остальные.
— Вы и сами понимаете, что не такая же.
— Езжайте домой и постарайтесь заняться своими делами. У вас их наверняка много. А убийством буду заниматься я.
— Вы не поймаете убийцу, кто бы он ни был, — покачала головой Дэвид. — У него было шесть лет, чтобы уничтожить любые улики.
— Сейчас я думаю, что даже если бы расследование началось сразу, то это бы мало что дало. Вмешательство Мюриэл Вентворт всё запутало, но даже если бы она не спрятала тело, то чем бы это помогло? Следователи точно так же не знали бы, кто выходил из дома, а кто нет, точно так же не было бы мотива, и вряд ли бы при обыске нашли орудие убийства. Странно, что убийца не бросил его рядом с телом, а куда-то отнёс… Большой риск. В любом случае, потом он от него избавился. Выкинул в пруд, закопал в оранжерее… Да и сам дом настолько огромный, что можно спрятать так, что при обыске не найдут. Дело даже не в шести годах, а в том, что это почти — я настаиваю, почти! — идеальное преступление: ни известного мотива, ни орудия убийства, ни свидетелей…
— А чего вам не хватает до идеального?
— В идеале отсутствует тело — это, кстати, почти получилось. А ещё жертва и убийца никогда ранее не встречались, их ничто не связывает. Тогда отыскать преступника практически невозможно.
— Это то, что хотели совершить Леопольд и Лёб ¹? — спросила Айрис.
— Леопольд и Лёб — пара самовлюблённых идиотов. Они перепутали начитанность с умом и вели себя ничуть не умнее, чем воришка из Поплара, который читал только букварь и вывески. Запомнить имена греческих философов не означает быть умным. Умный человек может быть неграмотным, но может продумать ход своих действий и предсказать действия других, и таким образом избежать наказания.
— И это как раз наш случай?
— Сомневаюсь. Наш случай — скорее удачное для убийцы стечение обстоятельств, которое позволило ему остаться незамеченным. В любом случае, спасибо, мисс Бирн, вы дали мне пищу для размышлений.
* * *
По дороге домой Дэвид и Айрис молчали. Дэвид вёл машину дёргано, нервно.
Айрис ещё на пути в Кроли заметила, что водил он более резко, чем Аллен или Уилсон, — хотя, может быть, сама машина была тому виной. Но сейчас он гнал ещё быстрее, в повороты заходил острее, так что иногда Айрис становилось страшно.
Дэвид как будто забыл о её существовании; выражение его лица, которе он всегда так хорошо контролировал, постоянно менялось. На нём были то злость, то боль, то решимость, то растерянность… Иногда губы складывались в горькую усмешку, а иногда чуть подрагивали, словно ему хотелось заплакать.
Они были уже вблизи Теддингтон-Грин, когда Дэвид вдруг резко съехал на обочину.
Вокруг ничего не было: по обе стороны дороги тянулся лес.
Дэвид выскочил из машины и прошёл несколько шагов вперёд. Он остановился, запрокинув голову и тяжело дыша, — Айрис со своего места видела, как поднимаются и опускаются плечи.
Дэвид начал рывками распускать галстук, а потом, сорвав, отшвырнул его в сторону.
Айрис тоже вышла, но подходить к Дэвиду не стала, тихо наблюдала за ним.
Услышав звук открывающейся дверцы, Дэвид обернулся и посмотрел на Айрис каким-то загнанным. измученным взглядом.
— Я не могу поверить в это, — сказал он Айрис. — Не могу!
— Во что именно? — осторожно спросила она. — Вы про Марту Хьюз или…
— Я вообще про неё не думаю. Странно, да? Я жил два года в другой семье, но мне абсолютно всё равно. Я не помню ничего и… Это как будто происходило не со мной, не имеет ко мне никакого отношения. Я знаю, что должен что-то чувствовать по этому поводу — только не знаю что. Но я ничего не чувствую. Ни-че-го. Всё это разрешилось, и ладно. А то, что вы сказали про Руперта, это просто… Это просто убивает меня! Мне хочется что-то сделать… Я не понимаю что: то ли поехать к нему и вытрясти из него признание, то ли…
Дэвид резко замолчал.
Он постоял немного, а потом произнёс:
— Садитесь в машину, Айрис. Поедем домой.
— Я должна была рассказать это инспектору Годдарду, а не вам, — сказала Айрис. — Я знаю, что обещала вам, но это слишком… Он ваш брат. А доказательств всё равно никаких нет.
— Вы всё правильно сделали.
* * *
Айрис натянула перчатки и выбрала из разложенных на столе книг одну потоньше. Потом подумала и всё же взяла другую. Она сняла её с полки три дня назад, но всё откладывала, потому что знала, что разбираться с ней придётся долго. Книга была в коричневом кожаном переплёте с золотой решёткой и буквой W на корешке. Таких обложек здесь было много. В двадцатых годах восемнадцатого сэр Генри Вентворт нанял сразу нескольких мастеров, чтобы они переплетали приобретённые им книги в одинаковые обложки. Айрис не одобряла выбор книг сэра Генри: это были в основном скучные экономические и политические трактаты на английском, французском и немецком. Изредка попадалось что-то по сельскому хозяйству. Ту книгу Айрис пока не открывала, но по срезу было видно, что страницы пошли волной, потемнели и склеились — возможно, книгу намочили, и Айрис уже представляла, сколько времени уйдёт на то, чтобы разъединить листы.
Ей не хотелось этим заниматься. Она понимала, что рано или поздно придётся, но уже несколько дней откладывала.
В кабинете зазвонил телефон, и тут же послышался голос сэра Дэвида.
Айрис облегчённо выдохнула. Её радовало, что он не сидит в своей комнате, как это было недавно, а снова начал спускаться в кабинет, отвечать на звонки, разбирать документы… Вчера приезжали двое управляющих фабрик и привезли ему целую груду. А завтра ждали нового секретаря. Вернее, эта мисс Робинсон уже давно работала в офисе Вентвортов, но ей требовалось несколько дней, чтобы передать свои дела кому-то другому и с чистой совестью перейти на новую должность.
Айрис положила книгу перед собой и провела рукой по обложке.
Хотя цвет кожи, рисунок на корешке и лицевой стороне были теми же самыми, обложка была другой. Все обложки, заказанные Генри Вентвортом, были из телячьей кожи, а эта — из кожи козы, более зернистой, пористой. Да и оттенок был, если присмотреться, чуть более красноватым.
Айрис попробовала приподнять обложку, но с дюжину первых листов склеились. Айрис не была уверена, что сможет разъединить их, не повредив. Поэтому она открыла книгу в середине, где странички раскрывались сами.
Переплёт хрустел и потрескивал, как ни аккуратно она старалась действовать.
Перед
