Репников. Максим Репников.
– Кто такой? Что о нем известно, майор?
– Нам известно о нем то, что до недавнего времени он являлся сотрудником фирмы «Страж».
– Погоди! Это же та самая фирма, которая занималась установкой видеокамер в поселке, где… – напомнил всем и себе Коровин.
– Проживали Ложкины, – перебила его с торжествующей улыбкой Якушева.
– Ты сказала, что до недавнего времени? Он уволился? – уточнил Коровин.
– Не совсем… Он погиб. Точнее, его убили. В мужском туалете аэропорта, когда он собирался вылететь на отдых, догадайтесь, с кем?
– С Валерией Царевой? – догадался Ваня.
– Бинго, белый воротничок! – нехотя похвалила Якушева. – Валерия толкалась в очереди на регистрацию, когда Репников вдруг начал совершать странные телодвижения. От очереди к туалету, от туалета к очереди. Потом, в какой-то момент, он ушел и больше не возвращался. Царева Валерия без него прошла регистрацию. Без него улетела. И без него вернулась. Почему? Да потому что Репникова убили в мужском туалете за пять минут до вылета. Валерия сидела в самолете, пока ее молодого человека убивали. Далее…
Она все же вернулась на место. Порылась в бумагах, достала нужную, зачитала.
– Репников был убит двумя выстрелами в сердце. Один выстрел еще оставлял ему шанс на жизнь, второй – нет. Никто ничего не видел и не слышал. Камер у самих дверей туалетов нет. Но зато они есть на подходе к коридору, ведущему к туалетам. Угадайте, коллеги, кого я там увидела, просматривая записи с сотрудниками охраны аэропорта?
– И кого же? – На этот раз Ваня не догадался.
Коровин был в ступоре.
Когда эта стервозная мышь успела проделать такую колоссальную работу? Это работа группы лиц дня на четыре. Она управилась одна за три! Да-а…
Как ни хотелось ему это признавать, Якушева была профессионалом с большой буквы.
– Всегда легко, подполковник, когда знаешь, где искать, – вклинился в его размышления ее противный голосок с ядовитыми нотками. – Я начала крутить массажный салон, потому что именно сотруднику этого салона поступило последнее эсэмэс с телефона Ложкиных, которое они, к слову, не отправляли. Уже были мертвы.
– И что? – не понял Ваня, подергав себя за белоснежный воротник.
– Зачем его было отправлять? – приподняла невозможно тонко выщипанные брови Якушева.
– Чтобы никто не бросился искать Ложкиных. Чтобы никто не стал беспокоиться, – забубнил Ваня, зачем-то сунув бумажку для заметок в нагрудный карман.
– Интересно, кто бы стал беспокоиться? Массажистка? Ей-то что с того? Не приехали и не приехали, – фыркнула Якушева, привычно брызнув слюной. – Не-ет, уважаемый товарищ в белых одеждах. Эсэмэс послали, чтобы Царева осталась вне подозрений. Люди отменили сеанс, она может быть свободна. Она, к слову, и ушла с работы. И не было ее два часа. Где была, никто не знает. Ее я не допрашивала. Пока боюсь спугнуть…
– Так кого ты увидела в коридоре перед туалетами в аэропорту, майор? – перебил ее пространные рассуждения Коровин. – Ты отвлеклась.
Якушева его сильно раздражала. Ее энергичная позиция, часто дающая результат, словно намекала на его несостоятельность. Ни для кого же не было секретом, что она рвалась на его место начальника отдела.
– Цареву! Варвару Цареву я видела на записях с камер в коридоре перед туалетами. Она пробыла там две с половиной минуты. За это время, пардон, штанов не успеешь снять. А вот выстрелить парню своей дочери в сердце – запросто! И о ее мотивах можно только догадываться, коллеги.
Сергей Сергеевич Воронков был сегодня крайне недоволен собой. Он встал много раньше привычного времени – почти за час до него. И решил просмотреть свои дневники в стихах. Особенно те, которые сложил за минувшую неделю. То есть с того самого дня, когда он последовал за прекрасной незнакомкой в церковь и его коснулся подол ее шикарной шелковой юбки.
Просмотрел. И пришел в ужас!
Он бездарь! Графоман! У него отвратительная рифма, нет никакого смысла в словах, которые он пытался подогнать под благозвучие.
Ну что это такое: «Я иду по дорожке, мне на встречу кусты. И я жду, что из-за них вот-вот выйдешь ты!»
Во-первых, звучало противно.
Во-вторых, это было неправдой. Ему нечего было ждать, потому что прекрасная незнакомка уже шла по тротуарной дорожке впереди него. Шла не одна. А он – Сергей Сергеевич Воронков – плелся сзади. А если говорить точнее, он нагло ее отслеживал.
На тот момент он уже знал, как ее зовут, – Варвара. Он подслушал ее разговор с наглым красавцем возраста чуть за сорок. Он очень громко окликнул ее несколько минут назад. Она шла, задумавшись, впереди Сергея Сергеевича, когда над кустами поплыла красивая, почти бритая налысо, голова. И обладатель этой головы громко позвал прекрасную незнакомку по имени.
Мгновение Сергей Сергеевич был в ступоре, потому что имя удивительно ей подходило и, по его мнению, делало незнакомку еще более прекрасной. И еще потому случился ступор, что Воронков не мог себе представить, что у Варвары кто-то может быть. В смысле, мужчина. Тем более такой красивый и наглый и так модно и дорого одетый. Мужчина, позволяющий себе брать ее под руку, прижимать к своему боку, собственнически обхватывая тонкую талию красавицы.
Одно утешало Сергея Сергеевича – Варваре объятия красавца совсем не нравились. Она все время пыталась вырваться и однажды даже громко воскликнула:
– Прекрати, Царев! Я позвала тебя по делу!
Какие дела могли быть у Варвары с наглым Царевым, Сергею Сергеевичу оставалось только догадываться. Но тот точно довел ее до слез. Это когда они уселись на соседней с ним скамейке. Только не надо думать, что он занял скамейку по соседству, потому что они уселись рядом. Вовсе нет! Он сел первым, поймав на себе настороженный взгляд Царева. Сел и прикрылся газетой. И даже увлекся какой-то статьей.
А потом…
– Ты хотя бы это можешь сделать для Леры, Царев?! – довольно громко воскликнула Варвара, когда Воронков трижды перечитал один и тот же абзац в следующей статье и не понял смысла.
Что ответил Царев Варваре, Воронков не слышал. Они потом еще долго говорили. Звонили кому-то. И наглый красавец даже повышал голос на какую-то Леру, называя ее такой же идиоткой, как и ее мать.
И тут, наконец, до Сергея Сергеевича дошло!
Варвара – бывшая жена этого наглеца. А Лера – их общая дочь. И она просит его помочь девочке. А он…
Вот какие силы заставили Воронкова усидеть на месте, он и сам не понимал. Желание встать, подойти к этой вполголоса ругающейся паре и предложить свою помощь было так велико, что он даже в край скамейки вцепился.
– Я не знала, понял! – в какой-то момент громко воскликнула Варвара. – Это просто какое-то недоразумение! Совпадение! Нелепость!
– Нелепость – это ты! – вскочив на ноги, ткнул в ее строну пальцем красавчик. – Нелепость и недоразумение!
И снова Воронкову захотелось вмешаться и попросить – просто попросить – не оскорблять такую прекрасную женщину прилюдно. И его потные ладони даже выпустили край скамьи, а ноги напружинились, намереваясь понести его тело к паре на соседней скамье.
Но в этот момент появилась, словно из ниоткуда, молодая красивая девушка. Она была удивительно похожа на Варвару. И Воронков тут же понял – это их дочь. Та самая Лера, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.
Она была в теплом спортивном костюме и легкой стеганой жилетке. Высокая и стройная, лицо загорелое, волосы распущенные, губы улыбающиеся. Воронков тут же представил себе Варвару в этом возрасте. И страшно позавидовал наглецу, не сумевшему оценить по достоинству такую красоту.
Девушка встала перед скамейкой, поздоровалась с отцом, крепко обняв его за шею и расцеловав в обе щеки. Потом долго слушала их разговор, все так же стоя перед ними. Вдруг расстроилась, опустилась на корточки и через минуту согласно кивнула.
– Идем, дорогая, – еще через минуту встал ее отец и потянул ее за руку. – Нам надо торопиться, пока не стало поздно. Слишком поздно…
Трагизма в его голосе было – на три театральные драмы хватило бы, ядовито подумал тогда Воронков. Дождавшись, когда отец и дочь исчезнут из вида, он медленно встал и пошел в сторону соседней скамьи. Там присел
