– Еврейские черты у вас выражены не очень отчетливо!
Доктор, зондировавший рану, ничего не ответил; даже дыхание у него осталось таким же ровным, как раньше. Закончив осмотр и забинтовав рану, он сообщил:
– Теперь вы можете передвигаться.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что вы перестали быть пленником гостиничного номера. Разве вы не собирались провести несколько дней у вашего друга Ледюка?
Похоже, нервы у него были стальные. Мегрэ наблюдал за ним по меньшей мере четверть часа, но тот и глазом не моргнул, выполняя медицинские процедуры ни разу не дрогнувшими руками.
– С сегодняшнего дня я буду навещать вас через день, а для обычных процедур к вам будет приходить ассистент. Вы можете полностью доверять ему.
– Так же, как вам?
Бывали моменты, хотя и очень редко, когда Мегрэ не мог лишить себя маленького удовольствия бросить подобную короткую фразу с невинным видом, усиливавшим остроту момента.
– До свидания!
Доктор удалился, и Мегрэ снова остался наедине с персонажами драмы, толпившимися у него в голове. Теперь к этой коллекции добавился еще один герой, Самюэль, сразу занявший первое место.
Самюэль, проявивший удивительную, невероятную оригинальность: он ухитрился умереть дважды!
Он ли был убийцей двух женщин, маньяком с длинной иглой?
Если да, то в его поступках просматривались по меньшей мере две странности: во-первых, почему он выбрал Бержерак в качестве сцены для своих выступлений?
Люди его сорта предпочитают большие города, в которых жители более обезличены и, соответственно, существует больше шансов остаться незамеченным.
Однако Самюэля никогда раньше не видели ни в Бержераке, ни вообще в этом департаменте; кроме того, человек в лакированных туфлях не приспособлен жить в лесу подобно опереточному злодею.
Можно ли предположить, что он нашел убежище у кого-то из местных? У доктора? У Ледюка? У прокурора Дюурсо? В гостинице «Англетер»?
Во-вторых, совершенные в Алжире преступления были спланированными, можно сказать, логичными, их целью было устранение ставших опасными сообщников.
Преступления же в Бержераке были совершены маньяком, сексуально озабоченным типом или даже садистом!
Неужели в промежутке между Алжиром и Бержераком Самюэль сошел с ума? Или, руководствуясь какими-то непонятными соображениями, он попытался симулировать помешательство? И использование длинной иглы было лишь зловещим приемом, чтобы обмануть следствие?
– Вот интересно выяснить, бывал ли Дюурсо в Алжире? – задумчиво пробормотал Мегрэ.
Вошла его жена. Судя по лицу, она сильно устала. Бросив шляпку на стол, она рухнула в глубокое кресло.
– Ну и профессию ты выбрал! – вздохнула она. – Когда я думаю, что тебе приходится крутиться таким образом всю жизнь…
– Есть новости?
– Ничего интересного. Я слышала, что из Парижа прислали документы, касающиеся Самюэля. Их держат в секрете.
– Я знаю, что в них.
– Это Ледюк? Молодец, что он все рассказал. Кстати, о тебе здесь не говорят ничего хорошего. Люди сбиты с толку. Одни считают, что история с Самюэлем не имеет никакого отношения к делу маньяка, что Самюэль – просто бедняга, который покончил с собой в лесу, и рано или поздно мы снова услышим об очередном убийстве еще одной женщины…
– Ты побывала возле виллы Риво?
– Да, я была там, но ничего не увидела. Но зато узнала кое-что интересное, хотя, возможно, это и не имеет большого значения. Рассказывают, что на вилле два или три раза появлялась женщина средних лет, довольно вульгарная с виду особа, которую считают тещей доктора. Но никто не знает ни того, где она живет, ни того, жива ли она до сих пор, потому что последний раз она появлялась здесь два года назад.
– Дай-ка мне телефон!
Мегрэ набрал номер комиссариата полиции.
– Это секретарь? Нет, не стоит беспокоить вашего начальника… Скажите мне только, как девичья фамилия мадам Риво… Надеюсь, в моем вопросе вы не видите ничего предосудительного.
Через минуту он с улыбкой повернулся к жене, прикрыв микрофон ладонью.
– Секретарь пошел к комиссару узнать, можно ли дать мне эти сведения! Они совсем запутались! И им явно хотелось отказать мне… Алло! Да… Повторите, как? Босолей? Благодарю вас.
Положив трубку на место, он сказал:
– Прекрасное имя! А теперь тебе будет поручено дело высочайшей важности! Возьми справочник Боттэна[6] и составь список всех медицинских учебных заведений во Франции. Потом позвони в каждое из них и спроси, был ли несколько лет назад выдан диплом некоему Риво…
– Ты думаешь, что он совсем не… Но… Но ведь он лечил тебя!
– Делай то, о чем я тебя попросил!
– Ты хочешь, чтобы я звонила из будки внизу? Я заметила, что в вестибюле слышно все, о чем говорят по телефону…
– Вот и хорошо!
Он в очередной раз остался в одиночестве. Набил трубку, потом закрыл окно: на улице посвежело.
Без особого труда он представлял себе виллу врача и мрачный дом прокурора.
Прежде он всегда с таким наслаждением впитывал ароматы, ощущал саму атмосферу места, с которым было связано следствие!
Вызывает ли сейчас любопытство атмосфера виллы? Скромная, но уютная обстановка. Один из тех домов, о которых побывавшие там говорят:
– Какие счастливые люди живут здесь!
Светлые комнаты, яркие шторы, цветы в саду, блеск медной посуды на кухне… Перед гаражом негромко урчит двигатель машины… Молодая девушка с гибкой фигурой садится за руль… Или это хирург с такими точными жестами…
О чем эти трое могут разговаривать вечерами? Знала ли мадам Риво об отношениях между мужем и сестрой?
Ее нельзя назвать красавицей, и она понимала это! К тому же она больше похожа не на любящую жену, а на мать, отягощенную заботами…
Тогда как Франсуаза просто лучилась жизнерадостностью!
Скрывались ли они вдвоем? Обменивались ли быстрыми поцелуями за закрытыми дверями?
А может, напротив, эта ситуация была раз и навсегда принята всеми членами семьи? Мегрэ приходилось видеть такое в других домах, внешне гораздо более чопорных. Ничего удивительного, что нечто похожее встречалось и в провинции!
Откуда они, эти Босолей? Можно ли считать правдой историю о больнице в Алжире?
В любом случае мадам Риво наверняка принадлежит к простому сословию. Это читалось в ее взглядах и жестах, в незначительных деталях поведения, в манере одеваться…
Две местные женщины… Старшая, даже через столько лет явственно выдававшая свое простонародное происхождение…
И младшая, гораздо лучше приспособившаяся, способная создать обманчивое впечатление…
Может быть, они ненавидели друг друга? Или между ними сложились доверительные отношения? Ревновали ли они друг друга?
А мать этих двух женщин, так редко приезжавшая в Бержерак? Мегрэ, сам не зная почему, представлял тучную матрону, радующуюся тому, что ей удалось так удачно пристроить дочерей, которым она советовала быть как можно покладистей с таким важным и богатым господином, как доктор Риво.
Ей наверняка кое-что перепадало от доктора!
«Я хорошо представляю ее в Париже, в восемнадцатом округе, а еще лучше – в Ницце…»
Обсуждали ли они за обедом нашумевшие преступления?
Если бы он мог хоть разок побывать там, провести у них всего несколько минут! Увидеть стены, безделушки за стеклом, всякие мелочи, брошенные где попало, как бывает в каждом доме… Эти детали так откровенно повествуют о тайной жизни семьи!
И у господина Дюурсо тоже! Потому что между ними существовала связь, невероятно тонкая, пока неясная, но все же существовала!
Все они принадлежали к одному клану! И это можно было доказать!
Мегрэ нажал кнопку звонка и попросил хозяина гостиницы зайти к нему. И сразу огорошил его вопросом:
– Известно ли вам, как часто господин Дюурсо бывает в гостях у семьи Риво?
– Каждую среду. Я знаю об этом потому, что он не берет свою машину, а так как мой племянник работает таксистом…
– Благодарю вас!
– Это все?
Ошеломленный хозяин удалился. А Мегрэ в своем воображении усаживал за накрытый белой скатертью стол еще одного участника обеда: прокурора Республики, который должен был сидеть справа от мадам Риво.
Тут Мегрэ неожиданно сообразил, что именно в среду, точнее, в ночь со среды на четверг он был ранен, когда спрыгнул с поезда, и именно в эту ночь был убит Самюэль!
Значит, они обедали вместе. У него появилось ощущение, что он продвигается вперед семимильными шагами. Он схватил телефонную трубку.
– Алло! Телефонная станция Бержерака? Вам звонят из полиции…
Он говорил резким тоном, так как опасался, что его раскусят.
– Скажите, мадемуазель, был ли у господина Риво разговор с Парижем в прошлую среду?
– Я сейчас посмотрю его счет.
