Глава восьмая
В уайт-плейнской тюрьме ежедневно, не исключая и воскресенья, расходуют добрый галлон преедкого дезинфектанта, естественно разводя его. Чтобы вы не сочли мое утверждение голословным, могу подкрепить его ссылкой на два заслуживающих доверия источника – надзирателя Уилкса, отвечавшего за наш блок на втором этаже, и мой собственный нос, обладающий тонким нюхом.
За двадцать часов, что я проторчал там на протяжении воскресной пасхальной ночи и последующего дня, мне не представилось возможности совершить ознакомительную экскурсию. Однако, за исключением мерзкой вони, жаловаться в газету было не на что. Особенно если согласиться с тем, что общество должно хоть как-то защищать себя от таких головорезов, как я.
Моя камера, вернее, наша камера, ибо у меня имелся сосед, оказалась на удивление чистой. Одеяло, правда, внушало подозрения, и я не стал натягивать его на голову, но, возможно, причиной тому послужила обычная мнительность. Что касается света, то он уступал солнечному, но был достаточно ярок, чтобы читать при нем в течение тридцати суток.
Когда после досмотра меня привели в камеру, я спал на ходу, поэтому с интерьером и сокамерником познакомился уже только в понедельник.
Тюремщики были дотошными, но зверствовать не стали. Мне позволили звякнуть Фрицу и предупредить, чтобы домой меня не ждали. Шаг вполне гуманный. Трудно предугадать, какой номер отколол бы Фриц, если бы сразу после бесследного исчезновения Вульфа столкнулся с моим безвестным отсутствием.
Я попросил его связаться с Натаниэлем Паркером, единственным адвокатом, общество которого Вульф иногда терпел за ужином. Однако из этой затеи ничего не вышло, так как Паркер уехал на уик-энд.
Добравшись наконец до койки, я уснул мертвым сном через десять секунд после того, как привалился головой к подушке, изготовленной из моих брюк, завернутых в мою же сорочку.
Кстати, именно благодаря брюкам, а вернее, пиджаку и жилету, составлявшими с брюками цельный ансамбль, мое пребывание в тюрьме оказалось более приятным, чем могло бы быть. Я проспал примерно половину желаемого времени, когда мои барабанные перепонки задребезжали от адского грохота.
Приподняв гудящую голову, я разлепил глаза. На койке напротив, на таком приличном удалении, что мне пришлось бы вытянуть руку, чтобы дотронуться до него, сидел мой сокамерник – широкоплечий детина, примерно моего возраста или чуть старше, с копной взъерошенных черных волос. Он только очнулся от сладкого сна и теперь позевывал.
– Что за бардак? – проквакал я. – Побег, что ли?
– Через десять минут завтрак и построение, – ответил он, опуская ноги в носках на пол. – Идиотское правило.
– Придурки, – согласился я и, извернувшись, сел на край койки.
Шагнув к стулу, на котором была развешана его одежда, черноволосый мимоходом взглянул на мой стул и остановился, приметив пиджак с жилетом. Он уважительно потрогал лацканы, полюбовался подкладкой и воздал должное петлям. Затем, ни слова не говоря, в два шага вернулся на свою половину и принялся одеваться. Я последовал его примеру.
– А где мы умываемся? – поинтересовался я.
– После завтрака, – ответил он. – Если будешь настаивать.
По другую сторону зарешеченной двери появился надзиратель, крутанул что-то, и дверь открылась.
– Погоди минутку, Уилкс, – попросил мой товарищ и повернулся ко мне: – Тебя выпотрошили?
– Естественно. Это современная тюрьма.
– Яичница с беконом устроит?
– Как раз то, что надо.
– Гренки пшеничные или ржаные?
– Пшеничные.
– У нас одинаковые вкусы. Удвой заказ, Уилкс. Все вдвойне.
– Как скажете, – с расстановкой произнес наш тюремщик и вышел.
Мой новоиспеченный приятель, заправляя галстук под воротничок рубашки, добавил:
– От поверки и построения отделаться не удается, но бурду можно не жрать. Позавтракаем в камере, здесь спокойно.
– Воистину человек человеку друг, – с чувством сказал я. – Расплачусь за наш завтрак, как только заполучу назад свой бумажник.
– Ерунда, – отмахнулся мой благодетель.
На перекличке и построении случая почесать языки не представилось. Всего нас набиралось человек сорок – разношерстная довольно публика, и отнюдь не ангельского толка. Аромата тюремного завтрака в сочетании с дезинфектантом хватило бы с лихвой, чтобы объяснить тоскливые выражения, застывшие на перекошенных рожах, которые не стали симпатичнее от заточения. Поэтому мы с соседом облегченно вздохнули, когда возвратились в нашу уютную камеру.
Мы уже сидели с чистыми руками и умытыми физиономиями, а мой новый приятель – также с вычищенными зубами, когда принесли еду на большом свежеотдраенном алюминиевом подносе. Поданный нам завтрак Фриц посчитал бы несъедобным, но по сравнению с местным рационом, запах которого мои ноздри позабудут не скоро, нам устроили настоящий пир. Поскольку сосед заказал все в двойном количестве, нам досталось два экземпляра «Газетт». Еще не прикоснувшись к апельсиновому соку, он вцепился в свой номер и, не удостоив передовую даже мимолетным взглядом, сразу погрузился в спортивную хронику. Закончив смаковать предстоящие соревнования, он пригубил сок и спросил:
– Лошадками не интересуешься?
– Не особенно, – признался я. – Но мне нравится, как ты выражаешься. Приятно пообщаться с культурным человеком.
Он метнул в меня взгляд, преисполненный подозрительности, но, увидев мое открытое и честное лицо, успокоился.
– Немудрено. Судя по твоему гардеробу.
Мы сидели на стульях, разделяемые крохотным деревянным столиком. Особых неудобств не испытывали, если не считать того, что некуда было поместить развернутую газету. Мой сокамерник расстелил свой выпуск на койке и продолжал штудировать спортивную полосу, усердно перемалывая зубами кусок бекона с гренкой. Я же довольствовался собственным коленом, пристроив газету на нем передовицей кверху.
На фотографии миссис Рэкхем смотрелась лучше, чем при жизни, – чертовская несправедливость! Имена Вульфа и вашего покорного слуги красовались в заголовках под отчетом об убийстве, занимавшим целых три колонки.
Я перевел взгляд ниже, и тут же последовал совету продолжить чтение на четвертой странице, где поместили остальные фотографии. Вульф выглядел как ему и полагалось – раздутым мыльным пузырем. Мое же изображение просто потрясало. По соседству оказался снимок добермана, застывшего по стойке «смирно». Подпись свидетельствовала, что это Геба, в чем я сильно сомневался.
В материале про нас с Вульфом основное внимание уделялось его внезапному исчезновению из города и уходу из бизнеса, а также тому, что я оказался на месте преступления и был арестован, как важный свидетель.
«Газетт» напечатала также эксклюзивное интервью с Марко Вукчичем, данное им Лону Коэну. Готов ставить не меньше десяти против одного, что ловкий прохвост воспользовался моим именем, чтобы проникнуть к Марко.
Расправившись с завтраком, в том числе и с кофе, который оказался на удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся на уголовную хронику.
Вдруг у меня появилось неясное чувство, будто я стал объектом самого пристального изучения. И оно не обманывало. Сосед откровенно посматривал то на меня, то на четвертую страницу.
Я ухмыльнулся:
– Потрясающе похожа, да? Хотя не думаю, что это та самая собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.
В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.
– Так ты, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа?
– Был, – отмахнулся я. – Читай внимательнее. Кажется, теперь я уже свой собственный маленький Арчи.
– Значит, я заплатил за завтрак легавого!
– Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только заполучу назад бумажник?
Он потряс головой:
– Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал, тебя зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели – хватают всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого парня, и на́ тебе – фараон!
– Строго говоря, я не фараон. – Он уязвил меня до глубины души. – Я частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как ты выражаешься, но тебе изменило чувство меры. Я подметил, что ты человек культурный. И это должно было меня сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу. А вот фараоны в наши дни пошли вполне себе культурные. Меня сюда засадили, поскольку подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, и зря. Хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том, что тебя ко мне подсадили. Им не впервой попадать впросак. Просто ты перестарался, когда ни с того ни с сего купил мне завтрак. Тогда-то я и начал соображать.
Он вскочил на ноги, набычился и обжег меня свирепым взглядом:
