Азиатка перебегала раскосыми глазами с него на меня, видимо, колебалась: верить или нет.
В холле «Метрополя» меня ожидал сюрприз. Здесь мотался пьяненький Николаша Лисецкий. На его добродушном, еще детском лице была написана крайняя степень огорчения. Ничуть не удивившись нашей встрече, он бросился ко мне как к заступнику.
— Что за ерунда! — с ходу начал жаловаться он. — Случайно встретил на улице одноклассниц, пригласил к себе шампанского выпить, а служба безопасности не пускает! В мой собственный номер! Говорят, либо сто долларов плати за каждую, либо их регистрируй! Это же свинство чистой воды! Как я их зарегистрирую, если у них паспортов нет? А по сто долларов за вход отдавать — вообще с ума сойти! Я с ними по сотне за ночь сторговался.
Николаша был от рождения убежден, что мир создан для его, Николашиной, радости. Поэтому любая мелкая неприятность выбивала его из колеи. Три вызывающе одетых одноклассницы чавкали жевательной резинкой и курили поодаль за столом, ожидая результата Николаши-ных переговоров. Двое парней в черных костюмах из службы безопасности стояли у нас на пути, сложив за спиной руки. Николаша смотрел на них с такой обидой, словно он был ребенком, а они хулиганами, отнимавшими у него игрушку.
В «Метрополе», как и во всех остальных отелях Москвы, работать разрешалось только местным проституткам, отчислявшим львиную долю своих заработков администрации. Метропольские жрицы любви отличались на редкость отталкивающей внешностью, зато требовали по восемьсот долларов за ночь, ссылаясь на знание иностранных языков и наличие дипломов о высшем образовании. Хотя для русских клиентов, составлявших большинство гостей отеля, и то, и другое являлось, скорее, недостатком, чем достоинством.
Я останавливался в «Метрополе» каждый раз, приезжая в Москву. Мне, конечно, случалось поздно ночью приводить к себе и одноклассниц, и родственниц, и коллег по работе. Но в отличие от Николаши я не жадничал, поэтому со службой безопасности у меня были отличные отношения. Я подошел к парням в костюмах и пожал им руки, вложив каждому по пятьдесят долларов.
— Ребята, сделайте, пожалуйста, человеку оптовую скидку, — попросил я. — Все-таки он гуртом водит, не мелочится. Как только вы с таким парнем связываться не боитесь? Представляете, сколько в нем силищи?
Они оглядели кругленького, домашнего Николашу и заулыбались.
— Ладно, — решили они. — По полтиннику с носа — подойдет?
Николаша, скорбно сопя, отсчитал деньги.
— Разоришься в этой Москве, — бормотал он. — Совсем люди совесть потеряли!
— Ты здесь по делу или так, развлекаешься? — спросил я, когда мы шли к лифтам.
— По делу, — ответил Николаша, пропуская одноклассниц вперед. — Папа прислал. У них там с Либерманом какой-то вопрос возник, вот он и попросил меня документы завезти.
— Самому-то зачем? — удивился я. — Можно было с курьером отправить.
— Выходит, я у них вместо курьера, — обезоруживающе улыбнулся Николаша. — Только мне кажется, что документы — это предлог. Просто Либерман со мной познакомиться хотел.
— А зачем ему с тобой знакомиться? — спросил я.
На пухлом лице Николаши отразилась озабоченность.
— Не знаю, — признался он. — Может быть, предложить что-то собирается?
Подошли лифты, и мы, попрощавшись, разъехались.
Как я ни старался, я не мог вообразить, что именно Либерман собрался предложить Николаше, и от этого вся история со знакомством мне не нравилась еще больше. Замыслы Либермана, которые я не мог разгадать, меня пугали. Уже открывая дверь к себе, я спохватился, что добряк Николаша ни словом не обмолвился о Храповицком, даже не поинтересовался, есть ли новости.
— Нормально ты устроился, — одобрительно заметила азиатка, входя в мой номер. — А там что?
— Здесь три комнаты, — сказал я, прерывая экскурсию. — Ты можешь лечь в любой. Я дам тебе одеяло и подушку.
— А с тобой я могу лечь? — спросила она строптиво.
— Нет, — отрезал я. — Исключено.
— Это почему?
— Сколько ты берешь за ночь?
— Вообще-то двести долларов в час, — ответила она, сморгнув. Было видно, что врет. — Но если на всю ночь, то можно и за пятьсот.
Я достал из кармана десять стодолларовых купюр и положил на стол.
— Здесь тысяча, — сказал я. — Отстань. Сейчас пять часов утра. Я умираю, хочу спать. Я не желаю слушать твое нытье. Все ясно? Спасибо, до свидания.
Я тронулся в спальню, но она преградила мне дорогу.
— Ты за кого меня принимаешь? — обиженно воскликнула она. — Я профессионалка! Я просто так денег не беру! Я попросилась переночевать — ты пустил, спасибо. Не хочешь трахаться — твое дело. На здоровье! Но бабки мне совать, чтоб я отвязалась, не нужно. Я, между прочим, человек, а не собака!
— Стоп! — сказал я, поднимая руки. — Не будем заводиться. Делай, что хочешь, только оставь меня в покое. Я прошу прощения за грубость. Я все понял: мне исключительно повезло. Наконец-то в этой огромной Москве, после долгих поисков и мучений я все-таки встретил под утро одного-единственного, глубоко порядочного человека. Но и он оказался проституткой.
— Профессионалкой! — крикнула она.
— Профессионалкой! — крикнул я.
В стену нашего номера забарабанили, требуя прекратить шум.
1С Виктором мы условились встретиться в одиннадцать вечера «на десятке», как он называл свою холостяцкую квартиру, имея в виду ее расположение на десятом этаже. Туда я и направился из аэропорта в сопровождении машин своей охраны и наружного наблюдения. Без этой привычной вереницы транспорта я чувствовал себя в Москве не то чтобы одиноким, но как-то недооцененным.
У Виктора были гости: Плохиш и Немтышкин. Все трое располагались в гостиной за низким круглым столом, заставленным водкой, пивом, колбасой, а также селедкой вперемежку с бананами и солеными огурцами. Выпивали они, похоже, уже давно, во всяком случае, Немтышкин еле ворочал языком и норовил прикорнуть, положив голову на плечо Плохишу. Плохиш его голову отпихивал.
Я поздоровался и опустился в кресло, напротив Виктора, подальше от стола, от которого шел чудовищный запах спирта и разнородных продуктов.
— Брезгуешь нашей компанией? — усмехнулся Плохиш.
— Слышь, Плохиш, а самолеты часто бьются? — спросил Виктор, не дав мне ответить.
— Часто, — промычал вместо Плохиша Немтышкин. — Взлетел, упал и — нету! Халатность при исполнении. Два года, максимум.
— Ты куда лететь-то собрался, на ночь глядя? — в свою очередь поинтересовался у Виктора Плохиш. — Водки еще — море.
— Никуда, — хмуро ответил Виктор. — Я просто удивляюсь, почему самолеты, на которых Решетов летает, никогда не падают.
— Дай сто тыщ баксов — упадут! — не задумываясь, пообещал Плохиш. — А дашь двести — он до самолета не доедет.
От тонкого юмора своих товарищей я тоже успел отвыкнуть.
— Ребята, объясните мне, пожалуйста, — попросил я. — Как это у вас получается сначала разругаться насмерть, наговорить друг другу таких оскорбительных вещей, после которых не то что дружить, а жить не хочется, а потом сидеть и выпивать, как ни в чем не бывало?
— Херня, — махнул рукой Виктор. — Брань на вороту не виснет. Это только ты чуть что в бутылку лезешь.
— От другого все зависит, — поддержал его Плохиш. — Выгодно — значит, работаем вместе. Невыгодно — разбежались. А кто кого любит, никакого значения не имеет. Что в рот, что по лбу, — прибавил он и опрокинул рюмку.
— Стой! — крикнул Виктор. — Ты куда погнал без меня?
— В суде тоже много чего друг другу говорят, — подал голос Немтышкин. — А как судья решит, так будет.
— Я думал, что ты за границей осядешь, — заметил я Плохишу.
— Я и сам так думал, — кивнул головой Плохиш. — Уже в Москве был. Но тут мне губер позвонил, я и вернулся. Он правильно рассуждает: на нарах Храповицкий или нет, а дела-то все равно надо делать, бабки зарабатывать. У нас аграрный проект стоит.
Виктор выпил. Немтышкин неуклюже подвигал в воздухе рюмкой из стороны в сторону и поставил ее на место. Возможно, побоялся не попасть в рот.
— Ну что, разведал что-нибудь в Москве? — осведомился Виктор, морщась и нюхая огурец.
Я кратко пересказал свою беседу с Либерманом. Вопреки моим ожиданиям особого впечатления она на них не произвела.
— Сколько он за бизнес предлагает? — уточнил Виктор.
— Пятнадцать миллионов, — терпеливо повторил я. — Во всяком случае, он назвал такую цифру.
— За пятнадцать миллионов я бы сам ваш бизнес купил, — хмыкнул Плохиш. — Продай, Витек.
— И я, — спохватился Немтышкин. — Только у меня денег нету.
— Чем за такие гроши отдавать, пусть уж лучше Храповицкий сидит! — решил Виктор.
— Пусть сидит, — грустно согласился Немтышкин. — За такие гроши. Куда ему деваться?
