подозреваемые в таких делах. Вот только у него было алиби, и не одно, а сразу три.
– И если б вы поймали его тогда, он не появился бы сейчас. Так ведь? Но вы ничего не сделали! – Бейтс расхаживал по кухне. – Мне кажется, вы и не начинали делать…
– Я бы не был столь категоричен, – начал Кристофер, – не каждое дело можно раскрыть.
– Да, вы правы: если бы мы поймали преступника, второго бы раза не произошло, – сказал Маркус.
– И кого убили на этот раз? – Бейтс вытащил сигарету из пачки и поднес ко рту; она повисла на иссохших губах, а он все щелкал зажигалкой, прокручивая и прокручивая тугое колесико.
– Разрешите, – Кристофер дал ему прикурить.
– Спасибо, – тот причмокнул. – Так кого?
– Это не имеет значения.
– Не имеет? – Затянувшись, Бейтс выпустил вонючий клуб дыма. – И что, даже по новостям не покажут? Помню, когда убили Сильвию, репортеры не давали мне прохода: «Как вы себя чувствуете, мистер Бейтс?», «Не известны ли новые подробности дела, мистер Бейтс?..»
– Мы лишь пришли сказать, что дело возобновят из-за схожести почерков этих двух преступлений, – сказал Маркус.
Он не мог сейчас думать о Кэтрин как о своей жене. Он думал о ней как о деле, о новом деле, которое непременно нужно раскрыть. Вспомни он хоть на секунду, что она – его жена, которую он похоронил сегодня, представь он, что этот менеджер мог быть ее убийцей, он разнес бы ему сейчас всю черепушку.
«У него было алиби, – крутилось у Маркуса в голове, – было алиби».
Он оглядел темную комнату, плавно переходившую в кухню; в раковине не было ни тарелки, на полках лежала пыль.
Когда Маркус был здесь два года назад, все было совсем по-другому. Видимо, дом держала миссис Бейтс. Вот бы ему еще раз осмотреть здесь все…
– Что-то еще? – спросил хозяин дома.
– Да… Я хотел спросить, – начал Маркус. – Не замечали ли вы ничего подозрительного за последнее время?
– За последнее время?
– За то, что прошло с момента убийства вашей жены.
– А что я должен был заметить?
– Может, какие-то люди… Никто к вам не приходил?
– Вы думаете, и мне мог кто-то угрожать?
– Нет, мы так не думаем, – встрял Кристофер. – Перестань пугать людей, – шепнул он брату.
– А где вы были вчера вечером? – спросил тот.
– Я? – удивился Бейтс. – А какое это имеет значение?
– Вообще никакого, – сказал Крис.
– Можно мне осмотреть дом? – Маркус прошел на кухню.
– Опять?
– Что значит «опять»?
– Вы уже осматривали его два года назад. Или забыли?
– Да, я помню. Так можно?
– Пожалуйста, проходите. – Бейтс изобразил радушие.
Маркус прошел в комнату, потом в другую, осмотрел кухню. На столе стояли недопитый кофе и коробка овсяного молока.
– Не пьете обычное? – спросил он.
– Не пью, – ответил Бейтс.
Маркус оглядел комнату. Чего-то здесь не хватало с того раза, что-то здесь изменилось. Фотографии… Огромная рамка со свадебным фото стояла тогда на камине, еще несколько висели на стене.
– Вы убрали все фото жены? – спросил Хейз.
– А вы бы смогли смотреть на жену, которой уже нет? – У мистера Бейтса сорвался голос.
– Извините, – Кристофер уже не знал, куда себя деть, – мы не хотели вас беспокоить и уже уходим.
Он взял брата под локоть и потащил за собой.
– Я хочу, чтобы вы держали меня в курсе дела, – крикнул им вслед Эван Бейтс. – Держите меня в курсе! Слышите?
«Мы даже не занимаемся этим делом», – подумал Кристофер.
– Конечно-конечно, – сказал он, – если будут какие-то новости касаемо вашего дела, мы вам обязательно сообщим.
Маркус еще долго стоял у машины, всматриваясь в занесенный снегом дом мистера Бейтса. Нащупав в кармане куртки смятую пачку сигарет, он вытащил одну трясущимися губами и постучал в закрытое стекло. Из машины высунулась рука брата с потухающей на ветру зажигалкой. Огонек от нее то и дело замирал, исчезал и вновь появлялся.
– Я думал, ты бросил, – сказал Крис, прикрывая ее рукой.
– Я тоже так думал. – Маркус закурил.
– Что-то не так? – спросил брат и тут же обругал себя. Сегодня все было не так. Все было не так последние несколько дней.
– Дом, – сказал Маркус, затянувшись и выпустив клуб дыма.
– Что? – не понял Крис.
– Крыша не чищена.
– И?..
– И парковка тоже.
– И что это значит?
Маркус докурил сигарету, причмокнул, прожег окурком ближайший сугроб и сел в машину.
– Он приехал недавно.
– С чего ты взял? – Кристофер застегивал ремень.
– Дом пустовал, в нем не жили.
– Хочешь сказать, он здесь не живет?
– Не живет, отъезжал… я не знаю. Но то, что приехал на днях, – это факт.
– Брось, Марк. – Кристофер завел машину. – Вдовец в опустевшем доме может и годами пыль не протирать.
– Мне нужно в участок.
– Что? Сейчас?
– Ты помнишь те записи?
– Какие?
– Что мы приобщили к делу.
– Улики по делу Бейтса?
– Именно.
– Тебе нужно выспаться, Маркус.
– Мне нужно в участок!
Кристофер ворчал, но все же поехал. Он понимал, что сейчас делает его брат, и старался ему не мешать. Когда из-за одной твоей ошибки рушится жизнь другого человека, это, может, и вызовет у тебя сожаление, но когда из-за тебя рушится твоя собственная жизнь, сожалеть уже становится не о чем; тебя переполняет безжалостность, и не к другим, а к самому себе.
Сейчас Маркус презирал самого себя больше, чем кого бы то ни было. Он даже смерть жены не переживал так сильно, потому как скорбеть значило жалеть себя, а себя Маркус сейчас ненавидел. В том старом деле, которое пылилось в архиве уже два года, не было никаких подвижек. У мужа Сильвии оказалось алиби – билет на поезд до другого города, прибытие в конференц-зал и отъезд обратно утром следующего дня. В доме его уже ждали полиция и психолог из отдела убийств. Ошеломленный Бейтс показывал билеты и разрядившийся телефон, по которому до него не могли дозвониться. В морг он поехал сразу. Опознание прошло без лишних истерик – истерики случились потом, когда он звонил в полицию и каждый день спрашивал, как продвигается дело. Потом Бейтс звонил капитану, а после – в вышестоящие органы, интересуясь, не уволили ли их всех. Маркус успокаивал его, как и каждого в подобной ситуации, говоря, что все под контролем и как только что-либо будет известно, они ему обязательно позвонят. Позвонили Бейтсу лишь через год – сказать, что дело закрыто за недостатком улик. Но все же улики были. Орудие преступления нашли там же, в кустах рядом с жертвой, только вот отпечатков на нем никаких уже не было, кроме неотчетливых «пальчиков»
