного «Дорожного патруля».
Маленький цветной телевизор, стоявший на уже темной траве, горел чудными японскими красками. А дальше был звук сирены и разные происшествия, аварии, захваты, преступления, А уже в самом конце на экране, вопреки обыкновению, появился диктор:
— Внимание! Возобновлен розыск особо опасного преступника, уроженца города Степногорска Юрасова Сергея, бывшего офицера спецназа Советской Армии. Приметы преступника: около сорока лет, среднего роста, атлетического телосложения, кудрявые темные волосы, темно-карие, почти черные глаза. Особые приметы: татуировки на обеих руках пониже плеча, одна из которых сделана в семьдесят девятом году в период обучения в одном из высших военных учебных заведений, вторая — во время прохождения службы в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, представляет собой изображение барса в прыжке на фоне силуэта гор.
А сейчас мы покажем фоторобот преступника и схематические изображения его татуировок.
