Кэролайн: Ах да, ключ. [Она произносит слова еле слышным шепотом. Поднимает нож, задирает красную футболку на Саймоне. Тихо плачет. Слегка пихает его рукой в вялый живот. Затем снова встает и проводит рукой вниз по горлу, между грудями и задерживает руку прямо под диафрагмой. Пробуя, тычет туда пальцем, проверяя ощущение. Затем втыкает нож в его желудок на глубину около дюйма. Он торчит прямо. Она резко встает и подходит к постели. Там она сбрасывает туфли, стаскивает через голову желтое платье и аккуратно раскладывает его на постели. У нее на лопатке цветные очертания бабочки. Она снимает бюстгальтер и трусики и тоже кладет их на кровать. Она поднимает с пола бейсболку Саймона и подбирает под нее свои волосы. Она присаживается на корточки, опираясь голым задом на пятки. Обнаженная женщина в бейсболке. Потом она поворачивается к Саймону. Нож по-прежнему торчит из его живота. Она наклоняется над телом, отворачивается, затем надавливает всей своей тяжестью на нож. Он входит в тело, при этом раздается свист вырывающихся наружу воздуха и крови. Ее обдает брызгами, она смотрит на них и вздыхает. Затем она, действуя ножом, вырезает лоскут плоти. Оттягивая одной рукой лоскут назад, она режет глубже. Она нажимает на тело, и кровь просачивается наружу, вытекая из раны и растекаясь по животу Саймона и дальше по бокам, сначала оставляя на его ребрах полосатый рисунок, а затем покрывая их полностью по мере того, как она продолжает орудовать ножом. Она отводит руку и резко стряхивает с нее кусок плоти. После этого она просовывает руку в брюшную полость и шарит там. Ничего. Она вздыхает. Ее живот, руки и колени лоснятся от крови. Кровь и у нее на сосках. Теперь она вырезает кусок побольше. Присаживается на корточки сбоку от Саймона и перекатывает его на живот. Слышно, как постепенно вываливается струйкой содержимое его желудка. Она снова переворачивает его на спину. Роется ножом в содержимом желудка, просматривая его. В темных углах появились крысы. ] А ну, пошли прочь от меня. [Она возвращается к прерванному занятию. Снова запускает руку в полость и внезапно что-то выхватывает оттуда, смотрит на окровавленный предмет, который держит в руке. Ключ. Вот она встает, кладет ключ на стол и идет назад, к кровати, где снимает наволочку и тщательно вытирает ею руки и живот. У нее чуть-чуть испачканы кровью бедра и голени. Она энергично трет каждое пятно. Проверяет, не осталась ли кровь на лобковых волосах, втягивая живот и обеими руками нажимая на тазовые кости. Затем она обтирает пальцы и руки и осматривает заднюю сторону ног и зад. Надевает трусы и туфли, затем натягивает бюстгальтер и желтое платье, застегивая его на спине с присущей женщинам неуклюжей грацией. Она снимает бейсболку, осматривает ее, встряхивает, снова внимательно осматривает и бросает на пол рядом с Саймоном. Подвинув к себе ключ, берет его со стола и кладет в сумку. Поднимает пустую коробку из-под молока и бросает туда нож и пистолет. Оглядывается кругом, проверяя, всели спокойно. Замечает что-то вне пределов обзора камеры, какой-то небольшой предмет на полу комнаты, находящийся ближе к камере. Она поднимает его. Это кусочек зеленой фигурки. Она возвращается к телу Саймона и некоторое время стоит, глядя на него; на ее лице отражаются одновременно и жалость и торжество. Она приседает на корточки, трет осколком фигурки по своему платью. Кладет его в нагрудный карман футболки Саймона, затем мочит палец в крови на его шее и касается им своего языка. Потом быстро встает, берет коробку за верхний край и идет прямо на камеру, в лифт.]
Кэролайн [стоит лицом к камере, глядя вниз, очевидно на кнопки с номерами этажей]: Два-двадцать-один. [Все слова она произносит шепотом. ] Два. Два. Один. [Она растерянно оглядывается. ] Вниз. [Ничего не происходит. ] О, черт! [Замечает, что дверь шахты лифта открыта, захлопывает ее. ] Вниз. [Лифт со скрежетом медленно опускается вниз. Тело Саймона Краули вместе с полом, на котором оно лежит, уходит вверх. На стене шахты появляется цифра «семь» и снова исчезает в темноте. В тусклом свете лифта последовательно возникают цифры «шесть», «пять», «четыре», «три», «два». Наконец она не выдерживает, долго сдерживаемое напряжение прорывается судорожным кашлем и сдавленными рыданиями. Лифт останавливается на первом этаже. Она толчком открывает дверь шахты лифта и быстро бежит по коридору. Слышен удаляющийся звук ее шагов. Дверь шахты лифта медленно задвигается, наполовину закрывая просвет, в который виден коридор. В коридоре теней ни малейшего движения. Раздается звук с трудом открываемой двери. Ненадолго появляется яркое световое пятно с расплывчатыми краями. Бликование на стенах. Прощальная вспышка света, и снова все погружается во мрак. Дверь беззвучно закрывается. Ни звука. Только темнота. Ни звука. Только темнота.]
* * *
Утро в Манхэттене, ясное и чудесное. Вымытые желтые такси мчатся в центр города. Мужчины-мексиканцы возятся с тюльпанами перед корейскими гастрономами. Ранние пешеходы идут на работу, довольные собой. Поезда подземки мелькают как передаваемые сообщения. Свет почти ощутимо разливается по фасадам зданий. На задворках баров, клубов и ресторанов выметают, поливают из шлангов, выводя сто тысяч жанровых картин. Мать причесывает дочку. Сегодня надо делать миллионы, приятель. Городской греческий хор читает страницу обзорных статей и политических комментариев. Проезжает подметальная машина, прихватывая пустой бумажник. Солнечный свет пронизывает ирисы. Как приятно зажмуриться! Какой-то мужчина разглядывает свой живот и видит бесформенную кучу. Женщина тешит себя губной помадой. Какие туфли она наденет? Мечты за чашкой кофе о солнечном свете и спасении. Потрепанные фургоны, откормленные рыбы, спешат в жилые кварталы на окраине. Формирование и разрушение. Я теряю здесь деньги. Вы должны быть на работе вовремя. Это могло бы быть здорово. Ничего не выходит. Китаянка сидит за промышленной швейной машиной. По переулку за агентством ветер гонит кучу фотографий моделей. Кто-то ограбил угловой гастроном, унеся два черствых бублика. Я передам тебе это по факсу. Задымление на Сорок девятой улице. Вуди Аллен вышел из моды. Посыльный-велосипедист прицепился к городскому автобусу сорокового номера, идущему по Бродвею. Мне повысили квартирную плату. Охрана тюрьмы «Рикерс-Айленд» выдает инструкции своему ночному улову: «Поднимите руки, покажите подмышки, откройте рот, покажите язык, поднимите мошонку, затем наклонитесь, раздвиньте жопу и перните пять раз погромче». Подержи, пожалуйста. Собираюсь попробовать новый антидепрессант. Делопроизводитель, ведущий счета клиентов, разглядывает визитную карточку, врученную ему женщиной прошлой ночью. Пожар в Гарлеме, шестеро погибших, пять детей. Я вас соединю. Эвинг стареет, приятель. Сходи, пожалуйста, к врачу, Харри. Какой кредитной карточкой вы воспользуетесь при этой сделке? Это говорит Сэл из Бруклина. Паром, идущий из Стейтн-Айленд, налетает на сваи. Ни в ком уже больше нет почтительности. На большой стоянке, рядом с Вестсайдской автострадой, какой-то человек закачивает воздух в шины мусороуборочных машин. Не забудь свою коробку с завтраком. Женщина сидит на краю кровати, вспоминая, что вчерашний тест на СПИД дал положительный результат. Говорю вам, что Ассоциация городского транспорта выбрасывает на ветер миллионы. В наркологической клинике, где лечат фенадоном, из двери торчит очередь. А в «Тайме Сквер» этого нет. У нас в городе возникают серьезные расовые проблемы. Президент в городе, уличное движение превращается в ночной кошмар. Вы нам должны деньги. Это не принесло ни копейки денег. Это не деньги. На этом можно заработать деньги. У меня нет денег. Это стоит больших денег. Туристические автобусы забиты жителями Среднего Запада. Они поехали в Нью-Джерси. Судмедэксперт надевает резиновые перчатки, включает радио. Я не гомик, я квиер, объясняет мужчина своей матери в ее квартире на Риверсайд-драйв. Кокаин доставили в целости и сохранности, и сегодня испанский Гарлем выглядит словно рай. Я слишком много смотрю телевизор. Хорошенькая квартирка в этом диапазоне цен. Поставьте свою подпись вот здесь. Воистину демократии пришел конец. В офисе в Мидтауне все двери заперты: начальник уволен. Позвони и закажи билеты, а почему не ты. На площадке перед отелем «Плаза» таксист с улыбкой обсчитывает своего пассажира. Я собираюсь сделать липосакцию. Мужчина быстрым шагом идет на юг по Лафайетт-стрит, ощущая ключ в одном кармане брюк и осколок камня в другом, затем входит в ресторан на углу. Он – первый посетитель. Он зарос щетиной. Он весь покрыт засохшей грязью. У него в руках небольшой сверток. Официант разворачивает свежую скатерть.
– Доброе утро, сэр.
– Доброе утро. – Я демонстративно пересчитываю наличные. – Прошу прощения, я грязный как черт.
– Какие пустяки.
Я сидел, наблюдая за кипящей вокруг жизнью. Входят еще несколько посетителей. Завтрак – самое радостное принятие пищи, он полон оптимизма, и это хорошо видно по лицам мужчин и женщин. В туалете я осмотрел себя в зеркале. Грязь была на волосах, вокруг глаз и на ушах. Мои десны обнажали чуть не до корней зубы, ставшие коричневатыми, волосы поседели. Тут-то уж точно все идет только в одном направлении.
