— А когда вы гуляли, Саша с тебя шапочку не срывал?
— Зачем? — на лице Гели выразилось явное изумление.
— Вот и я хотела бы знать — зачем… Ну, скажем, чтобы пошалить, поддразнить тебя?
— Брат никогда меня не дразнил.
— А не говорил он, что с вами на празднике будет еще одна девушка? Или что у него тут появилась подружка?
— Нет. Я бы знала! Мы никогда ничего друг от друга не скрывали. Я первая узнала бы, если б у него была девушка.
— Но ведь была! С кем-то он все же встретился на фуникулере… Если это была не ты, тогда кто же? Ведь в деле есть показания свидетеля, который видел его с девушкой, и тоже брюнеткой…
— Вы читали дело? Кто вам его дал?
— Неважно. Важно то, что в нем много вопросов, ответы на которые я хочу найти.
— Так, значит, вы будете искать преступника?! — Ангелина была готова броситься мне на шею.
— Не торопись, девочка. Надо сначала найти мотив: за что кому-то понадобилось убирать с дороги Сашу? Кому он мешал? Ладно, на сегодня все. — Я взглянула на часы: они показывали, что новые сутки давно вступили в свои права. — Завтра встретимся и поговорим на свежую голову. А ты пока постарайся вспомнить еще что-нибудь. Может, что-то выпало из твоего внимания. Или какая-то деталь сейчас тебе кажется неважной, а на самом деле… Словом, подумай. Сейчас Гоша тебя проводит. И лучше тебе переодеться в сухое, думаю, у меня найдется что-нибудь.
Но Ангелина отказалась от последнего предложения: все равно, мол, буду мокрая. Действительно: дождь хлестал не переставая. Пожалуй, девочка права: если кто-то из домашних случайно увидит на ней чужое платье, неизбежно возникнут вопросы. Если и надо было заставить ее переодеться, то сразу — как только она оказалась у меня в комнате.
Гошка сбегал за зонтом, и они, бесшумно выскользнув в окно, исчезли за мокрой листвой сирени. А я опять завалилась на свой диван. Но сна не было: он отступил под напором одолевавших меня мыслей.
Чутье подсказывало, что зря я отвела Геле Ветровой такое важное место в криминальной иерархии этого дела: «главная подозреваемая»! Пожалуй, девочке можно верить. Надо заставить ее припомнить все детали короткого пребывания на Кавказе. Да и фотографии должны дать какую-то ниточку.
Главное, что удалось узнать: была, кроме Ангелины, еще и другая девушка. И уж она-то имеет отношение к гибели Саши — как пить дать! Но мотив? Ни врагов, ни соперников у него не было. Все чисто. Да, тут есть над чем поломать голову…
В окно влез вернувшийся Гоша. Про дверь уже все забыли! Вид у него был возбужденный, как будто подарок получил. Он снял с себя мокрую майку, отжал ее через открытое окно и лишь после этого «угостил» меня:
— Геля вспомнила еще кое-что по дороге!
— Что? — подскочила я.
— А то, что Яна тоже кого-то узнала на фотографии.
— В смысле?
— Ну, я спросил Гелю про Яну — была ли она знакома с Сашей. Она сказала, что Саша ее даже не видел никогда. Когда они с Алексеем приехали, Саша был уже на сборах. И тут Геля вдруг вспомнила, что похожий эпизод с фотографиями случился и дома. Она показывала свои снимки Яне и дяде Алеше. И вот, взглянув на один из них, Яна буквально остолбенела. Алеша даже занервничал — он ревнивый.
— Еще бы, такую конфетку отхватил!
— Погоди, не перебивай. Так вот. Все обратили на это внимание. Алексей стал допытываться, нет ли на том фото ее «бывшего». Но Яна пришла в себя и сказала, что просто узнала одного парня, пациента их больницы, который потом нелепо погиб в горах. Геля знает этот случай: то был друг Саши. На фото они стояли в большой компании ребят. Яна стала уверять, что плохо знала погибшего. Просто жаль, мол, что такое случилось с человеком.
— Интересно… Если Яна знала друга Саши, могла ведь она знать и самого Сашу?
— А вдруг и Саша знал ее? — предположил Гошка и неожиданно закончил: — Слушай, Тата, давай я буду у тебя помощником? Вместе давай расследовать!
— Что расследовать? Меня никто не нанимал. Это я так, из праздного любопытства.
— Не темни, я же слышал — ты уже и дело просмотрела!
— Ну и что?
— Тат, а Тат! Ну ладно тебе. Вдвоем веселей. И у меня будет практика! А?..
Честно говоря, я ничего против не имела. Но пока перспектива расследования была покрыта мраком неизвестности. Нить, как только я находила ее конец, сразу же рвалась. А вдруг вообще никакого криминала здесь нет? Не хотелось бы окончательно осрамиться перед племянником… Но Гошка смотрел такими собачьими глазами, что я отбросила все амбиции и сомнения.
— Ладно, черт с тобой, помогай. Но смотри: придется попахать. И может, даже зря… Так что, если согласен пожертвовать своим отпуском, — тогда добро пожаловать!
Гошка бросился обниматься.
— Ну-ну, Пинкертон… Давай-ка лучше спать. Завтра составим план и начнем действовать.
Утро приветствовало меня ослепительными лучами солнца и запахом пирожков. Если первое — я сразу поняла, едва выглянув в окно, — никуда не денется, то второе заставило меня поторопиться: Люськины пирожки я просто обожаю. А то племянничек все слопает, чего доброго!
Видимо, того же самого опасался и Гошка в отношении меня, потому что явились мы с ним на кухню почти одновременно. И, одновременно чмокнув нашу «маму Люсю» в обе щеки, уселись за стол на открытой веранде.
До чего же все-таки погода влияет на наше настроение! Ясное солнечное утро, сменившее грозовую ночь, казалось, без следа растворило в потоках света всю вчерашнюю печаль. Сегодня за этим столом царили мир и счастье. Жаль только, хозяина не было с нами: конечно, он давным-давно в рейсе. У старого речного волка нет такого обывательского понятия — «воскресенье». Который уж раз Мите предлагают сменить капитанскую рубку на теплый кабинет начальника, но все бесполезно: не желает отказываться от родной своей стихии, от романтики речного бродяжничества. Тем более что из «дальних странствий» всегда так приятно вернуться в такой вот славный дом, к такой верной и доброй женушке… Когда Митя дома, Люська так смешно и трогательно кокетничает с собственным мужем. А того прямо-таки распирает от гордости и самодовольства: вот, мол, какая у меня красавица жена! При этом оба уверены, что никто ничего не замечает. Святая простота!
Сейчас Люся порхала между столом и плитой и непрерывно щебетала о каких-то милых пустяках. В самом деле, в свои сорок с маленьким хвостиком смотрится она весьма не дурно. Конечно, давно уже не та былинка тоненькая, которая когда-то пригласила свою судьбу на белый танец, но… Счастье украшает женщину, как ничто другое!
Стоп, стоп! Что это тебя, Таня дорогая, потянуло на литературные штампы? От избытка родственных чувств, что ли? Не расслабляйся: у тебя дело впереди!
Сын и наследник Скворцовых тоже выглядел вполне довольным жизнью. Только вид у него был донельзя заговорщицкий, так что, глядя на него, я чуть не прыскала со смеху.
— Братцы-кролики, да что это с вами? — не выдержала Люся.
— Да так, ничего. Знаешь мультик «Дело ведут колобки»?
— Ну?
— Так вот: мы с твоим сыночком решили поиграть в сыщиков. Чур, шефом буду я! — «И. о. шефа» расхохоталась.
— Вот те раз! Отдохнуть они приехали, называется! А я отпуск взяла, побыть хотела с вами…
Бурю справедливого Люськиного негодования прервал телефонный звонок, раздавшийся из кухни.
— Это тебя, Татьяна! — удивленно прокричала моя тетушка. — Виктор Петрович, Ветров…
Ее удивление было вполне понятным: ни я, ни Гошка до сих пор ничего ей не рассказали.
— Татьяна? Доброе утро! — услышала я в трубке знакомый командирский голос. — Ветров беспокоит. Прежде всего, спасибо вам, что выслушали мою дочку. Она мне все рассказала про вчерашнее. Видите ли, я тоже кое-что хочу обсудить с вами. Вы не могли бы зайти к нам сегодня? Скажем, часов в шестнадцать: боюсь, раньше я домой просто не попаду.
— Конечно, Виктор Петрович. Пока что у меня хватает свободного времени. Я и сама хотела встретиться с вами.
— Ну вот и отлично, жду. И Григория с собой захватите, раз он свой человек. До встречи!
В трубке послышались короткие гудки. Трудно было поверить, что я говорила сейчас с мужчиной, который лишь вчера похоронил любимую жену. Человек, не привыкший к отказам, договаривался об обычной деловой встрече, только и всего. Но я догадывалась, что эта сухая деловитость — одна видимость. Один бог знает, в каких туманных далях блуждает сейчас осиротевшая душа Виктора Ветрова! Должно быть, не скоро еще она вновь станет нормальной, живой человечьей душой… Но — обязательно станет! Или я ничего не смыслю в людях.
— Откуда ты знаешь Виктора Петровича? — вклинился в это лирико-философское отступление Люсин вопрос.
— Это грустная история, Люсек. Как-нибудь я все расскажу, а сейчас не хочу портить тебе настроение.
