твои новостишки?
– Хорошо.
Она беспокойно отвела взгляд. Раньше она никому не позволила бы так себя топтать.
– Ивар.
Он поднял глаза. У стола стояла Исрун. Что она, собственно, хотела? Может, пристыдить его за шутку о «новостишках» спустя четверть часа. Вряд ли.
– А ты разве не должна заканчивать сюжет о вулканическом пепле? – резко спросил Ивар.
На работе он ни с кем не стремился быть вежливым. Разумеется, за исключением начальства.
Она замялась.
– Ну, давай прямо к делу. – Он тяжело вздохнул.
– Я хотела бы посмотреть это дело об убийстве вместе с Комми. У меня сейчас как раз есть время. – От волнения у нее раскраснелись щеки.
– Есть время? Звучит не очень хорошо.
– В ближайшие дни я дежурю, так что легко смогу на этом сосредоточиться, – сказала она более решительно, чем обычно.
Он удивленно пожал плечами:
– У нас не так много людей, чтобы направить туда сразу двоих. Ты смонтировала сюжет о лете?
– Нет еще, но в целом он практически готов. Разве стажеры не могут его закончить?
– Посмотрим. Мы, вероятно, поставим его в поздние новости. А выброс пепла? – Ивар начинал терять терпение.
– Ну… я взяла интервью у сотрудницы метеобюро. Его можно будет использовать, – сказала она сконфуженно, затем добавила: – Я бы хотела поехать на север.
– На север? – переспросил Ивар удивленно.
– Да, на север, в Скагафьордюр. Туда, где нашли тело. Возможно, и в Сиглуфьордюр.
– Черт возьми, Исрун, мы не можем вот так взять и отправить тебя в провинцию. Вопрос исчерпан.
– Но…
– Вопрос исчерпан.
– Дело в том… – она понизила голос и наклонилась к нему, – что мне тут недавно звонили. Думаю, нам нельзя этого упускать.
– Звонили? Рассказывай. Кто звонил? – спросил он резким голосом.
– К сожалению, я не могу сказать.
– Почему не можешь, черт возьми? – Он даже перестал стучать по столу.
– Звонил мой друг из Акюрейри. Сказал, что знает этого типа. Но я не уверена, что могу об этом рассказывать.
Ивар понизил голос:
– Не тяни уже!
– Тогда ты должен разрешить мне заняться этим делом.
– Черт возьми. Хорошо. Делай, что хочешь.
Хотя это не предвещало ничего хорошего. Если так пойдет, она может стать опасным соперником в борьбе за кресло руководителя отдела.
– Он сообщил мне, что Элиас был замешан в контрабанде наркотиков там, на севере, – прошептала она, словно разглашала государственную тайну.
– В контрабанде наркотиков? Серьезно? – Ивар удивленно вскинул брови. – Постарайся что-нибудь об этом нарыть. Но я не могу обещать, что мы компенсируем тебе расходы на бензин и проживание. Разве что привезешь сенсацию. – Затем добавил: – И с оператором не могу помочь. Тебе придется самой договариваться с нашим корреспондентом на севере. Но только если возьмешь серьезное интервью. В противном случае просто сделаешь наброски и пришлешь текст Комми, чтобы тот использовал их в своем сюжете.
Последние слова он выделил особо. Если из этого действительно что-то выйдет, пусть лучше слава достанется Комми, а не Исрун.
– Отлично.
Она улыбнулась. Он редко видел, чтобы она улыбалась.
– Я поеду во второй половине дня. О расходах на гостиницу не беспокойся, я знаю, где в Акюрейри можно недорого остановиться. Я хорошо ориентируюсь в городе, ведь в свое время работала там в больнице.
– Ну да, действительно. А кстати, почему ты ушла оттуда?
И почему тебе спокойно не сиделось на севере?
Тогда бы ты сейчас не маячила у меня перед глазами.
Исрун не ответила на последний вопрос, не обратила на него внимания. Ответ застал бы Ивара врасплох; возможно, ей удалось бы выбить его из колеи, хотя бы один раз.
Исрун была довольна, что добилась своего. Она едет на север.
Возможно, с этой выдумкой о том, что Элиас замешан в контрабанде наркотиков, она и переборщила.
Немного белой лжи, но ведь без нее она бы вряд ли получила возможность заниматься этим делом.
Южная Исландия – за год до обнаружения тела
Вот и начался мой недельный отпуск. Надеюсь, мне удастся преодолеть усталость и стресс в тишине Южной Исландии.
Я собиралась писать статью о бабушке – и в каком-то смысле все еще искала ее дневник. Хотя дедушка на моих глазах бросил его в топку.
Разумеется, я понимала, что дневник безвозвратно утрачен и я никогда не узнаю, что в нем написано. Просто очень трудно с этим смириться.
Возможно, дедушка Лаурус, умерший несколько лет назад, был прав. Бабушка Исбьёрг писала только для себя, не для кого-то другого.
Я ехала на восток на своей колымаге, не превышая скорости исключительно в силу того, что моя машина не отличалась особой мощностью по нынешним меркам. За очередным поворотом извилистой мощеной дороги увидела старый дедушкин дом. Он стоял на некотором возвышении и с одной стороны выходил окнами на море и острова Вестманнаэйяр.
Безграничная игровая площадка для гостившей у дедушки маленькой девочки. Но всегда сильный ветер, даже в середине лета, по крайней мере в моей памяти.
Я поехала вверх по дороге к дому, открыла ворота в проволочном заборе, на мгновение почти забыв о том, что после дедушкиной смерти дом купили молодые супруги с двумя маленькими детьми. С тех пор я сюда не приезжала.
На дворе стоял новенький легковой универсал. Когда я вышла из машины, меня встретила радостная собака.
Я знала, что для статьи мой визит ничего не даст, но что-то влекло меня к этому месту.
Очень много детских воспоминаний – хороших воспоминаний.
В дверях показалась молодая женщина.
Увидев меня, она немного помолчала. Явно пыталась сделать вид, что не замечает шрама от ожога на моем лице. Достаточно долгое молчание, чтобы напомнить мне, чем я выделяюсь из толпы.
Некоторые знакомые рекомендовали выяснить возможности пластической операции, но я так и не решилась. Вероятно, в глубине души хотела быть другой, завоевывать мир, преодолевая трудности.
Наконец молодая женщина с улыбкой поздоровалась:
– Добрый день.
– Здравствуйте, меня зовут Исрун.
– Точно. Вы ведь корреспондент? – Женщина смотрела поверх моего плеча. – А оператора с вами нет?
– А… нет, я не по работе. Пишу статью о своей бабушке. Она здесь жила.
– В этом доме?
– Да. Можно мне заглянуть?
Она пригласила меня войти. Трудно отказать тому, кого регулярно видишь в своей гостиной.
Я старалась получить удовольствие от этого визита, на меня нахлынули воспоминания, хотя новые хозяева внесли разные изменения. Большинство из них сами по себе были к лучшему, но очарование отчасти ушло: это был уже не старый добрый дедушкин дом.
Разумеется, я хотела бы там остановиться, если бы меня пригласили.
