Полина Дашкова - Образ врага

Карл шагнул к ним, присел на корточки, взял руку мальчика, стал щупать пульс.

— Уйди, — хрипло прошептала Алиса, — уйди…

— Нашатырь есть у тебя в доме? — спокойно спросил Карл.

— Вызови «Скорую», пожалуйста… — Она не могла плакать. Она смотрела на кровь, которая была на лице Максимки и на ее руках, и не могла плакать.

— Где у тебя лекарства? Ты слышишь меня, Алиса? Обморок у ребенка, нужен нашатырь!

— Ты выстрелил… ты… — Внезапно она вскочила, схватила пистолет Харитонова, который валялся на полу у кровати, и направила дуло в Карла.

— Совсем с ума сошла? Ты мать или кто? У тебя ребенок в обмороке. Ну, соображай быстрее! Надо приводить его в чувство, это же вредно, столько времени без сознания! Где аптечка у тебя? В ванной? На кухне?

И тут послышался слабый тихий стон:

— Мама…

Алиса выронила пистолет и кинулась к кровати. Максимка приоткрыл глаза.

— Мамочка, я весь мокрый… Что это липкое? Пойдем в ванную, мне надо вымыться, — Максимка попытался приподняться, но не смог, упал на подушку и выдохнул еле слышно:

— Мамочка, кружится голова, мне ужасно плохо.

Карл, ни слова не говоря, подошел и осторожно взял его на руки, понес в ванную.

— Вы кто? — спросил Максим, обнимая его за шею.

Карл ничего не ответил.

— Как же он умудрился кончить Харитонова? — Азамат загасил сигарету и тут же закурил следующую.

— Знаете, господа-товарищи, от этих ваших радиоспектаклей свихнуться недолго, — проворчала Терехова и тоже закурила.

Все, кто находился в комнате, уставились на нее, словно видели впервые. Елена Петровна была яростной противницей курения.

— Надо было доводить мальчика до обморока, — продолжала она, закашлявшись от первой затяжки, — а теперь там труп в детской комнате. Безобразие.

— Именно потому, что ребенок потерял сознание, Карл получил возможность выстрелить. Я с самого начала подозревал, что у него есть второй пистолет, задумчиво произнес Геннадий Ильич.

— Какие будут дальнейшие указания? — спросил «наружник» по радиосвязи.

— Пока никаких, — ответил Подосинский, — наблюдайте за домом.

— Гена, ты что? — удивился Мирзоев. — Надо брать его. Теперь ведь можно.

— Ну дай ты людям отношения выяснить, — поморщился Геннадий Ильич.

Терехова загасила сигарету и резко поднялась.

— Я могу идти? — спросила она.

— Вы мне нужны, Елена Петровна, — сказал Подосинский, — останьтесь, пожалуйста.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы вы слышали, как они будут выяснять отношения.

— И так все ясно, — ответила Терехова довольно резко, но на место все-таки села.

— Что именно вам ясно?

— Ладно, Геннадий Ильич, — она махнула рукой, — решили слушать, так уж давайте помолчим.

— Мам, ты можешь мне объяснить, кто он такой и откуда взялся? — спросил Максимка.

Алиса быстро обмыла его теплым душем, завернула в махровую простыню. Его била сильная дрожь. Карл ушел на кухню, сидел там и курил.

— Потом, малыш. Сначала ты выпьешь чаю, успокоишься, а потом мы поговорим. Хорошо?

— Я уже успокоился.

— Ну конечно, у тебя зуб на зуб не попадает, — Алиса вытащила его из ванны, — держись за шею, я тебя отнесу.

— Мам, ты что, я же тяжелый!

— Ну-ка, давай я его возьму. — Карл открыл дверь, отстранил Алису, понес Максима в ее комнату.

Алиса сняла покрывало со своей кровати, откинула одеяло. Карл уложил Максима, накрыл, быстрым неловким движением погладил по взъерошенным влажным волосам и сел рядом.

— Сейчас сюда приедет милиция, — сказала Алиса, — прямо сейчас. С минуты на минуту.

— Когда ты успела? — тихо спросил Карл.

— Я написала записку детскому врачу, попросила, чтобы она вызвала милицию. Мне надо было как-то избавиться от Харитонова. Странно, что их до сих пор нет.

— Ну вот, я тебя избавил от Харитонова без всякой милиции.

— Он… этот, которого убили… он правду сказал? — медленно произнес ребенок.

— О чем? — взглянул на него Карл.

— О том, что вы… будто вы мой отец?

— А ты у мамы спроси.

— Мама, это правда?

Алиса долго молчала. Потом, глядя в упор на Карла, сказала:

— Ты понимаешь, что с минуты на минуту здесь будет милиция? У нас труп в соседней комнате. Труп отставного полковника ФСБ. Все в крови, и пистолеты на полу валяются.

— Не волнуйся. Сначала, будь добра, ответь ребенку на его справедливый вопрос, а потом разберемся с трупом.

— Карл, ты сумасшедший.

— Я много раз от тебя это слышал.

— Хорошо, ты хочешь, чтобы Максим знал правду?

— Я хочу знать правду! — крикнул Максим и тут же закашлялся.

— Малыш, посмотри внимательно и скажи, где ты раньше видел этого человека? Чтобы было проще, я напомню. Ты видел его в Израиле. Трижды. Первый раз в том кабачке на рыночной площади. Второй раз он разговаривал с тобой на пирсе. В третий раз ты видел его на катере, когда погиб Деннис. Только он был в гриме, с приклеенной седой бородой, в арабском костюме. Помнишь того деда, который рассыпал деньги по палубе?

Максимка вгляделся в лицо Карла и неуверенно произнес:

— Да, я видел его в ковбойском кабачке. Ты очень нервничала и стала зачем-то фотографировать. Потом я разговаривал с ним на пирсе, он сказал мне, что нельзя ловить морских ежей, у них ядовитые колючки. Ты почему-то так испугалась, что сорвала голос и подвернула ногу. Но на катере в арабском костюме был совсем другой человек.

— Малыш, его трудно было узнать, — мягко напомнила Алиса, — грим, темные очки, борода, арабский платок. Мы с тобой много раз говорили, как опасно обманывать себя и принимать желаемое за действительное.

— Мама, я не обманываю ни себя, ни тебя. Я того арабского деда запомнил на всю жизнь. Я его отлично разглядел. Видел глаза.

— Он был в темных очках.

— Он снимал их дважды. У него были темные, почти черные глаза. Нос у него был толстый, картошкой, и лицо широкое. Нет, мамочка, Денниса убил совсем другой человек.

— Это сделал МОССАД, — тихо произнес Карл, — американец шел за мной, и они его убрали.

— Вот видишь! Он не убивал. Ну а теперь скажи мне.

— Да, малыш, это твой отец, — произнесла Алиса совершенно чужим, деревянным голосом. — Его зовут Карл Майнхофф. Он международный террорист.

— Но он живой! Он не погиб в автокатастрофе до моего рождения. Пусть кто угодно: террорист, бандит. Он не убивал Денниса. Может, он вообще никого не убивал, кроме этого серого… — Максимка быстро взглянул на Карла. — Если вас посадят в тюрьму, я буду вас ждать.

— Карл, тебе пора уходить, — сказала Алиса.

— А почему ты решила, что я собираюсь уходить? Я хочу принять душ, чаю выпить. Я, наконец, хочу с сыном своим побыть. Хотя бы немного.

— Карл, тебя арестуют.

— Ну и пусть. Максим ведь будет меня ждать.

— Вот теперь давайте группу захвата, — скомандовал Подосинский, — только очень тихо, чтобы соседи ничего не поняли.

— А если окажет сопротивление?

— Не окажет, — подала голос Терехова.

— А с трупом что делать?

— Не должно быть никакого трупа. Харитонов исчез. Пропал без вести. В квартире все убрать, кровь замыть. С оружия снять отпечатки.

Москва, май 1998 года

С площади Белорусского вокзала по Тверской двинулась небольшая мрачная толпа. Пожилые, неопрятные, крикливые мужчины и женщины несли красные флаги со звездами и свастиками. Следом вышагивали молодые люди и девушки в полувоенной униформе. На плакатах написаны были лозунги: «Позор продажной дерьмократии!», «Долой кровавое правительство!», «Россия для русских!», «Коммунизм — это молодость мира».

На длинных палках красовались портреты Ленина, Сталина, Дзержинского, Берии. Какая-то крошечная писклявая женщина даже волокла, щебеча без остановки, портрет Гитлера, но соратники быстренько заставили убрать. Откровенно фашистской символики на первомайской демонстрации не допускалось. Коварные власти могли придраться к этому.

В толпе мрачно пели «Интернационал». Иногда прорывались дребезжащие оглушительные голоса особенно старательных пожилых певуний. Толпу тактично сопровождала милиция. День обещал быть жарким. В десять утра светило яркое горячее солнце. Толпа не спеша подкатила к площади Маяковского и притормозила. Здесь должен был состояться митинг.

Натан Ефимович Бренер стоял на углу, у выхода из метро «Маяковская» и, напрягая глаза, с интересом вглядывался в надписи на транспарантах. Он ждал Алису и Максима. Они договорились встретиться в десять, погулять вместе по праздничному Центру. Но опаздывали, как всегда.

Натан Ефимович так увлекся зрелищем этой невероятной первомайской демонстрации, так старательно вглядывался в транспаранты и лица, мелькающие в маленькой полусумасшедшей толпе, что не заметил, как выскочили из метро Алиса с Максимкой.