Во время джексоновского рассказа я вспоминаю кое-какие документы и фрагменты из допросов свидетелей, и постепенно из обрывков начинает складываться цельная картина.
— Чем вы можете это доказать? — спрашиваю я.
Джексон снова шлепает коробки.
— Все собрано здесь. Большей частью тут, правда, то, что интереса для вас не представляет, но зато есть и официальные руководства для служащих.
— У меня они тоже есть.
— Пожалуйста, смотрите — все материалы в вашем распоряжении. Тут все разложено по косточкам. У меня есть отличный помощник, даже два.
А вот у меня, Руди Бейлора, есть ассистент!
Джексон оставляет меня наедине с коробками, и я сразу выбираю руководства в темно-зеленых переплетах. Их два — одно для отдела по рассмотрению заявлений, второе — для отдела по страховым полисам. Поначалу ничего особенного я не замечаю — точно такие же экземпляры были мне предоставлены в Кливленде во время допроса служащих компании. Продуманный до мелочей рубрикатор разбит на разделы. В начале дана аннотация, в конце приведен словарь терминов — словом, вполне профессиональное руководство для белых воротничков.
И вдруг я едва не подпрыгиваю на месте. В самом конце руководства для отдела по первичному рассмотрению заявлений я замечаю раздел «Ю». В моем экземпляре такого раздела нет. Я внимательно вчитываюсь в него, и постепенно завеса над тайными махинациями компании приоткрывается. В руководстве для отдела по страховым полисам также имеется раздел «Ю». В нем описана вторая половина махинаций — все обстоит именно так, как говорил мне Купер Джексон. Если сложить оба руководства воедино, вырисовывается четкая картина механизма отказа в выплате страховки: под предлогом необходимости более детального изучения документов, сначала следует первичный отказ, после чего все бумаги поступают в выше стоящий отдел, из которого затем возвращаются с резолюцией не производить никаких выплат до особых распоряжений.
Особое распоряжение не поступает никогда. Ни один отдел не вправе оплатить страховку без санкции другого.
Разделы «Ю» в обоих руководствах самым тщательным образом регламентируют каждую ступень в прохождении документов, обучают служащих умению создавать не только бумажную волокиту, но и, на случай необходимости, — иллюзию необыкновенно глубокой и тщательной работы по экспертизе каждого заявления, предшествующей отказу.
Ни в одном из руководств, имеющихся в моем распоряжении, раздела «Ю» нет. Их беззастенчиво изъяли перед тем, как передать руководства мне. Они — мошенники из Кливленда и, возможно, их сообщники-адвокаты из Мемфиса — преднамеренно утаили от меня раздел «Ю» из обоих руководств. Открытие это, мягко говоря, ошеломляющее.
Впрочем, потрясение вскоре проходит, и я ловлю себя на том, что уже хохочу, представляя, как буду размахивать выпотрошенными руководствами перед присяжными.
Я ещё долго копаюсь в досье, но все мои мысли прикованы к злополучным руководствам.
* * *
Купер привык распивать водку прямо в своем кабинете, но только после шести вечера. Он приглашает меня составить ему компанию. Бутылку он держит в малюсеньком холодильнике, который установлен во встроенном шкафу, заменяющем адвокату бар. Купер пьет водку неразбавленной, безо льда и воды. Я следую его примеру. Каких-то пара глотков, и огненный напиток прожигает, кажется, все мое нутро.
Купер, осушив первый стаканчик, говорит:
— У вас, конечно же, имеются копии материалов официальных расследований деятельности «Прекрасного дара жизни»?
Я даже не понимаю, что он имеет в виду, но смысла врать и изворачиваться не вижу.
— Нет, я бы не сказал…
— Так проверьте. Я сообщил об их проделках генеральному прокурору Южной Каролины, с которым водил дружбу ещё в колледже, и он лично возглавил расследование. То же самое — в Джорджии. Комиссар страхового департамента Флориды также затеял официальное расследование. Похоже, за короткое время «Прекрасный дар жизни» успел отказать в выплате страховок по рекордному количеству заявлений.
Год назад, когда я ещё учился в колледже, Макс Левберг как-то раз упомянул про попытку подать жалобу на государственный Департамент страхования. Он, правда, был заранее убежден, что просто попусту тратит время, потому что страховая индустрия славилась особо дружескими отношениями с законодателями на любых уровнях.
Мне вдруг кажется, будто я что-то упустил. Впрочем, удивляться нечему — ведь это мое первое дело по обману доверия клиентов.
— Между прочим, поговаривают даже о подаче группового иска, — говорит Купер Джексон, темные как угольки глаза которого подозрительно сияют. Разумеется, он понимает, что я и слыхом не слыхивал ни о каком групповом иске.
— Кто и где? — спрашиваю я.
— Кое-какие адвокаты в Роли [8]. Они набрали несколько мелких исков к «Прекрасному дару жизни», но пока выжидают. Нужно создать прецедент — кто-то должен первым врезать этим прохвостам из Кливленда под дых. А пока адвокаты, по-моему, потихоньку договариваются о выплате компенсаций.
— А сколько всего клиентов у «Прекрасного дара жизни»? — я уже не раз задавал этот вопрос во время допроса, но ответа не знаю до сих пор.
— В год они страхуют около сотни тысяч человек. Если принять количество страховых случаев за десять процентов, то на круг выходит десять тысяч; это средний показатель для страхового бизнеса. Допустим навскидку, что отказывают они половине заявителей. Остается пять тысяч. Средняя страховая сумма — десять тысяч долларов. Перемножим на пять тысяч, и получим пятьдесят миллионов баксов. Предположим, что десять миллионов они тратят на возмещение ущерба по тем немногим искам, которые все-таки подают обманутые клиенты. Таким образом, данная жульническая схема приносит этим мошенникам сорок миллионов долларов чистой прибыли в год. Вполне вероятно, что следующий год они пропускают и ведут дела честно, а далее вновь возвращаются к испытанным махинациям. Или стряпают новую схему. Они зашибают такие деньжищи, что могут ни в чем себе не отказывать. Им на всех начихать.
Я долго поедаю его взглядом, потом спрашиваю:
— И вы можете это доказать?
— Нет. Я только строю догадки. Доказать можно, только поймав их за руку, а это немыслимо. Да, в «Прекрасном даре» делают массу глупостей, но даже они не настолько тупы, чтобы оставить где-то письменные доказательства своей вины.
Меня так и подмывает рассказать ему про письмо с «дурой», но в последний миг я сдерживаю порыв. Джексон — член коллегии адвокатов и стреляный воробей. Он и без моих подсказок припрет к стенке любого противника.
— Вы входите в какое-нибудь процессуальное адвокатское объединение? — интересуется Джексон.
— Нет. Я только что лицензию получил.
— А я вхожу. Мы создали разветвленный адвокатский синдикат по подаче исков против страховых компаний, которые обманывают доверие клиентов. Мы поддерживаем постоянную связь. Обмениваемся свежими новостями. Сплетничаем про «Прекрасный дар жизни». Вообще в последнее время про них много скверных слухов ходит. На мой взгляд, с отказами они немного перестарались. Перебрали, так сказать. Все теперь только и ждут первого судебного процесса, на котором выплывут их темные делишки. А потом, после вынесения обвинительного вердикта, начнется цепная реакция.
— Насчет вердикта я не уверен, но то, что процесс состоится, могу вам гарантировать.
Джексон говорит, что свяжется со своими приятелями, расскажет про меня, а заодно выяснит, что есть новенького по этому делу. Не исключено также, что в феврале он прилетит в Мемфис, чтобы лично присутствовать на суде. Нужен первый крупный вердикт, повторяет он, и тогда плотина будет прорвана.
* * *
Половину следующего дня я копаюсь в документах, которые предоставил мне Джексон, после чего тепло его благодарю и прощаюсь. Джексон просит меня поддерживать с ним связь. Он убежден, что за предстоящим процессом будет следить едва ли не вся адвокатская братия.
Почему меня это пугает?
Путь до Мемфиса я преодолеваю за двенадцать часов. Когда разгружаю «вольво» в темном дворе дома мисс Берди, начинается снегопад. Завтра — Новый год.
Предварительное совещание сторон проходит в середине января под председательством судьи Киплера в здании суда. По его настоянию, мы все располагаемся за столом защиты, а стоящий возле двери судебный пристав охраняет наш покой. Сам судья восседает во главе стола; он без мантии, а по бокам его размещаются секретарь и стенографистка. Я сижу справа от судьи, спиной к залу, а лицом к команде Драммонда. Самого Драммонда я не видел с 12 декабря, со времени допроса доктора Корда, и, признаться, мне приходится делать над собой изрядное усилие, чтобы ему улыбаться. Всякий раз, поднимая трубку телефона в конторе, я вижу перед глазами этого изысканно одетого, ухоженного, щеголеватого и безмерно уважаемого проходимца, который нагло подслушивает все мои разговоры.
