Увы, все впустую. Либо у инспектора на тот момент действительно не имелось интересных дел, либо он не хотел мне о них говорить. Я вышел на улицу и застыл на тротуаре, хмуро разглядывая таксиста, сидевшего в припаркованной рядом машине. Стояла холодная, чертовски холодная для середины марта погода, в воздухе порхали снежинки, а теплого пальто у меня не было. И тут мне в голову пришла одна мысль. Надежда, конечно, слабая, но ведь делать мне все равно нечего. Я сел в такси и велел шоферу доставить меня к дому 316 на Барнум-стрит. По сути дела, это даже надеждой толком назвать было нельзя: так, попытка что-то нащупать в кромешном мраке.
Внешне здание выглядело совершенно обычно: увидев его в первый раз, я и предположить не мог, какой паноптикум обнаружу внутри. Передо мной был совершенно заурядный четырехэтажный кирпичный дом, когда-то такие особняки принадлежали одной семье. Потом, примерно в те времена, когда я появился на свет, подобного рода здания начали переделывать в многоквартирные дома, а в бывших вестибюлях и прихожих теперь красовались почтовые ящики и кнопки звонков. На табличке под одним из звонков значилось «Перл О. Чак», а чуть ниже буквами поменьше было выбито «Амори». Я нажал на кнопку, дождался щелчка замка, открыл дверь и направился через холл. Неожиданно где-то в конце помещения распахнулась одна из дверей, и на пороге возникла старуха. Если не считать пышной шевелюры, весу в ней было никак не больше двадцати фунтов. Спутанные пряди седых волос напоминали кружево, служившее обрамлением пронзительных черных глаз, которые, казалось, способны были видеть тебя насквозь. Мне даже в голову не пришло усомниться, хорошее ли у нее зрение. Я направился прямо к старухе, которая издали прогавкала:
– Чего надо?
– Мне бы хотелось повидаться… – начал я, выдавив из себя улыбку.
Договорить мне не дали.
– Это она тебя подослала! Она, знаю! И не отнекивайся! Я всегда ее подозревала. Она любит иногда так фокусничать. Выходит и звонит в звонок. Думает, я не соображу, что это она. Намекает, мол, это я убила ее мать. Я-то знаю, чего ей надо! Если она мне это в глаза скажет, хотя бы раз, только один-единственный раз, я ее в тюрьму засажу! Так ей и передай! Давай, иди наверх и передай! Живо!
Старуха подалась назад, собираясь закрыть дверь, но я уже поставил ногу на порог:
– Одну секундочку, сударыня. Я непременно схожу наверх и передам ей все, что вы попросите. Только скажите, о ком именно вы говорите? О мисс Амори? Энн Амори?
– Энн? Ты о моей внучке? – В меня впились черные глаза, смотревшие сквозь белое кружево седых волос. – Ясное дело, я говорю вовсе не о ней. Нечего из меня дуру делать…
– Ну что вы, миссис Чак, поверьте, вы меня неправильно поняли. Я всего-навсего хочу повидаться с вашей внучкой, и более ничего. Мне бы хотелось поговорить с Энн. А позвольте узнать…
– Врешь ты все! – отрезала старуха и захлопнула дверь.
Я бы вполне мог этому воспрепятствовать, не убрав с порога ногу, однако решил, что в данных обстоятельствах подобная линия поведения будет не совсем верной. Кроме того, откуда-то с верхних этажей донесся шум. Сразу же после того, как старуха хлопнула дверью, я услышал звук шагов. Кто-то спускался вниз. В тот самый момент, когда я подошел к лестнице, на одной из последних ступенек уже стоял молодой человек. Судя по его виду, он собирался что-то сказать, но, увидев на мне форму, удивился до крайности:
– Ух ты, пехота? А я-то ожидал…
Он замолчал и принялся меня разглядывать. Одет парень был небрежно, и будь освещение поярче, вполне могло выясниться, что его наряд нуждается в стирке, однако в целом незнакомец выглядел неплохо и вполне органично смотрелся бы на групповой фотографии футбольной команды.
– Я сейчас в увольнении, – пояснил я. – А кого вы надеялись увидеть? Матроса?
Он рассмеялся:
– Просто-напросто я не ожидал увидеть пехотного офицера. Где угодно, но только не здесь. Я услышал, как вы спрашиваете о мисс Амори, и очень удивился. Я и не подозревал, что среди ее знакомых есть хоть один пехотный офицер.
– А вы с ней знакомы?
– Конечно, знаком. Я же здесь живу. Двумя пролетами выше. Меня зовут Леон Фюрей. – Он протянул мне руку.
– Арчи Гудвин. – Мы обменялись рукопожатием. – Вы случайно не в курсе, мисс Амори дома?
– Она наверху, на крыше. – Леон повел меня по лестнице вверх. – А вы часом не тот самый Арчи Гудвин, который работает у Ниро Вульфа?
– Работал когда-то, до армии. А что мисс Амори делает на…
– Кто там, Леон? Веди его сюда, – донесся голос откуда-то сверху.
Голос был с хрипотцой, из той когорты голосов, которые слышишь и никак не можешь понять, мужчина это говорит или женщина. Молодой человек резко вскинул подбородок, чтобы кинуть взгляд вверх, после чего повернулся ко мне и улыбнулся. Вполне вероятно, он считал эту улыбку располагающей или даже чарующей. Девять из десяти посетительниц женского клуба непременно проголосовали бы за него. Подавшись ко мне, Леон тихо проговорил:
– Надеюсь, вы в курсе, что находитесь в дурдоме? Мой вам совет: бегите отсюда. Я передам мисс Амори…
– Леон, – снова раздался сверху голос, – веди его сюда!
– Мне бы хотелось повидать мисс Амори прямо сейчас, – отозвался я и начал было огибать Леона, но он мужественно пожал плечами и начал подниматься по лестнице.
Я последовал за ним. Одним лестничным пролетом выше мы увидели обладательницу голоса, стоявшую на пороге квартиры. Она была одета в коричневое шерстяное платье, судя по виду, еще помнившее инаугурацию Уильяма Мак-Кинли[2], так что вопрос о том, мужчину я вижу или женщину, был решен. При этом, несмотря на платье, свидетельствовавшее о том, что передо мной представительница слабого пола, дама была столь крепко сбита, что вполне могла играть с Леоном в одной футбольной команде. Кроме того, выправкой она куда больше походила на солдата, нежели я.
– Это еще кто? – сурово спросила она, когда мы приблизились к ней. – Я вас не знаю. Зайдите.
Леон заговорил с дамой, называя ее «мисс Лидс». Он сообщил ей, что меня зовут Арчи Гудвин, что я бывший помощник знаменитого Ниро Вульфа, а теперь служу в чине майора в армии США. Услышала ли она все это, я не знаю: повернувшись к нам спиной, дамочка энергично шла по квартире, ни на мгновение не усомнившись в том, что мы неотступно следуем за ней. Так оно на самом деле и было. Мы оказались в большой комнате, загроможденной мебелью, по всей вероятности помнившей времена детства все того же Уильяма Мак-Кинли. Я сел, поскольку именно этого от меня не терпящим возражений голосом потребовала хозяйка, и окинул взглядом помещение, больше напоминавшее музей. Завершающим штрихом явился стол с мраморной столешницей в центре комнаты. На нем не было ничего, кроме дохлого ястреба, безжизненно раскинувшего крылья. Нет, я говорю вовсе не о чучеле – это был просто дохлый ястреб, и точка. Заметив мое изумление, дама кивнула в сторону Леона, пояснив:
– Он специально убивает их для меня.
– Вы таксидермист, мисс Лидс? – вежливо поинтересовался я.
– Да нет, просто она любит голубей, – тоном учителя произнес Леон. Он устроился на табурете для рояля, сиденье которого было обито бархатом. – На Манхэттене обитают семьдесят тысяч голубей и около девяноста ястребов, которые убивают голубей. И ястребов становится все больше. Они живут в карнизах домов. Я убиваю их для мисс Лидс. Вот этого я добыл…
– Это не ваше дело, – резко бросила мне мисс Лидс. – Я слышала, как вы говорили с мисс Чак, и потому знаю, что вы ищете Энн Амори. Я хочу, чтобы вы сразу поняли: ни о каком расследовании смерти моей матери не может быть и речи. Я этого не желаю. В этом нет необходимости. Миссис Чак ненормальная. Злая, сумасшедшая старуха. Она всем рассказывает, что, мол, я думаю, будто это она убила мою мать. Однако на самом деле это не так. Я вообще не считаю, что мою мать убили. Она просто умерла от старости. Я уже подробно объяснила, что в расследовании нет необходимости, и хочу, чтобы вы поняли…
– Мистер Гудвин не из полиции, мисс Лидс, – перебил ее Леон, – он пехотный офицер.
– А какая разница? – с суровым видом спросила она. – Что армия, что полиция – по мне так все едино, одна холера. – Она строго на меня посмотрела и заключила: – Вы меня хорошо поняли, молодой человек? Хватит уже: так мэру и передайте. Я владею этим домом и еще девятью другими домами в этом квартале, я плачу налоги, так что перестаньте меня донимать. Моя покойная мать, между прочим, тысячу раз писала – и мэру, и в газеты, – все просила принять меры, объясняла, что ястребам в городе не место. Но они и пальцем не пошевелили. А почему, позвольте узнать? Ну, чего же вы молчите? Я желаю знать, что конкретно делается властями!
По-хорошему, мне следовало улыбнуться даме, но у меня не получилось, поэтому я просто посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
– Мисс Лидс, вы, судя по всему, предпочитаете факты? Так вот вам три факта. Во-первых, я понятия не имею ни о каких ястребах. Во-вторых, я никогда раньше не слышал о вашей матери. В-третьих, я пришел сюда, чтобы повидаться с Энн Амори, а, по словам Леона, она в данный момент находится на крыше. – Я встал. – Если мне вдруг наверху попадутся ястребы, я поймаю их живьем и сверну им шеи. И я непременно передам мэру ваши слова.
