Ознакомительная версия.
Человек удовлетворенно кивнул и, передернув озябшими плечами, радостно подумал: «Давно бы так!»
Однако голос его звучал сдержанно:
— Как скажешь. Ухожу, значит. Завтра так завтра.
Дела давно минувших дней
Итак, я подбежал к дому. Просунув руку в нарочно вырезанное окошечко в калитке и подняв щеколду, вошел во двор. Дверь в дом оказалась заперта. На ней висел замок. Видимо, хозяйка наша ушла на рынок — она ведь знала, что в это время мы всегда в театре.
Я растерянно огляделся, не возвращается ли она, вышел со двора и немного прошелся по улице до угла. Вдруг увидел, что в глухом проулочке, в который выходил хозяйский огород, около забора, стоят розвальни, запряженные усталой лошаденкой. Вожжи были переброшены через щелястый забор, доска в том месте оказалась свежесломанной, как будто здесь кто-то пытался перелезть.
Я рассеянно поглядел на сугробы, затянувшие огород, и вдруг увидал следы, тянущиеся к дому.
Странно. Получалось, что кто-то приехал к дому, но вместо того, чтобы войти через калитку так же просто, как это сделал я, решил перелезть через забор и…
И куда он делся потом?
На дорожке, покрытой свежевыпавшим снежком, не было ничьих следов, кроме моих. Я обошел дом, оглядел окружавшие его сугробы… следов, ведущих из дома, не было видно.
Так неизвестный, значит, в доме? Пробрался туда тайно… но зачем? И как?
И тут же я увидел, что приотворена задняя дверь. Вот как он попал внутрь…
Я осторожно взошел на косое заднее крылечко, изо всех сил стараясь, чтобы не скрипнула ни одна ступенька. И тут же услышал, что они скрипят надо мной — неизвестный человек спускался по черной лестнице как раз из наших комнат!
Я прижался к стенке в самом темном углу и увидел, что мимо проскочил высокий молодой человек: высокий, сильный, с непокрытой темноволосой головой, лет двадцати, не больше. Он мне кого-то очень напоминал, только я не мог понять, кого именно.
Он стремительно выскочил на крылечко и кинулся по своим следам к забору. Вид его был настолько яростен и грозен, что я замер. И, наверное, я вот так трусливо и топтался бы, таясь в полумраке сеней, когда бы незнакомец не повернулся ко мне боком и я не увидел, чтоон сжимает в руке.
Это был плотно свернутый синий шелковый платок.
Платок Эльвиры! А в нем браслет!
Кровь бросилась мне в голову. Он украл последнюю память о моей неизбывной любви! Украл наше последнее достояние! Последнюю надежду спастись от голода!
Я вылетел из дома и помчался по огороду вслед за ним. Перескочил через забор и впрыгнул в его сани как раз в то мгновение, когда он уже понукнул лошадь. Я навалился на него сзади, закинув руку через его шею. Он качнулся… мы не удержались и упали навзничь. Санки были полны сеном, так что спиной я не ушибся, но как тяжело он рухнул на меня и вдавил в сани!
Дыхание мое сперло. Я не мог шевельнуться и каждое мгновение ждал, что он повернется и накинется на меня. Но он лежал неподвижно, а между тем лошадь неслась во всю прыть и уже свернула к дальним огородам и небольшой заснеженной рощице. Я со страшным усилием сбросил с себя неподвижное тело и поглядел на вора.
Он лежал, странно вывернув шею, спокойно глядя куда-то вдаль черными погасшими глазами.
Не сразу я понял, что незнакомец мертв. Я убил его… сломал ему шею!
В ужасе я рванулся было из саней, потом сообразил, что могу разбиться на скаку. Поймал вожжи, с превеликим трудом остановил лошадь. Чуя мертвого, она билась и хрипела, потом устала, поникла…
Я бросил вожжи и дрожащими руками вынул у мертвого из-за пазухи синий сверток. Вслед выпал короткий нож с плоским лезвием и загнутым обушком, называемый среди воров финкой. Финны же зовут его «пуукко». За ним потянулся клетчатый носовой платок, завязанный узелком.
Нож я не тронул, он внушал мне ужас!
Я развернул синий платок Эльвиры и несколько мгновений любовался красотой браслета. Я поймал себя на том, что безотчетно улыбаюсь от счастья, что снова смотрю на него, что он здесь, его не украл этот страшный человек.
Зачем?! Почему украл только браслет? А впрочем… В наших пожитках вору больше нечем было поживиться…
Впрочем, разгадка этой тайны не так уж волновала меня в ту минуту. Гораздо важней было как-то выпутаться из этой истории. Я убил человека… да, вора, грабителя, разбойника, да, убил нечаянно — но убил.
Казематы крепости, безжизненные просторы тундры или недра каменоломни, звенящие кандалы вообразились мне. Я буду осужден и сослан в каторгу, мне придется сказать искусству бесповоротное «прощай», а моя бедная Лизонька вечно будет носить на себе клеймо — «жена убийцы».
Не бывать этому!
Отчаянная жажда жизни, свободы проснулась во мне. Я сунул сверток с браслетом в карман, огляделся. Вокруг пустынно… Я спрыгнул с саней и, взяв кнут, с силой хлестнул лошадь.
Она понеслась с безумной быстротой, а я почти так же быстро — в меру моих сил, конечно, — побежал к городским улицам.
Пока я бежал, что-то брякало и звякало в моем кармане. Сунул туда руку — и обнаружил не только синий сверточек с браслетом, но и носовой платок неизвестного. Развернул его — и не удержался от ошеломленного возгласа: в нем было штук десять золотых червонцев!
Я смотрел на них как зачарованный. Этот человек хотел ограбить меня, а вместо этого пал моей жертвой. Он хотел лишить меня последней ценности, а вместо этого оставил мне деньги…
Сознаюсь, что мысль брезгливо отбросить золото в снег меня не посетила. В снег я отбросил только платок вора. А золото положил в карман и как можно скорей направился в город, к закладной конторе. Этим вечером материнские серьги снова сверкали в Лизиных ушках, а нашей нищете пришел конец. Но когда встал вопрос, оставаться ли в Вытегре на второй сезон, я первым высказался против.
Наши дни
В нижнем зале «Зергута» было пустовато. Ну да, Зоя упоминала, что основная публика собиралась здесь ближе к началу программы. Вот и вчера — да боже мой, неужели Алёна была здесь только вчера?! А сколько событий накрутилось-навертелось! — вот и вчера еще, даже и в восемь, было довольно свободно, а потом вдруг одномоментно сделалось не протолкнуться.
Алёна миновала скучающего, полудремлющего охранника каких-то невероятных габаритов что в вышину, что в ширину, и подошла к столь же скучающему, полудремлющему гардеробщику. Глаза его на миг ожили, а руки профессионально протянулись к ней — помочь снять шубку, однако тут же не менее профессионально оценили, что снимать ее дама явно не собирается, а значит, не клиентка, а значит, напрягаться ради нее не стоит и можно даже глаза прикрыть. Так что гардеробщик вновь погрузился было в свой временный анабиоз, однако Алёна пресекла его вопросом:
— Скажите, где я могу найти кого-нибудь из администрации? У меня срочное дело.
— А что такое случилось? — Гардеробщик приоткрыл один глаз. — Пожаловаться на обслуживание, что ли? Вон там старший официант, вон, салфетки считает, к нему обращайтесь. — И он ткнул пальцем в сторону каморки с надписью «Бельевая».
— Да нет, я совсем даже не жаловаться. Мне все очень понравилось, — улыбнулась Алёна. — И вино, и мясо, и качество обслуживания. И программа великолепная. Просто мне нужно кое-что уточнить у… у администрации.
— Администрация — понятие растяжимое, — снова смежил веки невозмутимый гардеробщик. — Есть хозяин ресторана. Есть директор. Есть замдиректора по организации питания, есть зам по кадрам, есть зам по обеспечению, есть зам по культуре…
— Вот! — обрадовалась Алёна. — Мне нужен зам по культуре!
— Ну, я зам по культуре, — раздался ленивый голос за спиной.
Алёна обернулась и обнаружила, что голос этот принадлежит тому самому охраннику, который давеча поразил ее своей статью. Она вдруг вспомнила, как Наташа Ростова, описывая матери свое впечатление от Пьера Безухова, говорит: «И он четвероугольный». Вот такой же четвероугольный был этот парень. И он зам по культуре?! Ну, это вряд ли!
Алёна улыбнулась, показывая, что оценила шутку, но охранник оставался серьезен:
— Не верите? Думаете, если я зам по культуре, то должен выглядеть как какой-нибудь этот… офисный планктон? Я две должности совмещаю, только и всего. У вас какие-то предложения по программе? Вы чей менеджер?
— Ничей, — покачала головой Алёна, размышляя над многозначностью слова «менеджер», которое ее нынче просто достало. — Вы имеете в виду, что я чей-то администратор и предлагаю вам чей-то номер? Нет-нет, я сама по себе, я хотела…
— Вы сами предполагаете выступать? — вытаращил на нее глаза необъятный зам по культуре. Глаза у него, кстати, оказались непропорционально малы по сравнению с общей кубатурой и, даже вытаращенные, напоминали две едва прорезанные щелочки. — И что у вас? Русские романсы? Песни нашей юности? Бардовские песни? Извините, это не пользуется спросом в ночных клубах, здесь нужно хорошее гоу-гоу или отъявленный стриптиз…
Ознакомительная версия.
