«Балу предпринимателей» прошла очень быстро, освободив место удивлению. Долго удивляться ему не положено было — «полицейский должен держать эмоции под контролем, а не то будешь постоянным клиентом у психиатра — не упустил возможности проявить «отцовские» наставления Кузнецов. — Социальная инженерия психологии сломает тебе мозг. Зачем мне такой напарник?». Поэтому Владимир на повышенной скорости, перескакивая через все человеческие эмоции, добрался до разочарования. Здесь и остался. Осуждать его он не стал. Это работа судьи. А перспектива стать «напарником» Ильи Кирилловича — радостно зашкаливала воодушевлением. Об этом он боялся мечтать, чтоб не прогнать удачу. Хотя признаваться кому-либо и самому себе, что мечтает и верит в удачу, не станет никогда — не мужское это дело.
Грустные воспоминания былого Иван больше не скрывал. С каждым словом, произнесенным в комнате допроса, Иван оживал. Так расправляются плечи у человека, который долгое время нес тяжелый мешок с мокрым песком. Но на дне мешка образовалась дырочка. С каждым словом она увеличивалась и песок высыпался. С заметным чувством облегчения души Иван давал признание. Только на лице осталась пустая горечь и усталость.
— Потому что я ей сказал, что ее сын убил двух людей. Мою жену Лизу и нашего не рожденного ребенка. Она расплакалась и сказала, что на душе ее сына нет грехов. Грех на Петре Григорьевиче.
— Вы убили профессора Курилова, потому что он был за рулем? — Кузнецов не был так мнителен, как молодой неопытный Владимир, и на его лице не возможно было прочитать эмоции. Выдать его могли только пальцы рук. Он постукивал подушечками пальцев по столу, иногда сжимая их в кулак.
— Да. Я не мог подобраться к Петру Григорьевичу. У него на уме была только работа. Клиника — дом. Дом — клиника. Я некоторое время следил за ним. Потом выяснил, что они собираются на «Бал предпринимателей». Понял, что это мой шанс. Отомстить за смерть Лизы. Я вышел на Люсьену и Жоржа, предложил им продать мне место. Они не отказались подзаработать, и я оказался в номинантах. Они даже посадили нас за один стол. Смешно.
— Обхохочешься. Почему вы убили Марию?
— Потому что это она была за рулем того автомобиля.
— Что? — в два голоса переспросили полицейские.
— Да. Мария была за рулем. Они возвращались после корпоратива, где позволила себе выпить приличное количество алкоголя. Когда я следил за профессором, то видел Марию. Она оказалась обезбашенной адреналинщицей. Гоняла по улицам — не догнать. Плохо, что я не сразу догадался об этом и убил невинного человека. Хотя то, что он покрывал ее от наказания, простил ей преступление, продолжал жить с ней, оставался с ней в заговоре — не снимает с него вину и ответственность.
— С чего вы решили, что Мария была за рулем?
— На следующий день, успокоившись, я проанализировал наш разговор с Петром Григорьевичем. Он ведь узнал меня. Я зашел в зал на мероприятие, когда ему вручали награду. Он сказал, что заслужил и понесет наказание. Это понял только я. Он смотрел мне в глаза. Ближе к концу вечера я спрятал сумочку Марии в зале, чтоб она обыскалась ее и вернулась в зал. Тогда я пришел к нему в номер. Он сказал, что готов понести наказание за свое молчание. Не поверите, но он снова завел разговор о бандитах из девяностых. Что многие из них заблудились, совершили ошибку, но на самом деле они хорошие люди. Я был зол и боялся передумать. Настроился отомстить. Поэтому неадекватно расценил его слова. Только под утро я понял, что за время моего наблюдения за Куриловым он ни разу не сел за руль. Он не водил машину. Профессор заслужил наказание за то, что скрывал настоящее имя водителя — Марию. Она возила его на работу, с работы, по делам. Это она заблудилась и совершила ошибку. Чтобы проверить свои догадки и не мучиться, я пришел к ней. Она вела себя неадекватно, я заподозрил, что она употребляет какие-то препараты. Запрещенные. Видимо ей уже не хватало острых ощущений. Она меня не узнала, потому что во время аварии была пьяна «в хлам». Когда я сказал ей, кто я, она рассмеялась мне в лицо.
— Почему?
— Потому что Петр Григорьевич оплатил мое лечение в больнице. А я его убил. А она — виновница — ни разу не соизволила даже поинтересоваться моим здоровьем, купила «признание» Вадима Гаврилова, пичкала мужа сильными успокоительными, убивающими у него желание говорить правду, обеспечивала себе безбедную жизнь.
— Вы думаете, профессор не догадывался, что его пичкают лекарством? В это я не поверю никогда.
— Не знаю. Я в этом не разбирался. Мне это было неинтересно. Как бы то ни было, через полгода он вернулся к нормальной жизни, а я до сих пор не могу найти себе место. Мария смогла уговорить его молчать. Он действительно ее любил. И она этим пользовалась. Он называл Марию золотом. А я считаю, что она насквозь проржавевший металлический кусок с окалинами. С острыми краями. При неправильном соприкосновении с этой женщиной, остаются глубокие рваные порезы, которые совсем не заживают. Уверен, что она сама себе не отдавала отчет как нужно правильно и безопасно пользоваться собой — без проблем для окружающих. Ею владели ее желания.
Иван замолчал. К сожалению Кузнецов уже знал такой типаж женщин. К огромному облегчению Волков еще не встречал таких женщин.
Иван собрался с силами и продолжил.
— Рита за завтраком сказала, что Мария полночи искала дневник. Я побоялся, что в нем будет что-то указывающее на меня. Я же не знал, что она даже не запомнила мое лицо. Поэтому дневник я прихватил с собой. В нем не оказалось ничего компрометирующего, и я подбросил его Рите, чтоб она отвлеклась. В первый вечер я подобрал с пола пригласительный билет на имя Риты, ну и всунул его вместе с дневником в подарочный пакет. Не думал, что Рита раскопает по датам аварию и болезнь Петра Григорьевича.
— Вы сами прокололись. Рите говорили, что частный детектив, пытаетесь поймать Люсьену и Жоржа на махинациях. У самого действительно фирма.
— Я подарил фирму племяннику. Пусть работает. Не с нуля начинать — легче. Мне-то она ни к чему. Учил его правильно вести дела, общаться с клиентами и работниками. Он молодой, еще не опытный, но за месяц впитал в себя правила бизнеса, как губка.
— Вы знали, что не вернетесь на работу.
— Я знал, что мне придется понести наказание. Я готовился к этому. Когда-то вы меня все равно бы поймали. Не сегодня,
