— Выходит, Храповицкий стал случайной жертвой ваших больших склок и интриг? — мрачно подвел итог я.
— Ему не повезло, — подтвердил Артурчик. — Он подвернулся под горячую руку. По-человечески мне его жаль. Хотя согласись, он мог бы держаться скромнее, как та чиновница, которую ты столь мужественно... Молчу! Молчу! — поспешно замахал он руками, прежде чем я успел взорваться. — Вообще, когда пытаешься занять чье-то место, рискуешь нарваться, я тебе об этом уже говорил. Хотя, разумеется, это не повод, чтобы отправлять человека за решетку. Но зря ты бросаешься на меня такие зверские взгляды: в конце концов, лично я стараюсь тебе помочь...
Он действительно старался, поэтому я и попросил его поехать со мной на встречу с Косумовым, которому я не доверял. Вообще-то я уже никому не доверял, в том числе и Артурчику, но он, по крайней мере, ничего не обещал и, в отличие от всех, с кем мне приходилось встречаться в последние дни, не выдвигал никаких финансовых претензий.
За организацию встречи отвечал Дергачев, которого я отыскал вчера поздно вечером. Выслушав условия задачи, он взялся за нее с энтузиазмом и сегодня с гордостью доложил по телефону, что приличное место найдено, термоядерные телки заряжены и поляна уже накрыта. Я сообщил об этом Косумову, и он, не называя точного времени, пообещал приехать, как только освободится.
Мы с Артурчиком тронулись в половине седьмого, но на Рублево-Успенское шоссе выехали только в начале девятого. Московские заторы приводили меня в уныние. Впрочем, последнее время я беспрерывно нервничал и раздражался, и дело было отнюдь не в пробках. Мне никак не удавалось почувствовать под собой твердую почву.
— Какую роль ты отводишь мне на этой встрече с прокурором? — полюбопытствовал Артурчик.
Откровенно говоря, я и сам до конца не понимал. Приглашение было следствием моей неуверенности.
— Ты знаешь все кремлевские подворотни. Я надеюсь, что ты при случае предостережешь меня от ошибки.
— Боишься, что обманут? — проницательно посмотрел он на меня.
— Боюсь, — кивнул я.
— Да, — сочувственно пробормотал он. — На карту вы поставили много.
На карте стояло гораздо больше, чем он думал. В случае провала моей московской миссии для Храповицкого все было бы кончено. Да и для меня, пожалуй, тоже. Вряд ли Лихачев простил бы мне и исчезновение директоров, и эту поездку. Артурчик, казалось, угадал направление моих мыслей.
— Все утрясется, мой друг, — ободряюще заметил он. — И не такое улаживали. В России люди идут во власть для того, чтобы ею торговать. Административный ресурс — та же нефть или газ, товар повышенного спроса. У кого-то есть желание его продать, у тебя есть желание купить. Остается лишь свести два конца.
— А вдруг они уже его продали? — пессимистично отозвался я.
— Кого? Твоего Храповицкого? Не исключаю. Но это ровным счетом ничего не значит. Обязательно найдется кто-то еще, кто захочет перепродать его дороже. Это всего лишь вопрос цены. Главное, чтобы у тебя хватило денег.
2Дом располагался на Николиной горе, уже в те времена вошедшей в моду и стремительно обраставшей поселками и коттеджами. Когда Артурчик, проезжая мимо, небрежно сообщал о том, сколько стоит сотка земли в том или ином месте, я не верил своим ушам. Крутя головой по сторонам, я поражался масштабам ведущегося строительства, оторопело прикидывая, в какие суммы это выливается. Артурчик посмеивался над моей провинциальной затхлостью и называл имена высокопоставленных чиновников и крупных бизнесменов, владевших самыми дорогими особняками.
Водитель, присланный Дергачевым, уверенно остановился перед высоким кирпичным забором, скрывавшим двор от нескромных глаз, и энергично посигналил. Про себя я отметил, что ориентировался он без труда — видимо, Дергачев частенько сюда наведывался. Однако чем занимался здесь наш московский директор, я не представлял.
Через некоторое время металлические ворота поползли в стороны, и нашим глазам в обрамлении декоративного приусадебного пейзажа предстал сам Дергачев, в халате, войлочной шляпе и тапочках, веселый и пьяный. На его лице горели красные пятна: видимо, он только что выскочил из бани.
— Долго же вы добирались! — упрекнул он нас, пожимая руки. — Я уж решил не дожидаться, первый заход в парилку без вас сделать. Ты езжай! — велел он водителю. — Раньше двух часов ночи не возвращайся, мы тут надолго!
Дергачев жизнерадостно засеменил к парадному крыльцу, указывая нам дорогу. Трехэтажный дом был, пожалуй, меньше Васиного имения или причудливого замка Виктора, но несравненно элегантнее. Его окружал ухоженный участок с аллеей деревьев, в которой прятались изящные беседки. И участок, и дом были подсвечены разноцветными прожекторами, что придавало им игру-шечно-сказочный вид.
— Ну, как хибара? — шепнул мне Дергачев. — Сойдет за третий сорт?
— Молодец! — похвалил я его. — Просто здорово!
Дергачев расцвел.
— Ты еще внутри не видел, — похвастался он. — Антиквариат, ценные породы дерева! — он зажмурился и замотал головой. — Телки, кстати, тоже полный улет! Через час будут. Фотомодели из одного московского агентства, ноги от ушей. К кому попало не мотаются, только к своим, проверенным клиентам приезжают. Дорогие, правда, сучки, но денег стоят. Твой прокурор обалдеет, помяни мое слово, — Дергачев кивнул в сторону Артурчика, который одобрительно осматривался. — Это он, что ли? Уж больно молодой. А как его фамилия?..
— Да нет, тот еще не приехал, — шепотом ответил я. — Как ты сюда внедрился?
— Приятель ключи оставил. Сам он сейчас за границей с семьей, ну а меня присмотреть попросил по старой дружбе. Я ему сегодня звякнул, предупредил о нашем мальчишнике. Он вообще-то спокойный парень, слова против не скажет, но я уж на всякий случай подстраховался, знаешь, чтобы потом лишних обид не было. Пятерку баксов ему пообещал. Для него это, сам понимаешь, не деньги, так — знак уважения.
Мои восторги сразу поубавились. Дело в том, что в Москву я приехал, располагая только своими средствами, которых было гораздо меньше, чем хотелось бы. Этим вечером я положил в сумку десять тысяч долларов — почти все, что у меня оставалось. Я не очень представлял, как я сумею покрыть предстоящие расходы, если половина моей наличности была лишь данью внимания, а не деньгами. Кое-что, конечно, еще лежало на кредитных карточках, но не густо.
Дергачев сразу повел нас в баню, находившуюся в пристрое. Особенность современной русской жизни заключается в том, что баня часто заменяет хозяину кабинет и гостиную: здесь он встречает гостей, ведет с ними деловые переговоры или просто по-дружески отдыхает. Поэтому в богатых домах наличие бани обязательно, тогда как библиотеки, как правило, отсутствуют. Исключение делается, лишь если книги представляют собой антикварную ценность, как картины, иконы или столовое серебро. Иначе большая библиотека способна навести посторонних на нежелательные подозрения, что хозяину нечем заняться.
Непритязательный приятель Дергачева был, вне сомнения, респектабельным и очень деловым человеком: принадлежавший ему банный комплекс включал в себя два бассейна в розовом мраморе, бильярдную, комнату для отдыха и небольшой зал с караоке. Я собирался выпить с дороги чаю, но Дергачев мне не дал.
— Потом, потом, — торопил он, не слушая моих возражений. — Тебя сейчас только баня спасет: я еще по голосу услышал, что ты простуженный.
Раздевшись и обернувшись мягкими полотенцами, мы нырнули в парную. Тут стояла невыносимая жара, и сильно пахло эвкалиптом. На верхней полке, наклонив седую голову и отдуваясь, сидел костлявый, очень загорелый мужик лет за шестьдесят, совершенно мокрый от пота.
— Ну, как ты тут, Семеныч? — приветствовал его Дергачев, залезая наверх, в то время как мы с Артурчи-ком малодушно остались внизу. — Живой еще?
— А чего мне сделается? — бодро отозвался Семеныч. — Чай, пупок от пара не развяжется.
В его морщинистом бронзовом лице читалась та замечательная порода, которую еще можно встретить в русской деревне, хотя все реже и реже. У него были серо-голубые глаза, прямой нос и правильной формы череп, к которому сейчас прилипли влажные вьющиеся волосы. Внешнее благообразие, впрочем, нарушалось специфическими татуировками: церковью с куполами, розами и кинжалами — свидетельством того, что немалую часть своей жизни Семеныч провел на иных полках, именуемых в просторечье шконками.
Присутствие в бане неизвестного мне сидельца меня неприятно озадачило. Можете считать меня неисправимым снобом, но уж если с меня берут пять тысяч долларов за вход, то я предпочитаю видеть внутри публику более пристойную, пусть не в смокингах, но хотя бы не в тюремных наколках. Я решил непременно объясниться по этому поводу с Дергачевым, но позже. Семеныч, впрочем, никакой неловкости не испытывал.
