— В последнее время мама была очень занята, — сказала Эйприл, — но мы пользуемся полным доверием у лейтенанта. Мы знаем все об этом деле.
Генри Холбрук испытующе посмотрел на нее своими серыми озабоченными глазами. Трудно было не доверять Эйприл, видя это личико: большие глаза с длинными ресницами, очаровательную невинную улыбку. Пожилой джентльмен кашлянул и произнес:
— Дитя мое, скажи мне…
Эйприл слегка передернуло. С чего это ему вздумалось называть ее «дитя мое»!
Однако, глядя в глаза мистеру Холбруку, она приветливо сказала:
— Слушаю вас, сэр.
— Может, вы знаете, не нашла ли полиция при обыске виллы какие-нибудь личные бумаги миссис Сэнфорд?
Дина уже раскрыла рот, чтобы ответить, однако Эйприл опередила ее, быстро спросив:
— Почему вы спрашиваете об этом?
— Потому что… — Он осекся. — Я был адвокатом миссис Сэнфорд. Ее личные бумаги должны оказаться у меня в руках. К сожалению, у полиции особый взгляд на эти вещи… Думаю, каждому понятно, что я бы хотел знать, удалось ли полиции найти бумаги.
— Удалось ли найти? — с любопытством повторила Дина, — Что вы имеете в виду?
Мистер Холбрук снова кашлянул и отпил лимонаду.
— Миссис Сэнфорд, кажется, спрятала эти бумаги, — сказал он.
— Ох! А вы уже везде искали? — невинно спросила Эйприл.
Он кивнул головой и хриплым голосом сказал:
— Везде, где предполагал что-то найти. — Внезапно он сообразил, что признался, и поспешно добавил: — Как адвокат… понимаете… я обязан… по отношению к моей умершей клиентке… — Он допил лимонад, поставил стакан, вытащил недавно сложенный платок, вытер лицо.
— А как вы попали на виллу? — поинтересовался Арчи.
— Так сложилось в пятницу вечером, — ответил мистер Холбрук, — что поблизости вспыхнул пожар и отвлек отсюда полицию. Я случайно был возле виллы… — Он помолчал и закончил официальным тоном: — Я не собирался нарушать закон. Я считал, что имею право войти как адвокат покойной. Полиция отказалась оказать мне содействие, проявила непонимание… — Мистер Холбрук старательно сложил платок.
— И вы нашли что-нибудь? — спросила Дина.
— Нет, — ответил он. — Абсолютно ничего.
— Никакого трупа на полу? — спросила Эйприл.
Мистер Холбрук спрятал платок в карман и вытаращил глаза на Эйприл.
— Дитя мое, — строго сказал он, — эта шутка вовсе не уместна!
Эйприл ничего не ответила. Она размышляла над тем, не было ли действительно глупой шуткой убийство Фрэнка Райли вечером в пятницу.
— У моей младшей сестрички своеобразное чувство юмора, — поспешила объяснить Дина тоном взрослой особы. — Если это может вас успокоить, охотно заверю вас, что полиция не нашла на вилле никаких личных бумаг миссис Сэнфорд.
— Если так… — Мистер Холбрук замолчал. — Ты в этом уверена? — спросил он через несколько секунд.
— Абсолютно! — подтвердила Дина.
— Могу дать честное слово! — добавила Эйприл. — Мы знаем это наверняка.
Мистер Холбрук облегченно вздохнул.
— В таком случае бумаги должны быть еще на вилле, — ’Сказал он, — и полиция может найти их в любую минуту!
— Неизвестно, находятся ли они на вилле, — сказала Дина.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Как это?
Эйприл взяла слово.
— У нас имеется собственная версия, — заявила она. — Не забывайте, что наша мама пишет детективные повести, поэтому мы обладаем большими знаниями в области криминалистики и разоблачения преступников. — Эйприл надеялась, что эта речь импонирует адвокату.
— Эйприл хорошо говорит! Правда! — вмешался Арчи.
Эйприл ущипнула его, и он сразу умолк.
— Мы предполагаем, — продолжила она, — что среди бумаг миссис Сэнфорд были документы, компрометирующие определенных лиц. Кто-то наверняка незаметно проскользнул на виллу, нашел эти бумаги и уничтожил их. Если было именно так, то этой особе пришлось быстро исчезнуть из виллы, потому что на месте, под бдительным надзором полиции, у нее не было времени разобраться в бумагах. Следовательно, эта особа должна была сжечь все, потому что если бы она отобрала и уничтожила только те документы, которые касались ее, то в случае чего подозрения пали бы именно на нее. Вы понимаете?
— Ты действительно очень сообразительна, дитя мое, — с уважением сказал мистер Холбрук. Он встал, сделал несколько шагов в сторону двери, вытащил платок, вытер им лоб, снова аккуратно сложил платок и спрятал его в карман. — Большое спасибо за лимонад. Он прекрасно освежил меня.
— Ах, не за что! — вежливо ответила Дина.
Они проводили гостя на крыльцо. Здесь мистер Холбрук, держа в руке портфель, остановился и с любопытством посмотрел на виллу Сэнфордов.
— Если бы я был уверен! — вздохнул он.
— Вы лучше обыщите дом еще раз, — посоветовала Эйприл.
— Ну да, а полиция? — сказал он. — Они вовсе не проявляют понимания. Дом под постоянным наблюдением. Ничего нельзя поделать…
— На северной стене виллы под виноградом есть решетка, — объяснила Эйприл. — Нет ничего легче, как войти тем путем. С крыши над крыльцом через окно можно попасть в холл второго этажа.
— В самом деле? — сказал мистер Холбрук. Внезапно он нахмурил брови. — Надеюсь, ты не уговариваешь меня, дитя мое, карабкаться по решетке на виллу покойной миссис Сэнфорд? Ведь это было бы преступление.
— Конечно! — признала Эйприл. — Вы поступили бы незаконно.
— Вот именно! — кивнул головой мистер Холбрук. Он подозрительно посмотрел на Эйприл, и его взгляд явно спрашивал. «А ты случайно не насмехаешься надо мной?» Однако когда он увидел очаровательную мордашку, его глаза стали ласковыми. Он одарил всю троицу улыбкой и сказал. — Еще раз спасибо за лимонад! До свидания!
Они хором закричали: «До свидания!». Дина и Арчи хотели вернуться в дом, но Эйприл шепнула:
— Постойте! Погодите минутку!
Они подождали. Мистер Холбрук на половине лестницы остановился, оглянулся, поднялся на пару ступенек и крикнул.
— Хэлло, дитя мое!
— Вы меня зовете? — спросила Эйприл, наклоняясь через балюстраду, искушающе ангельским голоском.
— Да, дитя мое. Я забыл… — Он заколебался и в замешательстве потянулся за платком. — Ну, насчет этой решетки… Не помню, на какой, ты говорила, она стене?
— На северной, — произнесла, а вернее прощебетала Эйприл.
— Ах да! Значит, на северной… Спасибо. До свидания.
На этот раз он спустился до самого низа, лишь один раз остановившись, чтобы задумчиво посмотреть на виллу Сэнфордов. Дина подождала, пока он будет вне пределов слышимости их голосов, и только тогда взорвалась.
— Эйприл! Как ты могла! Ведь если этот старичок попытается по решетке вскарабкаться на виллу, полиция наверняка схватит его! Его арестуют!
— Меня бы это вовсе не удивило, — сказала Эйприл.
— Но ведь его посадили бы в тюрьму!
— Пусть сажают, — ответила Эйприл. — У этого человека преступные намерения. «Ты сообразительна, дитя мое», «Добрый день, дитя мое», «Спасибо, дитя мое!», «До свидания, дитя мое!» Уж я ему устрою!
— Эй, дитя мое! — ехидно крикнул Арчи.
Эйприл бросилась к нему, но Арчи уже нырнул за спину Дины.
— Да успокойтесь вы наконец! — одернула их Дина. — Во-первых, вы мешаете работать мамочке. Во-вторых, сейчас мы должны держаться вместе.
— Это верно, — с серьезным видом согласилась Эйприл. — Иначе мы засыплемся все трое.
— Арчи, попроси прощения у сестрички! — строго приказала Дина.
— Прошу прощения за то, что назвал тебя «дитя мое», дитя мое! — закричал Арчи.
— Эйприл, попроси прощения у братика! — столь же строго обратилась Дина к Эйприл.
— Прости, Арчи, за то, что на этот раз я промахнулась, — сказала Эйприл. — В следующий раз я наверняка оторву тебе ухо.
— Посмотрим! — крикнул Арчи.
— Тихо, ш-ш-ш! — утихомирила их Дина.
Пока мы в согласии и пока продолжается перемирие, предлагаю заскочить к Люку, чтобы проверить, не отпустит ли он нам в долг по стакану сиропа. Мне кажется, что с тех пор как мы завтракали, уже прошли столетия.
— Ура! — крикнул Арчи, вылетел, как молния, из-за спины Дины и был уже на половине лестницы, когда старшая сестра сказала:
— Хорошо, пойдем.
Через час чуточку отяжелевшие, они возвращались домой. Люк рискнул дать им по два сиропа, пакетик фисташек и три леденца на палочке. Продавец фруктов, торгующий на противоположной стороне улицы, дал им в долг гроздь винограда, пакет слив, три персика и пачку жевательной резинки. Возник, как обычно, спор, как разделить пять резинок между тремя лицами, однако — не так, как всегда, — его разрешили полюбовно. С сиропом, фисташками, леденцами, виноградом, сливами и персиками в желудке никто не способен быть настроен воинственно.
