стояли хорошие. Она была действительно чрезвычайно способной девочкой, да и учителя относились к ее ситуации с сочувствием. Евгения осталась глубоким инвалидом, Вика пошла работать там же, в родном городке, и больше не мечтала о глубоководных обитателях морских глубин, сидя за кассой местного универсама и пробивая чеки. А алкоголик-отец умер от цирроза печени спустя пару лет. Стало полегче.
«Очень близко, — думал Леонид Петрович Череменин, снова и снова обдумывая информацию. — Тепло, даже горячо».
Но нет доказательств. Есть только туманные предположения.
Остается ждать. Наступит май, Вячеслав Апалин поедет в Алтайский край, а там…
Если повезет.
***
Сережа Смелянский старался не думать об Аленке Муляр. Ему было нестерпимо стыдно, и он с ужасом представлял: что будет, когда Аленка вернется в Москву из больницы? А вдруг она позвонит? Как с ней разговаривать? Просить прощения? Объяснять, что не виноват?
Когда мама сказала, что Аленку сразу после больницы отправили в детский санаторий, потому что у нее проблемы с легкими и почками, Сережа испытал облегчение. Можно еще какое-то время не бояться и не вздрагивать от каждого телефонного звонка.
Его перевели в другую школу, тоже языковую, английскую, где его никто не знал и неудобных вопросов не задавал. Правда, оставались друзья по кружкам и секциям, которые тоже знали, что с ним случилась какая-то беда, но этот вопрос родители решили, и теперь Сережа ездил в другой Дворец пионеров. Товарищей по дому и двору он умело избегал, проводил много времени в школе после уроков, занимаясь какой-нибудь общественной работой, прямо оттуда ехал во Дворец, где помимо шахмат и географии записался еще в кружок фотографии. Все, что угодно, лишь бы хватало времени сделать уроки и не тянуло выйти погонять с мальчишками в футбол или хоккей. После нескольких отказов «выйти» ребята перестали его звать.
Жизнь вроде бы вошла в привычную колею, но на душе у Сережи было по-прежнему сумрачно и грязно. В точности как на улице в тот день и час, когда он в последний раз чувствовал себя счастливым. Десятого ноября прошлого года. Они с Аленкой шли по улице и болтали, Аленка улыбалась его шуткам, а он исподтишка любовался ее яркими глазами, толстенной длинной косой и думал, что рядом с ним идет самая замечательная девочка на свете.
А потом наступили мрак, страх и холод, и холод этот не смог растопить даже жгучий стыд за собственную трусость и слабость.
Аленка позвонила в конце января, вечером.
— Сынок, подойди! — крикнула из кухни мама. — У меня руки в тесте!
Услышав в трубке знакомый голосок, Сережа вздрогнул. Вот ведь как бывает: боишься чего-то, боишься долго, а когда оно происходит — отчего-то получается неожиданно.
— Привет! Я вернулась из санатория.
— Привет, — буркнул он. — Как ты… Как ты себя чувствуешь?
— Да все нормально. Хочешь, я завтра подъеду, сходим в кино? Или погуляем? А то мне скучно тут одной, папа уехал в какую-то командировку на целый год, пока я болела, а мама все время занята.
— Я… я не могу, у меня занятий много. Меня перевели в другую школу, а там другая программа, нужно догонять, — неуверенно соврал Сережа.
Вообще-то программа была в точности такой же, она едина для всех школ РСФСР, это ему объяснил отец, но мальчик надеялся, что Аленка этого не знает.
— Жалко, — протянула Аленка. — Ну ладно, ты тогда сам мне позвони, если вдруг освободишься.
— Ага. Ну, пока.
Он положил трубку и долго-долго смотрел на телефонный аппарат. Папа уехал в командировку на целый год… Значит, ей не сказали, что дядю Олега арестовали и посадили. Мама говорит, что статья не тяжелая и дядя Олег просидит всего год.
— Кто звонил? — раздался из кухни голос мамы. — Это папа? Он сказал, когда приедет домой?
Сережа поплелся на кухню, встал в дверном проеме.
— Это Аленка звонила.
Мама медленно повернулась к нему, держа облепленные тестом руки на весу.
— Аленка? Вернулась?
— Ну да.
— Что она хотела?
— Звала в кино или погулять.
— Ты согласился?
— Нет, — выдавил Сережа.
Лицо мамы внезапно просветлело, она улыбнулась.
— Вот и правильно, сынок. Не нужно с ней встречаться. И перезваниваться не нужно. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
Он молча кивнул.
— Ты уже взрослый и должен заботиться о своей репутации. Кроме того, из вашего общения не выйдет ничего хорошего. Ну о чем вы будете говорить, когда встретитесь? О том, что с вами случилось. Снова будете вспоминать весь этот кошмар, ты расстроишься, начнешь нервничать. Тебе это нужно? Ты только-только пришел в себя и стал нормально учиться, мы с папой пошли тебе навстречу и перевели в другую школу, но ты ведь понимаешь, что новая школа хуже прежней, слабее, правда? После старой школы я бы не беспокоилась о твоих вступительных экзаменах в институт, там давали очень хорошую подготовку, а в этой новой школе дают не такие крепкие знания, и тебе нужно очень серьезно заниматься дополнительно. У тебя просто нет времени на прогулки с подружкой и уж тем более нет времени на то, чтобы расстраиваться и болеть.
Все это Сережа слышал уже сто раз. Но приглушенные разговоры мамы с отцом он тоже слышал. Вернее, подслушивал. И знал, что дядю Олега, Аленкиного папу, посадили за распространение клеветнических сведений, порочащих советский общественный и государственный строй. Мама тогда сказала, что дали всего год, а вот если бы была антисоветская агитация и пропаганда, то посадили бы лет на десять, хотя вероятнее всего — запихнули бы в психушку, объявили шизофреником и закололи галоперидолом до состояния овоща.
Сережа Смелянский не очень отчетливо понимал, почему, когда кого-то сажают в тюрьму, пятно ложится на всех членов его семьи и на тех, кто с ними общается. Разве судимость — это заразная болезнь? Он не видел причинно-следственных связей, но отлично знал: именно так думают все, от кого зависит его дальнейшая судьба. Значит, с этим нужно считаться.
После разговора с Аленкой он чувствовал себя так, будто снова струсил и предал свою подружку.
Достал с полки книгу Ефремова «Час быка», открыл страницу, на которой карандашом когда-то подчеркнул слова: «Тьма сгущается перед рассветом». Эта фраза помогала ему пережить самые черные минуты, когда воспоминания о своем бегстве давили так, что невозможно было сделать вдох. Он мало того, что убежал, не попытавшись помочь Аленке, он поступил куда хуже: побоялся возвращаться и несколько дней жил у какой-то сумасшедшей тетки, вместо того чтобы сразу обратиться в милицию и все рассказать. Тогда, возможно, Аленку нашли бы намного раньше, и она не бродила бы раздетая по лесу, не лежала бы на земле без сознания и не попала в больницу. Он виноват, виноват во всем. Но когда тьма в его душе становилась невыносимой, Сережа всегда вспоминал о рассвете. Он обязательно наступит, нужно только набраться терпения и подождать. Рано или поздно наступит рассвет, и станет светло.
Сейчас же, впервые за все время, в его голову пришла совсем другая мысль: даже если рассвет наступит, то ему на смену снова придет тьма.
© Алексеева М.А., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Ответственный редактор О. Дышева
Художественный редактор Е. Петрова
Технический редактор Н. Духанина
Компьютерная верстка Г.
