учредил Звездную палату?
– Неужели? Я и позабыл об этом. «Мортонова вилка» и Звездная палата… Классические примеры финансового вымогательства и судебного произвола. Вам не составит труда изобразить две совершенно разных личности. «Вилка Мортона» и Звездная палата у Генриха лежат на разных чашах весов с введенными Ричардом правами на освобождение под залог и гарантиями против оказания давления на присяжных.
– Так это дело парламента при Ричарде? Боже, сколько же мне предстоит прочесть! Атланта уже не разговаривает со мной. А вас она просто возненавидела. Говорит, что от меня для девушки столько же пользы, как от прошлогоднего журнала мод. Но, честное слово, мистер Грант, это самое увлекательное событие в моей жизни. Точнее, самое важное. Увлекательнее Атланты ничего быть не может. В ней вся моя радость. Но ни один из нас двоих как будто тут не важен… Вы меня понимаете?
– Прекрасно понимаю. Наконец-то вы нашли нечто такое, чем стоит заняться.
– Вот именно. Я нашел нечто такое, чем стоит заняться. Это замечательно. Для меня. Малыша миссис Кэррэдайн. Я приехал сюда, чтобы не расставаться с Атлантой, под предлогом научных исследований, которые мне даром не нужны, разве лишь для того, чтобы утихомирить родителя, и вдруг нашел миссию. Вас это не приводит в трепет? – Он испытующе посмотрел на Гранта. – Вы совершенно уверены, мистер Грант, что не хотите написать эту книгу сами?
– Я никогда не буду писать книг, – отрезал Грант. – Даже таких, как «Двадцать лет в Скотленд-Ярде».
– Как? Вы против мемуаров?
– Конечно! По-моему, и без того слишком много понаписано.
– Но книгу о Ричарде просто необходимо написать! – горячо воскликнул Кэррэдайн, слегка задетый.
– Бесспорно. Эту написать надо. Да, забыл спросить вас: как скоро после своего двойного прощения Тиррел получил назначение во Францию? И как скоро после предполагаемой услуги, оказанной им Генриху в июле тысяча четыреста восемьдесят шестого года, он стал комендантом замка Гисне?
На лице Кэррэдайна появилось лукавое выражение.
– Долго же мне пришлось ждать этого вопроса, – улыбнулся он. – Думал уже, что придется самому выложить вам всю подноготную перед уходом, если не спросите. А ответ таков: почти сразу же.
– Так… Еще один подходящий камешек в мозаике. Интересно, было ли это место коменданта просто вакантно, или же Тиррела отправили во Францию специально по указанию Генриха, который хотел, чтобы Тиррел находился подальше от Англии.
– Готов держать пари, что все было наоборот: это сам Тиррел хотел оказаться подальше от Англии. Если бы я был подданным Генриха Седьмого, я бы безусловно хотел, чтобы он правил мной издалека. Особенно если бы мне довелось выполнить тайное поручение Генриха, который мог и не пожелать, чтобы я угасал от старости.
– Да, вероятно, вы правы. Он не только отправился за границу, но и остался там, как мы уже выяснили. Любопытно.
– Он был не одинок. За границей оставался и Джон Дайтон. Я не сумел установить личности тех людей, что могли играть ту или иную роль в убийстве принцев. Письменные свидетельства времен Тюдоров весьма противоречивы, как вам известно. Многие категорически противоречат друг другу. Придворный летописец Генриха – Полидор Вергилий – утверждает, что убийство произошло, когда Ричард находился в Йорке. Согласно святому Мору, это случилось еще раньше, когда Ричард был в Уорике. И действующие лица в каждом таком сообщении меняются. Не знаю, например, кто такой Уилл Слейтер или Майлс Форест. Но Джон Дайтон и впрямь существовал. Графтон пишет, что он долгое время проживал в Кале, «презираемый всеми», и умер там в полной нищете. Какие моралисты, так ведь?
– Если Дайтон так нуждался, непохоже, чтобы он служил Генриху. Кем он был?
– Ну, если это тот самый Джон Дайтон, то уж он, во всяком случае, не нуждался. Он был священником и жил совсем неплохо за счет своей синекуры. Второго мая тысяча четыреста восемьдесят седьмого года Генрих даровал некоему Джону Дайтону все доходы с Фулбека – это в Линкольншире, неподалеку от Грантэма.
– Так, так… – протянул Грант. – В тысяча четыреста восемьдесят седьмом году. И он тоже живет за границей и не бедствует…
– Угу. Очень мило, не правда ли?
– Превосходно. А кто-нибудь объясняет, почему этого самого Дайтона не притащили за загривок домой, чтобы повесить за цареубийство?
– Нет, никто… Кажется, никто из пишущих о Тюдорах историков не способен перейти от «Б» к «В».
– Вижу, вы начали усваивать мои уроки, – рассмеялся Грант.
– Еще бы. Ведь сейчас я изучаю не только историю, но и методы Скотленд-Ярда в области человеческого мышления… Ну, на сегодня, кажется, все. А в следующий раз, если будете хорошо себя чувствовать, я прочитаю вам две первые главы из своей книги. – Кэррэдайн помолчал и спросил: – Вы не против, мистер Грант, если я посвящу книгу вам?
– Мне кажется, лучше бы посвятить ее Кэррэдайну Третьему, – пошутил Грант.
Но младший Кэррэдайн, очевидно, относился к этому вопросу серьезно.
– Я не собираюсь использовать посвящение, чтобы подлизаться, – твердо заявил он.
– Ну что вы, – поспешил исправиться Грант. – Просто из уважения…
– Не будь вас, я бы никогда не взялся за это дело, мистер Грант, – сказал юноша, стоя посередине палаты – одновременно серьезный, взволнованный и даже величественный американец в пальто с развевающимися длинными полами. – Я хотел бы выразить вам в посвящении всю признательность…
– Я буду рад, конечно, – пробормотал Грант.
В конце концов, царственная фигура в центре палаты вновь приобрела мальчишеские очертания, неловкий миг прошел. В итоге Кэррэдайн ушел из больницы не только таким же радостным и оживленным, каким пришел, но и окрыленным; он выглядел более мужественным и весомым, чем три недели назад, и как будто раздался в груди.
А Грант еще раз перебрал в уме новые факты, мысленно разложил их по полочкам на противоположной стене и принялся за работу.
Она была изолирована от внешнего мира, эта добродетельная златокудрая красавица.
Впервые обратив внимание на золотые кудри, Грант удивился. Может быть, скорее тронутые серебром? Жаль, что слово «блондинка» давно уже обрело некий вульгарный оттенок.
Итак, ее заточили до конца дней, чтобы избавиться от возможных неприятностей. Водоворот бурных событий сопровождал ее всю жизнь. Ее брак с Эдуардом потряс Англию. Она невольно стала причиной гибели Уорика. Ее любовь к своему роду привела к созданию в Англии новой партии и помешала Ричарду мирно взойти на престол. Трагедия при Босворте также имела косвенное отношение к скромной церемонии бракосочетания в глуши Нортгемптоншира, когда она стала женой Эдуарда. Никто не желал ей зла; даже Ричард, против которого она так согрешила, простил ей все содеянное. Никто – пока не появился Генрих.
Она словно канула в вечность. Елизавета Вудвилл. Вдовствующая королева, мать
