— Чтобы прочитать все это — нужно недели две, — сказала я себе через полчаса. — А у тебя сейчас нет такой возможности. Если Семен прав хотя бы на десять процентов, то надо срочно что-то предпринимать, пока не поздно. Если бы еще знать, что именно…
Я пробежала взглядом по другим полкам и с удивлением обнаружила большое количество эротических журналов. И это при том, что Семен признался мне ночью, что в результате обработки превратился в самого настоящего импотента.
«Видимо, до этого, — подумала я, — ты не отличался отсутствием интереса к этой стороне жизни».
И в эту самую минуту поймала себя на том, что давно уже напеваю одни и те же строки некогда популярной песни:
Капитаны без усов, усов,
Словно судно без парусов.
А капитаны с усами —
Словно суда с паруса-а-ми.
Я никогда не замечала за собой привычки напевать в одиночестве, тем более песни своего детства. Но теперь эти слова и мелодия буквально заполонили мое сознание.
Мне вспомнились строки из «Мастера и Маргариты», когда целое учреждение неожиданно для себя запело песню о байкальском бродяге, и только усилием воли я заставила себя прекратить эти вокальные упражнения. Но песня не желала покидать мой мозг, и отделаться от этого наваждения оказалось совсем не просто.
Поглощенная этим делом, я почти не обратила внимания, что кто-то находится в другой комнате. Я увидела его силуэт боковым зрением, и лишь через минуту осознала, что этого попросту не может быть — в квартире, кроме меня, никого не было.
Чтобы убедиться в этом, я подошла к двери и заглянула в соседнюю комнату.
Это теперь я пишу об этом так спокойно, а в тот момент у меня во рту пересохло, а кожа на спине вся покрылась мурашками.
Как и следовало ожидать, никого не оказалось ни в комнате, ни на балконе, куда я тоже выглянула на всякий случай.
Не успела я успокоиться и подумать о разыгравшемся воображении, как услышала шаги в той комнате, откуда пришла. Эти звуки пригвоздили меня к полу, и некоторое время я не могла заставить себя сдвинуться с места.
Меня поразили даже не столько сами эти явления, как то, какой леденящий кровь ужас, по-другому не скажешь, они у меня вызывали. И это было самое необъяснимое.
Даже если в квартире на самом деле оказался бы посторонний человек, это вряд ли испугало бы меня до такой степени. Я далеко не беззащитный человек, да и пистолет у меня всегда под рукой.
Но это был не обычный страх. Он не имел ничего общего с нормальной реакцией организма на опасность.
Это чувство было сродни каким-то древним иррациональным страхам наших далеких предков, заставлявших их приносить духам человеческие жертвы.
Как ни пыталась я убедить себя, что это обычные галлюцинации, хоть и вызванные искусственно моими противниками неведомым мне способом, страх не уходил. Это было страшно именно в силу своей необъяснимости с точки зрения дневного сознания и напоминало кошмарное сновидение.
Я даже не предполагала, что еще способна испытывать такие сильные эмоции. Мое сердце выскакивало из груди, и на лбу выступил холодный пот.
Но страх существовал сам по себе, независимо от причины. И мне даже показалось, что он появился раньше, чем увиденный мною силуэт и, тем более, звук шагов.
Я почувствовала запах, о существовании которого не помнила с детства. Это был запах ихтиоловой мази, которой мазала мои болячки покойная бабушка.
До этой минуты этого запаха в квартире не было, я могла в этом поклясться. А сейчас я слышала его совершенно отчетливо, к нему примешивался запах гниющей плоти.
«Главное, ничего не бойся, что бы ни произошло», — вспомнила я напутствие хозяина квартиры. А кому, как не ему, было знать, что может произойти в его жилище.
«Видимо, за меня решили взяться всерьез», — подумала я и вздрогнула от неожиданности.
По моей ноге что-то ползло, перебирая лапками и поднимаясь к колену.
Из моего горла вырвался крик, и я вскочила ногами на кровать.
Вероятно, со стороны это выглядело забавно. Но мне было не до смеха.
Тщательный осмотр ног и поверхности кровати не дал никакого результата. Никакого живого «существа» там не было и в помине. Но это не вернуло мне утерянного спокойствия.
Хотя я и слезла через некоторое время с кровати и вышла из спальни, но не могла думать ни о чем другом и находилась в тревожном ожидании, чем порадуют меня в очередной раз мои невидимые противники.
Надо ли говорить, что малейший шум с улицы или из соседней квартиры заставлял меня вздрагивать, а мышцы ног и рук уже побаливали от постоянного напряжения.
После некоторого колебания я подошла к бару и достала оттуда «единственное надежное средство». Коньяка там уже не было, пришлось довольствоваться каким-то спиртсодержащим суррогатом с красивой цветной этикеткой и массой фальшивых медалей.
По вкусу он напоминал керосин, «облагороженный» растворимым кофе.
Я выпила довольно большую для себя дозу, но и после этого не почувствовала облегчения.
Сам воздух в квартире, казалось, сгустился и вибрировал, в ушах у меня звенело, а к горлу подступала тошнота.
До возвращения хозяина квартиры было еще по меньшей мере часа полтора, а моя нервная система была уже на пределе.
Звонок телефона показался мне колокольным набатом и привел в трепет.
В другой момент я вряд ли подняла бы трубку в чужой квартире, но мне так захотелось услышать обычный человеческий голос, что я метнулась к телефону, как утопающий бросается к спасательному кругу.
— Квартира Липсанова, — ответила я голосом секретаря и в ответ услышала знакомый уже ритм: «Жил-был-человек-скушал-сорок-чебурек…»
Слезы навернулись мне на глаза. Набрав полные легкие воздуха и медленно выпустив его через нос, я выровняла дыхание и произнесла как можно спокойнее:
— Передай своему шефу, что… — Но в это время в трубке послышались короткие гудки, выслушать меня не захотели.
Не успела я повесить трубку, как новый звонок прозвучал в квартире. На сей раз это был звонок в дверь.
После нескольких секунд сомнения я вышла в коридор.
Заглянув в дверной глазок, я никого не увидела в искаженном пространстве лестничной клетки, а когда попыталась открыть дверь, вскрикнула от неожиданной боли.
Металлическая ручка, за которую я взялась, была раскалена, и это уже были не галлюцинации — вся моя ладонь покраснела, а в ее центре вспухал и надувался продолговатый пузырь.
— Сволочи, — процедила я сквозь зубы, схватила с вешалки шарф и, обмотав им все еще горячую ручку, распахнула входную дверь.
За дверью никого не было.
Задержав дыхание, я прислушалась к звукам в подъезде, но, кроме музыки с верхнего этажа, ничего не услышала.
Что я надеялась услышать? Топот убегающих ног? Я сама понимала, что это глупо, но я привыкла иметь дело с живым противником, а не с бесплотными духами. А живой человек производит звуки и издает запахи, по которым его можно найти и обезвредить.
«Найти и обезвредить»… Как часто произносила я в своей жизни эти слова, и никогда прежде они не звучали так безнадежно.
Мой неведомый противник явно издевался надо мной, демонстрируя мне все свои возможности, уверенный в собственной безнаказанности и недосягаемости.
И допустил ошибку.
Захлопнув дверь, я вернулась в квартиру другим человеком.
Есть такая поговорка: «Не будите спящую собаку…» Но чаще говорят: «Не будите во мне зверя». Издеваясь надо мной, мои мучители тем самым добились того, что разбудили во мне не просто зверя, а свирепого хищника.
Ярость выдавила из меня остатки страха, и теперь меня уже невозможно было испугать всеми их ярмарочными фокусами.
Подставив горящую ладонь под струю холодной воды в ванной, я поклялась себе, что найду и обезврежу «их вонючую лабораторию», чего бы мне это ни стоило.
«Только бы мне ухватиться за самую тоненькую ниточку, а там…» — размышляла я, перевязывая руку найденным в аптечке бинтом.
Я демонстративно убрала в бар стоявшее до сих пор на столике пойло.
— Не дождетесь, — громко произнесла я, развалившись в кресле и положив ногу на ногу. — Я не стану сутками хлестать водку, как бы вы этого ни хотели. И в психушку я не сдамся, и под одеялом с головой не спрячусь. Не на ту напали.
В этом состоянии мне трудно было усидеть на месте, и, вскочив, я мерила комнату широкими шагами. Лучше сказать — металась по квартире, как хищник в клетке. С острыми зубами и гибким телом.
На зазвеневший телефон я бросилась, как пантера на кусок мяса.
— Слушаю, — с вызовом сказала я, и поубавила оборотов лишь тогда, когда узнала взволнованный голос Семена.
— Ну как там у тебя? Сильно достают? — без всякого вступления спросил он.
— Терпимо. Ты где?
— Сейчас выхожу, ты будешь дома?
