Да. Я ведь сказал, что он держал ее за волосы. Может быть, даже тянул, хотя и не сильно…
– Вы уверены, что все происходило по взаимному согласию?
Боже мой, да! После всего случившегося… Я бы выбросил его в окно, если бы решил, что он ее насилует. А почему вы об этом спрашиваете?
Я сделал вдох, чтобы притормозить носившиеся в голове мысли и обдумать свой план. Том не знал всех подробностей того, что вспомнила Дженни – что одной рукой насильник вцепился ей в плечо, а другой в волосы на затылке. Я собирался рассказать ему об этом сегодня, но передумал – момент для этого был явно неподходящий. Для мужчин во время секса это обычное дело. Они любят тянуть женщину за волосы или наматывать их на пальцы. К тому же им нужно за что-то держаться для устойчивости. В этом нет ничего такого. И все же в сложившейся ситуации рассказ Тома был очень полезен. Чрезвычайно полезен. Я стоял на пороге важнейшего открытия.
– Простите, Том. Я лишь хотел убедиться. Данный инцидент никоим образом не должен отразиться ни на нашей работе, ни на вашем эмоциональном состоянии, вызванном проблемами с Дженни. Вы правы – Лайла уже взрослая. По всей видимости, она прекрасно знала, что делает, и на то у нее были свои резоны, какими бы жалкими они ни казались. А Боб, по-видимому, полагал, что доставляет ей удовольствие.
Теперь, казалось, Том уже был не так уверен в своих ощущениях. Я больше ничего не сказал. Потом мы поговорили о Шарлотте, о той работе, которую предстояло проделать нам с Дженни, о родителях Тома и его детских проблемах. Я дал ему наговориться вволю, потому что сам без устали обдумывал следующий ход. Работу с Томом я закончил. По крайней мере, на данный момент.
До сеанса работы с Дженни оставалось полтора часа. Я не видел ее с тех пор, как мы восстановили тот обрывок памяти – маленький фрагмент, который станет ключевым моментом, откроет нам доступ к другим воспоминаниям и позволит досконально воссоздать события. То есть все вспомнить.
Но тогда я думал не о Дженни.
Боб Салливан. Вот кто не выходил у меня из головы. Тот факт, что он спал с другими женщинами, меня не удивил. Мы с Шарлоттой обсуждали их любовную связь, и женщина верила, что он действительно ее любит. Что она у него единственная. Что любовь к ней была для него пыткой. Но я в это не поверил. Ни на секунду. Самомнение у него было столь же огромным, как его рекламные щиты на обочинах автострады. Мужчинам не нравится любить только одну женщину.
Мы не возвращались к этой теме с тех пор, как я рассказал вам о той ночи на парковке, когда Шарлотта встретилась с Бобом, еще не смыв с себя кровь дочери. Здесь нужно добавить кое-что еще. Прошло три месяца – три месяца лечения и три месяца еженедельных свиданий Боба и Шарлотты. Мы еще раз обсудили это в то самое утро, когда она рассказала мне о сексе с мужем.
– Как ваши отношения с Бобом?
В последнее время мы говорили об амурных делах Шарлотты с той же легкостью и небрежностью, что и о ее партиях в теннис. С моей стороны это было преднамеренно. Ее увлечение Салливаном представлялось абсолютно нормальным. Но к этому выводу она должна была прийти сама. И в моем мнении, которое лишь мутило бы воду, не нуждалась. Я тщательно придерживался нейтралитета.
Ох, я даже не знаю, – с тяжелым вздохом ответила она. – После того, как мы нашли Дженни на полу в том домике у бассейна, все изменилось. Теперь встречаемся в доме на западной окраине Крэнстона. Один его друг уехал путешествовать по Европе и попросил Боба за ним приглядеть. Я еду туда, только когда к нам приходят уборщицы. То есть по понедельникам. Потому что больше не оставляю Дженни одну. По крайней мере, не больше чем на час, и то если мне надо съездить за продуктами или чистящим средством. С друзьями я больше не встречаюсь. В теннис не играю. А когда сажусь в машину и отъезжаю от дома, то единственное, о чем могу думать, это Дженни, лежащая в том домике на полу…
Чтобы собраться, Шарлотта сделала глубокий вдох и закрыла глаза, всего лишь на секунду. Она слегка вздрогнула, словно отгоняя демонов.
Так что по понедельникам, когда приходят уборщицы, я сажусь в машину и сорок минут еду на свидание с Бобом, которое длится около часа. По правде говоря, теперь мы с ним практически не разговариваем. Здороваемся. Потом он спрашивает о Дженни. Я сообщаю ему последние новости и спрашиваю, как он, как его ребята. Потом мы занимаемся любовью.
– Из ваших слов я могу сделать вывод, что у вас чего-то поубавилось. То ли энтузиазма, то ли интереса.
И в самом деле, поубавилось, но вот чего конкретно, я не знаю. Говоря по правде, на минувшей неделе я на него разозлилась. Он пыхтел дольше обычного. Я симулировала оргазм, чтобы он тоже мог дойти до конца. Не знаю почему, но в тот день мне не понравилось ощущение его рук на моем теле. Причем это отвращение становится все явственнее с того самого вечера, когда мы встретились с ним на стоянке. С того страшного вечера. Во мне будто что-то умирает медленной смертью.
– А как вы полагаете, в ком причина – в вас или в нем?
Шарлотта покачала головой:
Я правда не знаю. То есть… он говорит мне те же слова, что и раньше. И делает то же самое. До сих пор присылает мне текстовые сообщения.
– С какими-нибудь намеками?
Это не просто намеки. Некоторые из них я тут же удаляю, потому как это не что иное, как порнография. Фотографии его торчащего члена. Описание того, что он хотел бы со мной сделать.
Рассказывая об этом, Шарлотта, казалось, испытывала в душе отвращение. Хотя раньше лишь терялась и смущалась.
Он по-прежнему говорит, что любит меня. Но теперь что-то изменилось.
– Такие вещи всегда даются с большим трудом. Ведь Боб был очень значимой частью вашей жизни.
Благодаря ему я ощутила себя целостной личностью, мои две ипостаси слились в одну. Мы с вами об этом уже говорили. Он знает о моем прошлом, но по-прежнему меня любит. И хочет.
– Что же в таком случае изменилось? Почему эта магия больше не срабатывает?
Шарлотта пожала плечами. Она не знала. Я взглянул на нее и тоже вздохнул. Она спросила, не расстроила ли меня, и я ответил, что нет. Сказал, что просто устал. Я никогда не рассказываю пациентам о собственных чувствах, но в тот момент меня все больше и больше охватывало нетерпение – не забывайте, что «Лоразепам» я к тому времени еще не принял и никак не мог собраться с мыслями, чтобы перейти к более приятной и значимой части нашего сеанса.
Я дал Шарлотте время подумать, от чего изменились ее отношения с Бобом. Мне, конечно же, ответ был известен. Той ночью, в машине, припаркованной рядом с магазином «Хоум Депо», он так и не произнес этих четырех слов. Так и не сказал: «Это не твоя вина». Запас ее смирения и прощения иссяк, и теперь ей приоткрылась истина – что все это время, когда Боб сжимал ее в объятиях и говорил, что любит, несмотря на то, что она спала с отчимом и из-за этого впоследствии уехала жить к тетке, ее обманывали. Боб просто лжец. Которому хочется ее трахать. Деспотичный и коварный. Должен признать, что на какую-то частичку моего естества он произвел впечатление. Он знал, чем ее поманить и чем прикормить, чтобы эта «плохая» Шарлотта согласилась на все и, не заботясь о собственном удовлетворении, раздвигала ноги до тех пор, пока у нее будет эта прикормка. Но теперь его слова превратились в пустышку. Прикормка, которой он ее пичкал, стала вызывать тошноту, и Шарлотта глотала ее с большим трудом.
Я подумал, на чем он подловил Лайлу в салоне по продажам «Ягуаров». В чем она нуждалась так остро, что легла грудью на капот серебристого «XK» и безропотно позволила вдавить свое лицо в полированную поверхность, в то время как он пристроился сзади, будто животное? Наверное, деньги, если верить Тому. А может, она нуждалась в отцовской любви? Причин может быть великое множество. И Боб, этот хитрый пес, смог ее вычислить. Да, он действительно меня впечатлил.
Когда Том в тот день покинул мой кабинет, мысли в моей голове проносились с головокружительной скоростью. «Слишком заманчиво, чтобы быть правдой», – без конца думал я. Да, так оно и было. Слишком уж заманчиво и великолепно.
Вы, вероятно, себе такого представить не можете, но я встал и принялся расхаживать по кабинету – туда и обратно, будто дикий зверь по клетке. Сначала ко мне на прием пришла Шарлотта. Затем еще два пациента. Потом был сеанс с Томом, в ходе которого я узнал о Бобе и той маленькой шлюшке в салоне по продаже «Ягуаров». Надеюсь, вы следите за моей мыслью. Той пятнице суждено было сыграть ключевую роль. В своем стремлении защитить сына и не допустить, чтобы против него выдвинули обвинение, я впал в мономанию. Жена была права – обвинение само по себе навсегда изменит его жизнь. Обсуждение этой темы в социальных сетях оставит после себя неизгладимый, пагубный отпечаток. Я также должен признаться – но только вам, а не Джули, потому как это лишний раз ее расстроит, – что невозможность и далее лечить Дженни тоже давила на меня тяжким грузом. Никакие родители в здравом уме не позволят заниматься с их ребенком специалисту, над которым нависло столь тяжкое подозрение. Поэтому работу с ней нужно было довести до конца. Я эгоистичный ублюдок, да? Боже мой, как бы мне хотелось, чтобы этого дня никогда не было!
