Уверен, что ему сейчас тяжело, но держится Ронни Рэй неплохо. Я завожу разговор о его детстве, надеясь услышать привычные милые байки о потешных проделках и розыгрышах, столь любимых близнецами. Бесполезно. Да, Рон, конечно рос и взрослел здесь, но сейчас ему не до воспоминаний.
Похоронная церемония состоится завтра в два часа дня, но я готов биться об заклад, что уже в пять Рон будет на борту самолета, вылетающего в Хьюстон.
Толпа редеет, затем появляются новые лица, но еда не убывает. Я уплетаю один за другим два куска шоколадного торта, а Рон потягивает теплую минералку. Мы сидим ещё пару часов, и я вконец изнемогаю.
Наконец я приношу извинения и отбываю.
* * *
В понедельник Лео Ф. Драммонд вновь восседает в дальнем от меня конце зала суда, окруженный привычной толпой сосредоточенных соратников, облаченных в строгие темные костюмы.
Я готов к бою. Под ложечкой, правда, противно сосет, и я сижу, не смея дохнуть, но все вопросы записаны на бумаге, и я терпеливо жду своего часа. Даже в полубессознательном состоянии я сумею их зачитать и выслушать ответы свидетелей.
Забавно, но и парни из «Прекрасного дара» явно не в своей тарелке. Представляю, какие проклятья обрушили они на Драммонда, меня, Киплера, да и всю судейско-адвокатскую братию, узнав, что должны всей кучей заявиться сюда для дачи показаний, и не просто заявиться, но просиживать часами и сутками, пока я не соблаговолю покончить с допросом.
Киплер занимает свое место и объявляет, что наше дело будет заслушано первым. Сам допрос состоится в соседнем зале, который всю эту неделю пустует. Это удобно — его честь может периодически заглядывать к нам и ставить Драммонда на место. А тем временем он подзывает нас с Драммондом, желая что-то сказать.
Я сажусь справа от Киплера. Квартет из «Трень-Брень» рассаживается слева.
— Записывать не надо, — говорит Киплер стенографистке. Официальная часть ещё не началась.
— Мистер Драммонд, вам известно, что Донни Рэй Блейк скончался вчера утром?
— Нет, сэр, — серьезно отвечает Драммонд. — Мне очень жаль.
— Похороны состоятся сегодня днем, и в связи с этим возникают определенные сложности. Мистер Бейлор — один из тех, кто должен выносить гроб. Ему уже сейчас следовало бы находиться с семьей усопшего.
Драммонд внимательно смотрит на меня, затем переводит взгляд на Киплера.
— Нам придется отложить допрос. Передайте своим клиентам, чтобы были здесь в следующий понедельник, в то же время. — Киплер меряет Драммонда вызывающим взглядом, словно подначивая на неверный ответ.
Итак, пятерым важным шишкам из «Прекрасного дара» придется позабыть о своей загруженности, перекроить сверхсрочные дела и вновь прилететь в Мемфис через неделю.
— А почему не подождать до завтра? — оторопело спрашивает Драммонд. Вопрос вполне закономерный.
— Я здесь вершу правосудие, мистер Драммонд. Я утверждаю порядок прохождения дел в этом суде и не потерплю вмешательства в ведение процесса.
— Но, ваша честь, я вовсе не возражаю, — мямлит Драммонд. — Однако для проведения допроса ваше присутствие совершенно не обязательно. Эти пятеро джентльменов и без того выше головы прыгнули, чтобы здесь присутствовать. На следующей неделе, возможно, их уже не удастся собрать вместе.
Киплер только того и ждал.
— О, нет, мистер Драммонд, они будут здесь как миленькие. В следующий понедельник, ровно в девять утра.
— Я все понимаю, но, на мой взгляд, это несправедливо.
— Несправедливо, говорите? Этих свидетелей должны были допросить в Кливленде две недели назад, мистер Драммонд. Однако ваши клиенты предпочли затеять игру в кошки-мышки.
Судья в таких вопросах — царь и бог, поэтому оспорить его решение невозможно. Киплер, безусловно, наказывает Драммонда вместе с «Прекрасным даром» и, даже на мой смиренный взгляд, излишне суров к ним. Впрочем, до суда уже рукой подать, и Киплер показывает, кто в доме хозяин. Пусть спесивые адвокаты из «Трень-Брень» твердо уяснят — верховодить на этом суде будет он.
И меня это вполне устраивает.
* * *
Тело Донни Рэя Блейка собираются предать земле за небольшой деревенской церквушкой, в нескольких милях к северу от Мемфиса. Меня и ещё семерых мужчин, которые несли гроб, выстраивают, как и положено, за спинками стульев, на которых рассаживаются родные покойного. Погода промозглая, небо хмурится — подходящий день для похорон.
В последний раз, когда я присутствовал на подобной церемонии, хоронили моего отца, и сейчас я отчаянно стараюсь не вспоминать этот печальный день.
Толпа постепенно собирается под бордовым навесом, и молодой священник начинает зачитывать выдержки из библии. Все мы не отрываем глаз от обшитого серой тканью гроба, вокруг которого разложены цветы. Мне слышно, как рыдает Дот. Я отворачиваюсь и смотрю прочь, пытаясь думать о чем-то приятном.
* * *
Когда я возвращаюсь в контору, на Дека просто страшно смотреть. Его трясет, в лице ни кровинки. На столе сидит его дружок, частный детектив по кличке Мясник; под рукавами свитера с воротником «хомут» перекатываются мощные бицепсы. У него давно не встречавшиеся с расческой волосы, багровые щеки, ботинки с заостренными носами, да и вообще выглядит Мясник как человек, привыкший решать споры с помощью кулаков. Дек представляет нас, громко добавляет, что Мясник — наш клиент, после чего передает мне блокнот, на котором черным фломастером начертано: «Говори о всякой ерунде, ладно?»
— Как прошли похороны? — спрашивает Дек, а сам берет меня за руку и увлекает к столу, на котором восседает Мясник.
— Так, обычные похороны, — бормочу я, недоуменно взирая на Дека и его приятеля.
— Как держатся родные?
— Нормально, — отвечаю я. — Тем временем Мясник ловко откручивает крышку с телефонной трубки и жестом указывает, чтобы я посмотрел внутрь.
— Теперь, наверное, парнишка обрел покой? — произносит Дек, в то время как я заглядываю в самое нутро трубки. Палец Мясника почти утыкается в малюсенькую круглую штуковину черного цвета, прикрепленную к стенке трубки изнутри. Я смотрю на нее, выпучив глаза.
— Я говорю — теперь наконец парнишка обрел покой, да? — вновь спрашивает Дек и тычет меня в ребра, пытаясь вывести из оцепенения.
— Да, да, обрел, конечно, — рассеянно подтверждаю я. — Но все равно это очень печально.
Мясник аккуратно навинчивает крышку и выжидательно смотрит на меня.
— Пойдемте кофейку попьем, — предлагает Дек.
— Хорошая мысль, — говорю я с оборвавшимся сердцем.
Лишь выйдя на улицу, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ним.
— Что за дьявольщина?
— Пойдем сюда, — молвит Дек, указывая направо. Примерно в полутора кварталах расположен кофейный бар с претензией на вычурность, и мы топаем туда, по пути не перекидываясь ни единым словом. Войдя, жмемся за угловым столиком, словно скрываясь от наемных убийц.
Я быстро выясняю, в чем дело. Со времени исчезновения Брюзера с Принцем мы с Деком постоянно тряслись, опасаясь налета фэбээровцев. Мы были уверены, что в покое нас не оставят. Разговоров на эту тему у нас с Деком состоялось немало, но я даже не подозревал, что он разоткровенничался с Мясником. Лично я его приятелю доверять не стал бы.
Час назад Мясник заглянул к нам, и Дек попросил его проверить наши телефонные аппараты. Мясник признается мне, что специалистом по подслушивающим устройствам никогда не был, однако за время службы в полиции достаточно всего нахватался. Тем более, что обнаружить их оказалось парой пустяков. Во всех трех аппаратах микрофоны установлены одинаковые. Дек с Мясником хотели было поискать «жучков» и в других местах, но потом решили дождаться моего прихода.
— «Жучков»? — переспросил я.
— Ну да, это мелкие, как клопы, микрофончики, которые могут быть понатыканы по всей конторе, чтобы кому-то удобно было подслушивать остальные ваши разговоры помимо телефонных, — поясняет Мясник. — Найти их — дело плевое. Достаточно только облазить с лупой все комнаты, не пропустив ни дюйма.
У Дека трясутся руки. Меня охватывает опасение, уж не из нашей ли конторы он звонил Брюзеру.
— И что случится, если мы найдем и другие микрофоны? — спрашиваю я. К кофе ни один из нас до сих пор так и не притронулся.
— Юридически, вы вправе их убрать, — поясняет Мясник. — Либо — старайтесь хотя бы не болтать лишнего. Так сказать — зубы им заговаривать.
— А что, если мы их все-таки уберем?
— Тогда «феды» поймут, что вы их засекли. Подозревать вас начнут ещё сильнее, возможно, усилят наблюдение. На мой взгляд, лучше всего вести себя так, словно ничего не случилось.
— Вам легко говорить.
Дек утирает пот со лба и упорно отводит глаза. Признаться, меня это уже не на шутку тревожит.
