— Ну вот, — протянула я. — Вы опускаетесь до грубой лести, Виталий…
— Что вы, ничуть. И я не собираюсь вас соблазнять — не потому, что мне этого не хочется, а потому, что сознаю всю бессмысленность этого предприятия. Ведь вы, Танечка, относитесь к тем женщинам, которые делают только то, что им заблагорассудится?
— А вы прекрасно понимаете момент, — усмехнулась я.
Мы продолжали путь, уже почти достигнув зарослей шиповника…
«Там, где дикие розы цветут», — вспомнила я. Оглянувшись на моего спутника, я представила его в роли героя песни, а себя — с белыми цветами в руках…
Он не понял моего дурацкого смеха и обиженно остановился.
— Над чем вы смеетесь?
— Так, — неопределенно передернула я плечом.
Моя нога наткнулась на что-то мягкое…
Я остановилась, нащупывая место, куда можно поставить ногу…
Черт!
Из моей груди вырвался возглас ужаса.
Что-то очень мягкое… Человеческое тело… «Там, где дикие розы цветут».
Я почему-то шепотом позвала Виталия:
— Дайте фонарь…
Он посветил. Сначала я ничего не видела, и вот…
Она улыбалась нежной застывшей улыбкой. В волосах девушки запутались веточки дикой розы, именуемой шиповником.
Я ее узнала сразу, мне не нужно было долго всматриваться. Наоборот, сейчас мне хотелось зажмуриться, потому что…
Потому что смотреть в мертвое Светино лицо было невыносимо страшно.
Это только фильмы называют «Смерть ей к лицу». Никому еще смерть не была «к лицу» — а уж сколько я такого перевидала, и пересказать не могу!
Света смотрела на меня укоризненно, как будто я была виновата перед ней — впрочем, может быть, так и было…
Я обернулась в попытке заручиться поддержкой моего спутника, но он оказался куда слабее меня. Увиденное заставило его отпрянуть, Виталий весь побелел, его губы беззвучно шевелились — как если бы он творил молитву.
— Здесь есть участковый? — тихо спросила я его. Интересно, почему в такие минуты начинаешь говорить шепотом? Даже если вокруг тебя — только заросли «диких роз»…
Он поднял на меня обезумевшие глаза, судорожно глотнул и кивнул.
— Значит, гони к нему, что есть сил, — приказала я. Виталий продолжал стоять, тупо глядя на нашу страшную находку.
— А ты?
Я удивленно вскинула брови. Я? Мне лучше там не появляться, меня работники областной милиции не любят еще больше, чем тарасовской.
Но, взглянув на его лицо, я поняла — человек в шоке, и посылать его к участковому просто нельзя. Оставлять его рядом с трупом — тоже будет ошибкой. Что же мне делать?
— Послушай, Виталий, — посмотрела я ему в глаза, — давай сделаем тогда вот как. Ты встанешь на выходе с пляжа — недалеко. Вон там…
Я указала рукой в сторону дороги. Кажется, оттуда все просматривалось. На всякий случай я сходила туда и проверила. Виталий был виден хорошо, труп — совсем не виден. Но если бы кто-то решил к нему подобраться, фигура злоумышленника сразу бросилась бы в глаза.
Виталий, выслушав меня, рассеянно кивнул. Он был совершенно растерян. Наверное, не так уж часто приходилось ему встречаться с умершими, подумала я. Это у нас, сыщиков, работа как у медиумов. Только медиумы видят умерших все больше бестелесно.
Виталий сам походил на покойника — мертвенно-бледный, словно остолбеневший. Но делать было нечего. Я, конечно, знала, что Света не воскреснет и не уйдет в неведомом направлении. Но вполне мог объявиться еще кто-нибудь, и у Виталия возникнет новый шок… Хотя чего я так беспокоюсь? Время уже позднее, вряд ли найдутся желающие прогуливаться в ночи. Но Виталий был близок к обмороку.
Поэтому я махнула рукой на все возможные последствия моей халатности и решительно приказала:
— Пошли.
— Куда? — проговорил мой спутник. Сейчас он уже совсем не производил впечатления нахального и самоуверенного молодого человека.
— К моей даче, — бросила я на ходу. — Возьмем машину и двинемся к местному участковому.
Бросив последний взгляд, полный смертельного ужаса, в сторону погибшей Светы, Виталий поплелся за мной — так покорно и безвольно, как зомби.
* * *
Мы проделали весь путь не проронив ни слова. Сначала усиленно пыхтели, взбираясь в гору, чтобы добраться до моей машины. Потом ехали по ночной дороге, пугая сусликов и другую живность, тоже в молчании. Я была поглощена собственными размышлениями и отчаянно ругала себя за то, что… А, собственно, что я могла сделать? Предвидеть события я не могу. Потому как сходство моей профессии с профессией медиума кончается на общем интересе к умершим. А в остальном — наши пути расходятся. Так что, пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что Свете Точилиной я бы ничем помочь не смогла. Если бы господь одарил меня способностью предвидеть все возможные несчастья, я бы могла себя ругать, а так…
Наконец Виталий сдавленно произнес:
— Вот тут, кажется…
— А ты откуда, кстати, знаешь, где живет участковый? — поинтересовалась я.
Он дернулся, потом пришел в себя и ответил, что они берут у матери Андрея молоко.
Я «намотала на ус», что участкового зовут Андреем, и постучала.
В доме уже спали, но на мой стук откликнулись. Собака залаяла во дворе так злобно, будто я ее личный враг. В принципе, я точно так же не люблю людей, которые меня будят. Поэтому на собаку не обиделась.
Внизу зажегся свет, и мужской голос приказал:
— Руби, успокойся…
Надо же, отметила я. У него собаку зовут Руби…
Потом калитка скрипнула, и на пороге появился огромный мужчина. Он таращил заспанные глаза, переводя их с Виталия на меня.
— Что случилось? — спросил он Виталия.
— Там погибшая девушка, — вылезла я вперед. Он хмыкнул, явно отказываясь мне поверить. На его лице появилась дурацкая улыбка — вы что, мол, меня разыгрываете?
Но после того, как он присмотрелся к Виталию и обнаружил, что тот сам похож на привидение, улыбка покинула лицо участкового, и он спросил:
— Где?
— На пляже, — махнула я рукой. — Пожалуйста, побыстрее…
Он кивнул и на несколько мгновений исчез в доме. Потом вернулся уже одетый и приказал:
— Поехали.
Кажется, участковый все понял не до конца. Потому что всю дорогу я ловила на себе его недоверчивый взгляд, говоривший о мучивших его сомнениях.
Или это было связано с тем, что он пока еще не совсем проснулся?
* * *
Подъехали мы к пляжу. Я старалась изо всех сил, но никто почему-то моим умением быстро водить машину не восхитился.
Около спуска я остановилась, и мы вышли.
— Где труп? — спросил участковый Андрей, намереваясь найти его сразу же на входе.
— А мы его там оставили. Не дотащили, — саркастически усмехнулась я. Милиционер окинул меня взглядом, исполненным снисходительного презрения к женскому полу. Этот взгляд меня разозлил — ей-богу, что за манера воспринимать женщину, как вспомогательный элемент?
— Ладненько, — расстроился Андрей. И начал спускаться, неуклюжий как медведь. Слышно было, как он сопит и кряхтит, казалось, каждый шаг давался ему с огромным трудом и просто вел в пропасть.
Наконец мы с грехом пополам добрались до романтических зарослей, омраченных страшной находкой. Андрей посветил фонариком. Почесал затылок. Оглянулся через плечо.
«Ну наконец-то, — удовлетворенно подумала я. — Вот и убедился, что я тебе не врала…»
Однако участковый явно был растерян и озадачен.
— А вы мне не верили, — проговорила я.
— Да нет, я вам верил, — протянул он. — Я вам и сейчас верю. Только вот — где труп — то? Который вы, говорите, видели?
* * *
Он что, ослеп?
Я возмущенно подошла, приготовившись ткнуть его, как говорится, носом в объект. Виталий вообще стоял в стороне, дико вращая глазами. Он в полной растерянности уставился в освещенные фонариком кусты и бормотал:
— Как же это?
— Вот… — Я подошла совсем близко и остановилась. Порыв ветра раздвинул ветки шиповника…
Светы не было.
То есть трава все еще была примята, подтверждая, что кто-то лежал там совсем недавно. Но сейчас это место пустовало.
— Вы пили что-нибудь? — зевнув, поинтересовался Андрей…
— Пиво, — призналась я.
— Вот, значит, пиво вам в голову и ударило…
Участковый развернулся и пошел назад.
— Постойте, но ведь она тут была! — закричала я.
— Не спорю, — отмахнулся Андрей. — Возможно даже, что она была из вашей компании.
— Андрей, да подождите же! — сделала я отчаянную попытку остановить его.
— Послушайте, девушка, — обернулся милиционер. — Время для шуток неподходящее, вам не кажется? Ночь на дворе… Скажите спасибо, что я вас не задержал за ваши глупые розыгрыши…
С этими словами он начал удаляться, растворяясь в темноте.
Мы его больше не интересовали.
