— Безусловно.
— Почему?
— Ее изрезали и сожгли, Китc. Как минимум, два из четырех предшествующих предупреждений тоже связаны так или иначе с насильственной смертью: отравленная еда, убитые лягушки… — Эллери встрепенулся.
— В чем дело?
— «Лягушки»… Это название другой пьесы Аристофана!
Китc страдальчески сморщился.
— Впрочем, — оговорился Эллери, — явное совпадение. Нет связи с другими случаями… «Птицы»… Полная абракадабра: отравленный тунец, мертвые лягушки и жабы, дорогой бумажник, роскошное издание греческой комедии, впервые представленной, если я не забыл свой классический курс… в 414 году до нашей эры.
— У меня сигареты кончились, — проворчал Китc. Эллери бросил ему пачку. — Спасибо. Скажете, тут есть связь?
— «Перед каждым следующим шагом пришлю предупреждение». Вот что говорится в записке. «Предупреждение с особым смыслом, неясным, загадочным»…
— Совершенно верно. Но все равно скажу, Квин, если эти бредовые предупреждения вообще что-нибудь значат, то каждое само по себе.
— Перед каждым следующим шагом, Китc. Где-то что-то движется. Нет, все связано. Дело идет к развязке. — Эллери покачал головой. — Я даже уже не уверен, что Прайам знает смысл. Теперь все действительно перевернулось с ног на голову. Как явно необразованный человек может понять смысл уничтожения древнегреческой пьесы?
— О чем там речь идет?
— В пьесе? Ну… насколько припоминаю, два афинянина уговорили птиц построить воздушный город, чтобы отгородить богов от людей.
— Очень полезные сведения. — Расстроенный Китc поднялся и пошел к окну.
Прошло много времени. Лейтенант смотрел в темноту, где начинал клубиться туман, в комнате было прохладно, он вздернул плечи в кожаном пиджаке. Юный Макгоуэн невинно сопел в глубоком кресле. Эллери не произносил ни слова.
Через какое-то время Китc с пустой ошалевшей головой вдруг осознал, что молчание длится слишком уж долго. Устало оглянулся и встретил взгляд небритого изможденного изгоя из здравого мира — безумный, полный нежданной радости, пьяный от внезапного счастья, взгляд девушки, смакующей первый поцелуй.
— Черт побери, — встревожился голливудский детектив, — что с вами?
— Китc, есть связь!
— Ну конечно. Десятый раз слышу.
— Не одно совпадение. Два.
Китc подошел, взял из пачки Эллери еще сигарету.
— Слушайте, может, хватит? Отправляйтесь домой, примите душ, придавите подушку. — Потом воскликнул: — Что?
— Две общие черты, Китc! — Эллери тяжело сглотнул. Во рту у него пересохло, голова гудела от усталости, но он знал, что нашел, наконец-то нашел.
— Догадались?
— Понял смысл… Знаю.
— Что? Что?
Но Эллери не слушал, не глядя нащупывая сигарету.
Китc чиркнул для него спичкой, машинально поднес ее к собственной сигарете, снова шагнул к окну, затянулся, наполнил легкие. Клубившийся ночной туман улегся крахмальной массой, поблескивавшей, как сырой рис. Он вдруг сообразил, что курит, испугался, расстроился, потом махнул рукой, жадно пыхтя в ожидании.
— Китc.
— Да, — резко оглянулся детектив.
— Напомните, как зовут хозяина собаки и где он живет?
— Кто? — заморгал лейтенант.
— Хозяин мертвого пса, которого якобы отравили, а потом подбросили на порог Хиллу. Как его зовут? Я забыл.
— Хендерсон. Клайберн-авеню в Толука-Лейк.
— Я должен с ним встретиться как можно скорее. Вы домой?
— Но зачем…
— Ложитесь, поспите пару часов. Будете попозже утром в участке?
— Конечно. Но что…
Эллери уже выходил из библиотеки Прайама мелкими деревянными шагами. Казалось, он засыпает на ходу.
Китc смотрел ему вслед широко открытыми глазами.
Услышав, как отъехал «кайзер», сунул к себе в карман пачку сигарет Эллери и прихватил остатки сожженной книги.
Кроув Макгоуэн всхрапнул и очнулся.
— Вы еще тут? А Квин где? — Он зевнул. — Нашли что-нибудь?
Китc прикурил от окурка новую сигарету, отчаянно затягиваясь.
— Сообщу телеграммой, — язвительно посулил он и ушел.
* * *
Заснуть было невозможно. Эллери недолго поворочался в постели, даже не питая надежды.
В самом начале седьмого спустился на кухню, заварил кофе.
Выпил три чашки, глядя в туман над Голливудом. В грязный серый мир с трудом пробивалось солнце. Скоро туман развеется и оно засияет.
Все ярко засверкает. Надо только разогнать туман.
Он не смел представить, что откроется в ослепительном свете. Смутно уже вырисовывалось нечто чудовищное, на свой чудовищный лад прекрасное.
Сначала решим проблему с туманом.
Он снова поднялся наверх, побрился, принял душ, переоделся, вышел из коттеджа и сел в машину.
Почти в восемь Эллери остановился перед оштукатуренным домиком, выкрашенным синим кобальтом, на Клайберн-авеню за Риверсайд-Драйв.
На шесте на лужайке красовалась раскрашенная вручную деревянная фигурка, напоминавшая Допи, гнома Уолта Диснея, под которой живописец выписал фамилию Хендерсон.
Плотно закрытые жалюзи не обнадеживали.
Ступив на дорожку, он услышал женский голос:
— Если вы к Хендерсону, его нет.
Дородная женщина в оранжевом платке на плечах низко свешивалась через перила с красной бетонной веранды соседнего дома, нащупывая что-то пальцами в кольцах под ящиком с фиалками.
— Не знаете, где его можно найти?
Что-то хлюпнуло, и из шести кранов дождевальной установки на газон полетели водяные букеты. Женщина победоносно выпрямилась с раскрасневшимся лицом.
— Вы его не найдете, — пропыхтела она. — Он в кино снимается на Каталине или еще где-то. Какого-то пирата играет. Вы пресс-агент?
— Боже сохрани, — пробормотал Эллери. — Вы помните пса мистера Хендерсона?
— Пса? Конечно, помню. Его звали Фрэнк. Вечно раскапывал мой газон, гонялся по цветочным клумбам за бабочками… Только не подумайте, — поспешно добавила она, — будто это я его отравила. Ненавижу людей, которые так поступают с животными, даже с опасными. Хендерсон страшно переживал.
— А какой породы был Фрэнк?
— Ну… не очень большой, однако и не очень маленький…
— Не знаете породы?
— По-моему, какая-то охотничья. Вы из Гуманитарного общества или из Лиги против вивисекции? Я сама против медицинских экспериментов над животными, о чем всегда пишет «Игземинер». Если Бог милостив…
— Не скажете ли, мадам, что это был за охотничий пес?
— Ну…
— Английский сеттер? Ирландский? Гордон? Чесапик-бей-ретривер? Легавый?
— Я просто наугад сказала, — хмыкнула женщина. — Не знаю.
— Какого он был цвета?
— Мм… постойте-ка, вроде коричневый с белым… Нет, с черным… Нет, если подумать, и не совсем с белым. Скорей как бы кремовый.
— Скорей как бы кремовый, — повторил Эллери. — Благодарю вас.
Сел в машину, проехал пятьдесят футов, убравшись из поля зрения своего информатора.
Несколько минут подумав, отправился дальше. Промчался по Пасс и Олив, мимо студии «Уорнер бразерс», свернул на Барэм-бульвар к бесплатному шоссе. Въехав через Норт-Хайленд в Голливуд, нашел стоянку на Маккадден-Плейс, побежал за угол к книжному магазину Пловера.
Он еще не открылся.
Эллери не ожидал такого от Пловера. Безутешно бродя по Голливудскому бульвару, очутился напротив кафе Дана, которое смутно напомнило ему о собственном желудке. Он перешел улицу, зашел позавтракать. За едой вдумчиво читал оставленную кем-то на стойке газету. Когда оплачивал чек, кассир полюбопытствовал:
— Какие нынче новости из Кореи?
Пришлось дать дурацкий ответ:
— Да почти те же самые, — ибо он не запомнил ни слова.
Пловер открыт!
Заскочив в магазин, Эллери поймал продавца за руку и энергично потребовал:
— Скорее! Книгу о собаках.
— Книгу о собаках? — повторил продавец. — Конкретно, мистер Квин?
— Об охотничьих! С иллюстрациями! С цветными!
Пловер не подкачал — вынес толстую книжку за семь с половиной долларов плюс налог.
Эллери помчался в горы, застав Лорел Хилл в тот момент, когда она входила в душевую.
* * *
— Уходите, — глухо приказала Лорел. — Я голая.
— Закройте воду, немедленно идите сюда!
— Слушайте, Эллери…
— Ох… Ваша нагота ничуть меня не интересует.
— Спасибо. Вы когда-нибудь говорили это Делии Прайам?
— Прикройте чем-нибудь свой драгоценный зад! Я буду в спальне. — Он бросил на дверцу душевой кабины полотенце и выскочил.
Лорел заставила его прождать пять минут. Выйдя из ванной, пришлепала в халате красного, белого и синего цветов.
— Не знала, что вы явитесь. В другой раз потрудитесь хотя бы стучать. Боже, посмотрите на мои волосы…
