Как-то раз, утром, Маленький пират проснулся и увидел, что все его покинули. Кузены, родители, Лили – все поднялись на борт ракеты и улетели.
Без него. Они его бросили!
Маленький пират заплакал. Он не мог понять, почему с ним так поступили. Ушел в грот и плакал три дня и три ночи подряд, а потом влез на самую высокую пальму – вокруг не было никого, чтобы запретить ему это.
Сверху Маленький пират заметил слова, написанные на песке почерком мамы: «Жди нас».
И тогда он понял и стал ждать. Был очень храбрым, терпеливым и благоразумным и прожил один на острове много тысяч дней. Без родителей, друзей и невесты.
Так прошло ровно двадцать лет, и одним прекрасным утром ракета вернулась.
Первой на землю сошла Лили. Она не постарела ни на один день, а Маленький пират, живший все это время на острове, превратился во взрослого сильного пирата – точно такого же, как прилетевшие назад кузены.
Они с Лили стали ровесниками и поженились на следующий же день.
– Теперь вы взрослые и можете это сделать, – сказала мама.
В вечер Рождества Маленький пират, которого больше никто так не называл, опустился на корточки, посадил старенького папу на плечи, и тот прикрепил звезду к макушке дерева с гирляндами.
Папа наклонился и прошептал ему на ухо: «Когда ты маленький, это нелегко понять, но слушай внимательно. Иногда приходится отпускать от себя человека, которого очень сильно любишь. И он уходит далеко-далеко. А ты ждешь. Долго-долго. Это и есть настоящее доказательство любви. Возможно, единственное».
* * *
История закончилась. Тени звезд на стенах комнаты убаюкивали Малона. Как и каждый вечер, стоило Гути замолчать и уснуть, знак вернулся. Сначала он тоже напоминал зыбкую тень, словно кто-то махал рукой перед лампой. Но обе руки мальчика были спрятаны под одеялом.
Постепенно знак становился все четче, проявился каждый палец. В точности как на рисунках, которые они делали с Клотильдой, опуская обе ладони в краску. Теперь рисунки висят на окнах школы.
Потом возник цвет. Один-единственный. Красный. На всех стенах комнаты.
Малон закрыл глаза, чтобы не видеть. Чтобы цвет исчез, как звезды со стен, как планеты и ракета, сверкавшие над головой, как комната. Как все на свете.
И все погрузилось во тьму, даже Гути.
Кроме красной руки.
А потом и все остальное стало красным.
28Сегодня Лоран сказал, что больше меня не любит.
Желание убить
Всех на свете, кроме него и меня.
Не нравится: 15
Нравится: 953
www.jelanie-ubit.com
Василе Драгонман стоял под обжигающе-горячей водой. Это стало привычкой, ритуалом, почти манией.
Он занимался любовью и сразу шел в душ.
В те редкие разы, когда любовь случалась на природе или в машине, ему долго казалось, что следы пальцев, губ, ну и всего остального, конечно, тоже впечатались в тело, растворились в нем, украв частицу его личности, его глубинной сущности.
Мгновение спустя он уже крыл себя последними словами. Психолог хренов! Закомплексованный любитель усложнять. Анализируешь, анализируешь… Не умеешь насладиться моментом.
Она без малейшего стеснения открыла стеклянную дверцу кабины.
Оранжевые шаровары с африканскими мотивами, обнаженная грудь, заколотые на затылке волосы, походка делали ее похожей на деревенскую женщину из мультипликационных историй про маленького сенегальского негритенка Кирику[45]. В европейской версии. С молочно-белой кожей. Зыбкое воспоминание о первых мальчишеских фантазиях смутило его еще больше.
– Думаю, это тебя. – Она протянула ему мобильник.
Василе выключил воду.
Сообщение.
Он протер запотевший экран.
Я идиотка, но хочу вам верить.
Понимаю, что времени мало, сделаю что смогу.
Свяжитесь со мной в любое время.
Марианна
– Снова твоя майорша?
Василе изобразил лицом огорчение, как пойманный на месте преступления мальчишка, наотрез отказывающийся признать свою вину.
Неотразим! Да, чертовски хорош, а вот легавая дама сильно раздражает.
– Полуночная эсэмэска? Да это кадреж чистой воды!
Она прекрасно понимала, что ее приемчик «ярость разгневанной любовницы» проигрывает наивно-невинной улыбке Василе.
– Она мне нужна. Я веду большую игру.
– Ради того малыша? Мальчика, который разговаривает со своей игрушкой?
– Да.
Он положил телефон на раковину и снова открыл кран. Она тут же шагнула под воду – прямо в шароварах, и через несколько секунд на алебастре ее округлостей возникли контуры слонов, жирафов и зебр.
Она поцеловала его в шею, погладила волосы на груди и спросила вкрадчивым голосом:
– Увидишься с ним завтра утром в школе?
– Да. Если они позволят.
– А могут запретить?
– Конечно… Кто угодно. Родители, школа, полицейские…
– Он в тебе нуждается. Это я уже поняла. Ты все время твердишь, что мальчик доверяет только тебе, что приходится быть очень деликатным, не давить, иначе он захлопнет раковину, как устрица, и привет…
Она растерла в ладонях немного ароматного геля, положила руки ему на плечи, медленно помассировала.
Он сделал шаг назад, задел бедром кран, сдвинул его на несколько сантиметров влево.
Из обжигающей вода стала теплой.
– Возможно, это самое правильное решение, Василе. Позволить мальчику забыть свою травму.
Василе был сложен как бог, ему бы учиться на спортивном факультете, играть в регби. А он стал психологом. Женские пальцы следовали за изгибами его торса, спустились ниже, погладили сильный мускулистый живот.
– Если у него в мозгу прячется призрак, пусть остается там навсегда… – едва слышно произнесла она.
– Ты пропустила один этап.
Вода стала ледяной, но они этого не заметили – уж слишком напряженный был момент.
– Прежде чем приговорить призрака к заключению и оставить его доживать свой век в одной из клеток мозга Малона, я должен его найти, посмотреть ему в глаза, приручить. А если потребуется, скрестить с ним шпаги…
Она приподнялась на цыпочки и прошептала прямо в ухо Василе:
– Опасная затея, верно?
Телефон звонко тренькнул – новое сообщение.
– Снова твоя сыщица?
Василе с невинным видом вздернул брови, ухмыльнулся, потянулся за лежащим на раковине мобильником и взглянул на экран.
Веселость мгновенно исчезла с его лица.
– Что-то случилось?
Номер неизвестен.
Фотография и текст.
Они смогли разглядеть мраморное надгробие с крестом на фоне пламенеющего неба, но выгравированные на стеле слова и цифры не разобрали.
Кто лежит под камнем? Неизвестный? Ребенок? Может, это семейное захоронение?
Текст был коротким:
Ты или мальчик. Выбор пока есть.
Она прикусила губу, поежилась.
– Что будешь делать?
– Не знаю. Позвоню в полицию.
– Майорше?
– Не знаю… Бред какой-то!
Она стояла перед ним – красивая женщина с обнаженной грудью. Длинноволосая, длинноногая. Такая же прекрасная, как в день их встречи у Бруно. Потом медленно, движением, в котором не было ничего эротичного, потянула вниз резинку шаровар. Этот жест напоминал какой-то древний колдовской ритуал или ответ на просьбу врача на осмотре.
Она обвела пальцем пупок. Спустилась ниже, к лобку.
– Посмотри на меня, Василе. Смотри и слушай. Видишь этот живот? Он никогда не выносит ребенка. В моей матке никогда не зародится жизнь. Ты можешь подумать: «Сейчас не время об этом говорить…» – и будешь прав. Я не стану грузить тебя жестокими деталями, скажу одно: мерзавец, приславший сообщение, ошибается. Выбора у тебя нет.
Василе смотрел на нее, не веря своим ушам, ничего не понимая. Десять лет учебы и еще десять практической работы психологом не смогли сейчас дать ему подсказку, пролить свет на хитросплетение событий.
29Маленькая стрелка на 11, большая – на 6
– Слушай меня очень внимательно, Малон, это важно. Ты должен поделиться со мной секретом, если хочешь, чтобы я поверил. Объясни, как Гути рассказывает тебе эти истории.
Мальчик молча смотрел на какую-то невидимую точку на стоявшей между ними парте, словно там был когда-то написан ответ, который потом стерли. Гути лежал у него на коленях и… тоже не произносил ни звука, только улыбался глазами и розовой пастью: его вопрос школьного психолога ни капельки не заинтересовал.
– Я должен знать, Малон.
Василе колебался. Ниточка доверия между ним и ребенком была совсем тонкой, но за нее все-таки придется потянуть. С бесконечной осторожностью.
– Если хочешь снова увидеться с мамой… С прежней мамой… Помоги мне.
