Само собой, если не считать Коттона Малоуна.
Когда было нужно, Нелл охотно привлекала к делу своего шикарного парня. Уайетт знал, что Малоун принимал участие почти во всех значительных достижениях агентства. И, по сообщениям его источников, работал бесплатно.
Идиот.
Андреа Карбонель позвонила Уайетту три недели назад.
– Берешься за эту работу? – спросила она.
– То, чего ты просишь, может оказаться невозможным, – ответил он.
– Для тебя? Чушь. Все возможно для Сфинкса.
Уайетт ненавидел это прозвище, говорившее о его склонности к молчанию. Он давно овладел искусством молчать в разговоре, однако казаться его участником. Эта тактика нервировала большинство слушателей, побуждала их говорить больше, чем собирались.
– Моя цена приемлема? – спросил он.
– Вполне.
Уайетт прошел мимо книжных развалов, зная, что Карбонель последует за ним. Свернул за угол и прошел полквартала в восточную сторону, к Двенадцатой улице, потом вошел в дверной проем закрывшегося магазина.
– Дэниелс невредим, – сказала Карбонель, подойдя ближе.
Он был рад это слышать. Миссия выполнена.
– Как близко ты подошел, чтобы сорвать эту попытку? – спросила она.
– Где Дэниелс?
Он видел, что ей не понравился этот вопрос, но и ему не нравился ее тон.
– В аэропорту Кеннеди. В своем самолете. По пути сюда я слышала, что он хочет сделать заявление. Показать миру, что нисколько не пострадал.
Теперь он решил ответить на ее вопрос.
– Я делал свою работу.
– И в нее входило вовлечение Коттона Малоуна? Секретная служба взяла его на Большом центральном вокзале. Агентов направили туда по радио. Ты понятия не имеешь, кто сообщал эти сведения, так ведь?
– Зачем задавать вопросы, ответы на которые ты уже знаешь?
– Что, если бы Малоун сплоховал?
– Этого не случилось.
Она наняла его, чтобы предотвратить попытку убийства, сказала, что не может доверить это поручение никому из штатных сотрудников. И сообщила, что ее агентство находится на бюджетной плахе, официально объявлено, что в будущем финансовом году оно будет упразднено. Сочувствия к ней Уайетт не испытывал. Его самого упразднили восемь финансовых лет назад.
– Я сделал то, что ты просила, – сказал он.
– Не совсем. Но почти.
– Мне пора возвращаться домой.
– Не хочешь задержаться, посмотреть, что произойдет? Видишь ли, Джонатан, если НРА выбросят из бюджета, ты тоже потеряешь деньги. Думаю, только я одна работаю на постоянной основе.
Неважно. Он выживет. Он всегда выживал.
Карбонель указала на его часы. «Ролекс сабмаринер».
– Нравятся они тебе?
Что в них может не нравиться? Позолоченные. С золотыми цифрами. Точность до десятой доли секунды, работают на почти вечной батарейке. Подарок себе, сделанный несколько лет назад после особенно выгодного задания.
Уайетт сурово уставился в ее темные глаза.
– Знаешь, как швейцарцы стали такими превосходными часовщиками? – спросила она.
Он ничего не ответил.
– В тысяча пятьсот сорок первом году Женева объявила ювелирное дело вне закона по религиозным причинам, и ювелиры были вынуждены осваивать новую профессию – изготовление часов. Со временем они добились высокого мастерства. В Первую мировую войну, когда заводы иностранных конкурентов были захвачены или разрушены, Швейцария преуспевала. Сейчас они производят половину наручных часов в мире. Женевское клеймо – золотой стандарт, по которому меряются все остальные.
– И что?
– Джонатан, мы уже не золотые стандарты чего бы то ни было.
Она впилась взглядом ему в глаза.
– Но у меня, как у тех швейцарских ювелиров, есть стратегия выхода.
– Желаю тебе удачи. Я вышел в тираж.
– Не хочешь больше вести игру с Малоуном?
Он пожал плечами.
– Раз его никто не застрелил, придется ждать следующего раза.
– Ты источник неприятностей и ничего больше. Так отзываются о тебе другие агентства.
– Однако же обращаются ко мне, когда припечет.
– Может быть, ты прав. Возвращайся во Флориду, Джонатан. Наслаждайся жизнью. Играй в гольф. Ходи на пляж. Оставь это дело взрослым.
Уайетт пропустил ее оскорбления мимо ушей. У него были ее деньги, была своя работа. Победа в словесной войне ничего не значила. Интересовало его лишь то, что за ними наблюдают. Он заметил этого человека в метро, а потом увидел его лицо на Юнион-сквер. Сейчас наблюдатель находился на другой стороне Бродвея, примерно в ста ярдах.
И был не таким уж ловким.
– Удачи, Андреа. Может, тебе повезет больше, чем мне.
Он оставил ее стоящей в дверном проеме и ни разу не оглянулся.
Метрах в двадцати из-за угла выехала машина и направилась прямо к нему.
Она остановилась, из нее вылезли двое.
– Будешь хорошим мальчиком, пойдешь спокойно? – спросил один из них.
Уайетт был безоружен. Ходить с оружием по городу стало проблематично, особенно в наэлектризованной атмосфере, которая должна была возникнуть после попытки убийства.
– Кое-кто хочет поговорить с тобой.
Уайетт оглянулся.
Карбонель исчезла.
– Мы не ее люди, – сказал один из этих двух. – И разговор, собственно, пойдет о ней.
Малоун сидел вместе с Эдвином Дэвисом в самолете и наблюдал за сценой внизу. Прессу допустили на асфальт, и теперь репортеры стояли в десять рядов за наскоро воздвигнутым канатным барьером, камеры были наведены на обилие микрофонов перед Дэнни Дэниелсом. Президент величественно выпрямился, громко обращаясь своим баритоном к миру.
– Что он имел в виду, говоря, что у нас есть проблема? – спросил Малоун Дэвиса.
– Прошедшие несколько месяцев были скучноватыми. Последний год второго президентского срока похож на последние месяцы жизни римского папы. Все ждут, чтобы старый умер и был избран новый. – Дэвис указал на репортеров. – Теперь им есть о чем сообщать.
Они сидели у одного из иллюминаторов самолета, снаружи их не было видно. Телевизор справа показывал, что передает Си-эн-эн, звук был негромким, Малоун едва слышал, как Дэниелс уверяет всех, что нисколько не пострадал.
– Ты не ответил на вопрос.
Дэвис указал в иллюминатор.
– Он попросил меня не давать объяснений, пока не закончит.
– Ты всегда его слушаешься?
– Нет. Как тебе хорошо известно.
Малоун повернулся к монитору и услышал, как Дэниелс провозглашает:
– Позвольте мне подчеркнуть – я считаю, что секретная служба и полиция Нью-Йорка превосходно сработали, и хочу поблагодарить их за все, что они сделали во время этого досадного инцидента. Эта поездка совершалась с личными целями, чтобы почтить старого друга. Произошедший инцидент ни в коем случае не помешает мне путешествовать по Америке и по миру. Жаль, что отдельные люди все еще думают, что политическое убийство – достойный способ вызвать перемены.
– Мистер президент, – выкрикнул один из репортеров, – можете сказать, что увидели или почувствовали в момент покушения?
– Вряд ли имеет смысл описывать, что я видел, за исключением того, что окно разбилось и высунулось металлическое устройство. Затем я увидел быструю и эффективную работу секретной службы.
– Ваши личные мысли, сэр?
– Я благодарен секретной службе за блестящую работу.
– Вы только что сказали «отдельные люди», говоря о попытке убийства. Почему множественное число?
– Может кто-нибудь из вас поверить, что такое устройство смастерил один человек?
– Вы имели в виду конкретных людей?
– Это будет главной задачей тщательного расследования, которое уже началось.
Дэвис указал на плоский экран.
– Ему нужно быть осторожнее. Этого достаточно, чтобы передать сообщение.
– Черт возьми, что там происходит? – спросил Малоун.
Дэвис не ответил. Этот педантичный человек в тщательно отглаженных брюках просто смотрел на телеэкран, Дэниелс отошел от микрофонов, и его пресс-секретарь стал отвечать на вопросы. Президент поднимался по трапу обратно в самолет, его провожали телеобъективы. Через несколько секунд он войдет в дверь, находящуюся в нескольких футах.
– Дело в Стефани, – прошептал Дэвис. – Ей нужна наша помощь.
Рядом с Кассиопеей на заднем сиденье внедорожника сидел один агент, на переднем их было двое. Они позволили ей одеться, потом собрать вещи свои и Коттона и взять их с собой.
Очевидно, у поездки была серьезная цель.
Они спокойно вышли из отеля и поехали без сопровождения по Манхэттену, через Ист-Ривер, в Куинс. Никто не говорил ни слова, и Кассиопея ни о чем не спрашивала.
В этом не было нужды.
Все было сказано по радио в машине.
Кто-то пытался убить Дэнни Дэниелса, и президент только что появился перед прессой с заверением, что нисколько не пострадал. Коттон был каким-то боком замешан, и Кассиопея подумала, не в связи ли с покушением Стефани Нелл хотела его видеть.
