жестокость безгранична. – Думаешь, мы просто уйдем в закат, что мы сможем забыть? Слишком многое произошло, ты не должна меня прощать. Ты не забудешь того, что я с тобой сделал. Я не смогу забыть всего, что сделал тебе и своим братьям. Все полетело к чертям и все изменилось. – Он угрожающе шагает ко мне и обреченно смотрит. – Сесилия, у нас не будет счастливого финала. У нас будет просто финал.
– И почему должно быть именно так? Мы можем…
– У тебя все то же глупое сердце, раз ты считаешь, что любой чертов ответ заключается в любви и сексе. И в этом твоя проблема. Ты сама сказала, что никогда не была достаточно объективной, чтобы отделить реальность от вымысла. Любовь и секс ничем не помогают. Мой брат любил тебя. Любил, когда умер, защищая тебя, и Шон тоже любил. Чем это помогло? Ничем. Это ничего не решает. Ничего не исправляет. Любовь порождает проблемы и сложности. Ты слепа, раз считаешь иначе.
– Нет, это ты слеп. Потому что они знали, что я тоже их люблю. И я могу любить их за то, кем они для меня были, за то, что между нами случилось, как и любая другая женщина, у которой в прошлом был любовник и друг. Но время не наделило меня умением обособиться. Я получила одновременно и опыт, и развитие. И это меня погубило. Но я не жалею. Ни о чем не жалею. Я не стану за это просить прощения. Потому что прошлое не пустяк. И тебе придется с этим смириться. Но все это померкло в ту же минуту, как ты коснулся того, что тебе не принадлежало, и ты прекрасно знал это тогда и знаешь сейчас. И это не пустяк! – Снег начинает идти сильнее, а я борюсь за его взгляд и побеждаю.
– Это все, Тобиас. Все, что имеет значение. Если я и цепляюсь за что-то, то именно за это. Ты научил меня отличать правду от вымысла и убедился, что я знаю, где твое место. – Я бью себя кулаком в грудь. – Неважно, как между нами все зарождалось, этого не изменишь. Ты украл мое сердце и позволил ему любить тебя, а еще показал мне, где его дом. Сейчас ты хочешь прикинуться невинным и выставить меня шлюхой, которая встала у тебя на пути. Что ж, тогда, выходит, ты струсил, и это чертовски удобное оправдание. Лживый ублюдок, ты прекрасно осознавал свои действия.
– Я не знал! Я не знал! Не знал! Увидев тебя рядом с ними сразу по их возвращении, не знал, что это, мать твою, меня уничтожит. Я ненавидел, зная… – Он ударяет руками по приставному столику и с ревом переворачивает его. От ревности и страха у него безумный взгляд. От страха признаться в том, на что ему потребовались годы. – Я не подозревал, каким был собственником, пока не увидел, как они тебя любят.
Я замираю, когда Тобиас смотрит на меня злыми глазами.
И чувствую нежданное спокойствие.
– Я по-прежнему твоя, Тобиас.
Он качает головой, его раздирают противоречивые чувства.
– Я всегда была предначертана тебе. До того, как все полетело к чертям, ты сам это сказал. И они знали, когда увидели нас вместе, как и я знала, как и ты знаешь. Вот почему сознание не давало мне забыть, вот почему мое сердце продолжает меня наказывать. Неважно, как все произошло, но не заблуждайся: ты позволил этому случиться.
Он шумно дышит, но его взгляд смягчается.
– Тебе нужно избавиться от романтизации того, что было между нами. Мы всегда были ошибкой. Ошибкой, за которую сполна расплатились. Отпусти. Отпусти меня.
– Ты любишь ее?
– Я доверяю ей! Я ее уважаю!
Его слова причиняют невиданную боль. Но его правда, та часть, о которой он не упомянул, слишком очевидна, и это единственное утешение, в котором я черпаю силы.
– Но ты ее не любишь.
– Я с ней. И точка.
– Нет. Ты можешь убеждать в этом себя, но твоя власть все так же крепка. Я ее чувствую. Каждый чертов день чувствую ее. Ты отпустил меня не больше, чем я тебя. Я не хочу твоего прощения, потому что ты никогда не получишь моего. Но я твоя. На какие бы части моего сердца они ни претендовали, они получили свое, но тебе принадлежит остальное. Все, без остатка, включая мое сознание, мое тело и осколки моей души. Ты – победитель, и это твоя добыча, но ты презренный трус и не признаешь это, не принимаешь меня, нас. Ты прячешься за своей целью и смертью твоего брата. Ты не завоевал меня, Тобиас. Я уже была твоей, ты сделал меня своей до того, как умер твой брат.
Он отшатывается от меня так, словно я залепила ему пощечину, и в каком-то смысле так оно и есть. Мы сражаемся с чувством вины и воображаемой линией, начертанной им, которая говорит, что нам не позволено быть вместе после того, что мы потеряли.
– Один из нас должен это сказать. Мы знали. Мы знали, что нашли, и не знали, как с этим справиться, потому что все началось неправильно – с предательства двух мужчин, которых мы оба любили. И ты думаешь, что не можешь или не заслуживаешь быть со мной из-за чувства вины, но сейчас это наша реальность, и проиграл не только ты. Он умер, Тобиас, и не вернется, и мы не можем это изменить, как не можем изменить правду о том, что до сих пор друг друга любим.
– Проклятье, Сесилия. Отпусти меня!
– Тобиас, Доминик знал. За несколько минут до смерти он сказал, что никогда не видел тебя таким счастливым.
Тобиас качает головой, его глаза стекленеют, когда я подхожу ближе.
– Я вернулась, чтобы примириться с прошлым, оплакать потерю Дома, получить ответы, но теперь понимаю, что вернулась затем, чтобы предъявить права на жизнь, которую хочу иметь с тобой, потому что, несмотря на чувство вины, знаю, что мы заслуживаем отбывать остаток нашего наказания вместе. Мы единственные, кто может исцелить друг друга. Я не утверждаю, что это будет легко, и не говорю, что получится, но мы заслуживаем шанса попробовать. Потому что вопреки жестокой правде все было по-настоящему, и такого в жизни я прежде не испытывала. Прошлое реальнее твоей жажды мести или обещаний, данных другим людям. Правильно это или нет, но мое место рядом с тобой, и ты в такой же степени принадлежишь мне. Просто признай.
Он с силой дергает меня к себе, вцепившись в пальто. В его глазах
