Встряхнув свою новую одежду, я впала в еще большее недоумение.
Мне принесли несколько хлопчатобумажных нижних юбок и одну верхнюю, широченную, из нескольких ярдов ткани, однако все юбки оказались до странности короткими. Среди вещей нашлись и блузы или, скорее, рубашки, конечно же из грубого полотна и с такими пышными рукавами, что они сгодились бы мальчику-служке в пасхальное воскресенье. А также я обнаружила какую-то вышитую штуковину на шнуровке, похожую на укороченный корсет.
Самой причудливой деталью ансамбля являлись сапоги: на невысоком каблучке, а голенища красной кожи богато расшиты всеми цветами радуги. Я сама достаточно понимаю в рукоделии, чтобы восхититься мастерством, с которым они были украшены.
Среди прочего нашлись и чулки в красную и зеленую полоску. Господи боже. Но их хотя бы не будет видно. И конечно, здесь не оказалось приличного нижнего белья. Я скорбела о бельгийских кружевах, принесенных в жертву огню, но они уже канули в Лету.
Я решила больше не вспоминать о своем полуобморочном путешествии.
Менее чем через час на мне наконец было что-то кроме ночной рубашки.
Лен и хлопок царапали кожу. Я даже не представляла, что тонкий газ и шелк могут быть такими желанными. У блузы не оказалось даже приличного воротника, лишь затягивающийся шнурок вдоль выреза. Я аккуратно, дюйм за дюймом стягивала завязки потуже, но никак не могла добиться приличного вида. А уж этот корсаж на шнуровке…
Постучал Годфри, и мне пришлось открыть.
Я отступила за тяжелую дверь, позволив адвокату пройти в комнату, сама же осталась на почтительном расстоянии от него.
Годфри наклонил голову, чтобы рассмотреть невероятно пышную, но катастрофически короткую юбку, которая выставляла напоказ каждый завиток вышивки на голенищах.
– Таким сапогам даже Ирен позавидовала бы, – произнес он.
Странным образом меня его замечание успокоило.
– Пожалуй. Ей нравятся сапоги?
– Ей нравится любая экзотическая одежда, – улыбнулся Годфри, – но сапоги особенно.
– Нам нужно еще кое-что обсудить.
– Ты так и будешь прятаться за дверью?
– Честно говоря, я не знаю. Не то чтобы я придираюсь к одежде, которую ты принес, но она все-таки немного… странная.
– Ее носила цыганка, которая работает в замке.
– Цыганка! Неудивительно. Я не могу появиться в таком виде.
– Почему?
– Ну… проблема в шнуровке на корсаже. Мне никак не дотянуться, чтобы завязать его как следует. Я понимаю, что ты, как муж, оказывал Ирен такую любезность, но не могу попросить о столь интимной услуге, я ведь тебе даже не родственница, так что лучше я останусь за дверью.
Годфри сделал большой шаг назад и, кажется, крепко задумался. Он даже прикрыл рот рукой и выглядел крайне сосредоточенным.
– Ты права, Нелл, – наконец выдавил он. – Я не могу тебе помочь.
Я и так была без сил, но в тот момент ослабел и мой дух. В моем представлении Годфри всегда был способен помочь кому угодно с чем угодно; он справился даже с Ирен, когда для нее наступили самые черные времена, какие только случаются у артистов, особенно если у них нет возможности выступать.
– Однако я могу, – добавил он, – высказать объективное наблюдение: здешние женщины сами затягивают себе корсаж.
– Тогда у них, наверное, руки длиннющие, как у обезьян, потому что я почти час пыталась завязать проклятые шнурки!
– Возможно, ты и не ошибаешься насчет длины рук, – сказал он, вновь прикрывая рот рукой, словно чтобы откашляться – или скрыть улыбку? – Но они легко справляются с корсажем, потому что… э-э-э… на самом деле завязки располагаются спереди, а не сзади.
Осмысление этого факта заняло у меня какое-то время.
– Ох, тогда, пожалуй, я все-таки смогу выйти из-за двери. Если ты будешь так любезен ненадолго отвернуться.
Он быстро выполнил мою просьбу.
Несколько минут я сражалась с ужасным предметом одежды и наконец туго затянула шнурки, завязав их на бантик, который теперь болтался спереди на талии.
Зеркало говорило, что стало ненамного лучше. Пусть Ирен и ее подружка Сара Бернар радуются отказу от корсета, я же не могу к ним присоединиться, потому что чувствовать себя голой, будучи одетой, – очень странное для меня состояние.
Так или иначе, Годфри – единственный свидетель происходящего, и только он один может понять, что такая длина юбки мне навязана силой.
Я пригласила его обратно.
– Должен сказать, Нелл, что ансамбль совершенно очаровательный. Я помню пару оперетт, в которых Ирен участвовала за время своей карьеры, – разве там она не носила подобный наряд?
– Носила, но она изображала крестьянку!
– Давай считать это просто маскировкой, которая необходима для побега из замка.
– Маскировка? Побег? У тебя есть план?
Годфри стиснул пальцами переносицу и прикрыл прекрасные серые глаза:
– Моя дорогая Нелл, да я только о побеге и думал, с тех пор как обнаружил, что меня похитили и увезли в эту дыру. Я пришел к выводу, что спуститься без снаряжения не получится, поэтому мы можем выбраться только хитростью. Поскольку это богом забытое место обычно посещают только цыгане, у тебя уже готов наряд, чтобы выйти отсюда незамеченной.
– А как же ты?
Он выглядел столь же сконфуженно, как и я не так давно.
– Не знаю. Я надеялся вылезти наружу какой-нибудь лунной ночью, но…
– Но?
Годфри направился к открытым ставням, и я последовала за ним.
Мы вместе выглянули на раскинувшиеся у подножия замка густые зеленые леса и деревни. Серые стены крепости напоминали застывший грязный водопад, едва различимый внизу.
– Я присмотрел маршрут, по которому, по крайней мере, смогу добраться до комнат ниже этажом, – сказал адвокат. – Видишь тот водосточный желоб? И карниз, идущий горизонтально от него? И ту трещину в камнях на углу, а еще ниже – окно. Думаю, что смог бы пролезть этим путем.
Я с ужасом проследила намеченный маршрут и увидела небольшие уступы, на которые показывал адвокат, но также я увидела, что каждый шаг на этом пути – верный способ сорваться вниз и разбиться насмерть.
– Слишком опасно.
– Как и оставаться здесь.
– Ты действительно хотел пролезть этим путем?
– Да. До того, как появилась ты.
– Ирен была бы в ярости.
Годфри улыбнулся:
– Она хороша, когда в ярости, но ее здесь нет.
– Зато есть я!
– Знаю. И поэтому мне пришлось отказаться от этого маршрута.
Я вновь посмотрела вниз, на этот раз – долго и пристально. Не хотелось думать, что мое присутствие воспрепятствует попыткам Годфри сбежать. Если бы у нас была возможность выбирать, кто вернется целым и невредимым к Ирен… конечно же, это должен быть Годфри. Даже мне известно, что самые крепчайшие узы дружбы не могут перевесить до сих пор неведомые мне стальные узы любви.
Итак. Что лучше для моей подруги: если я благодаря своей женской слабости удержу Годфри от получения свободы рискованным путем… или если позволю ему сбежать на его страх и риск? И риск Ирен, впрочем, тоже.
Эта шарада посложнее, чем выбор подходящего способа затягивания цыганского корсажа.
Я поняла, что не могу принять решение прямо сейчас.
Меня спас стук в дверь. Но вместо Годфри я увидела угрюмого цыгана, который принес ужин.
И этот простолюдин еще имел наглость подмигнуть мне, когда уходил!
Или он подмигивал моим коротким юбкам и расшитым сапогам?
Или надетому задом наперед корсету?
Если бы я стала женой миссионера Джаспера Хиггенботтома и отправилась с ним в Африку, мне явно не пришлось бы размышлять над такими головоломками.
Мы с Годфри впервые ужинали вместе в замке.
Он перетащил – я же слегка подталкивала – круглый стол из центра комнаты к окну. Затем мы поставили к нему два тяжелых деревянных стула. Они были резные, с высокими спинками, такие вполне подошли бы епископам.
Мебель в комнате пахла плесенью, древесной гнилью и пылью.
На помятом латунном подносе принесли еду – странную комбинацию грубой крестьянской пищи и экстравагантных деликатесов.
На ужин мы получили невероятно густой суп, хлеб, сыр, свеклу, что-то вроде тушеного мяса и бутылку красного вина. Годфри заверил меня, что оно выдержанное и вполне достойное.
Поскольку воды нам не дали, у меня не было другого выбора, кроме как пить вино из высокой металлической чаши, усыпанной причудливыми каменьями.
Итак, мы сидели на роскошных стульях и пили вино, и я чувствовала себя настоящим папским священником.
Небо за окном постепенно и неуловимо менялось, сгущались сумерки. Заходящее солнце окрашивало пейзаж в розово-красные оттенки; вдалеке кружили птицы, как непогасшие искорки, сверкающие в дымоходе.
Если бы не чудовищные обстоятельства нашего заточения, это была бы приятная трапеза. На десерт нам даже досталось некое подобие усыпанного ягодами кекса.
