Я до сих пор не в состоянии понять, как это удалось Вульфу, хотя он битых сто раз пытался мне втолковать. По его словам, произошло следующее. Услышав снаружи шум, он сразу насторожился (что уже невозможно), а потом, увидев влетевшую женщину, размахивающую кинжалом, схватил в каждую руку по бутылке пива и наотмашь ударил… Не глядя куда. Не знаю, куда он попал, но что-то сломало ее правое запястье, а еще что-то проломило череп.
Когда я достиг их, Вульф с обалделым видом сидел в кресле, сжимая пивные бутылки, а незадачливая покусительница валялась на полу, судорожно подергивая ногами. Я оглядел Вульфа, ища страшную рану, но не нашел. Из гостиной влетел Фред Даркин. Из кухни примчался Фриц. Отец и сын Барретты стояли посреди кабинета – в лице ни кровинки. Хотя на первый взгляд с Вульфом ничего не случилось, голос мой, когда я задал вопрос, показался мне странным:
– Она вас ранила?
– Нет! – проревел Вульф.
Он пытался подняться, но не мог, потому что распростертое на полу тело не позволяло ему отодвинуть кресло.
Тогда я встал на четвереньки и склонился над ней. Ноги уже больше не дергались. Пульс тоже не прощупывался. И тут сзади послышался голос:
– Извините, что я так вошел, мистер Вульф, но входная дверь была открыта. Я хотел только сказать, что генеральный прокурор готов вынести решение…
Я обернулся и увидел физиономию фэбээровца Шталя, вежливую, но решительную, и тогда уже присел на пятках и покатился от хохота.
Вульф устало произнес:
– Фриц сказал мне, что еда на вашем подносе так и осталась нетронутой. Должны же вы хоть что-то поесть, черт побери!
Карла покачала головой:
– Я не могу. Извините меня. Я просто не в состоянии.
Я привел ее сверху на первый этаж, в кабинет. Стрелки настенных часов показывали уже двадцать минут двенадцатого. Кресла были расставлены по местам.
Вульф со вздохом сказал:
– Уже почти полночь. Мистер Гудвин беспрерывно зевает. Вы вольны идти куда захотите. Либо, если вы в настроении говорить правду, могу задать вам еще пару-тройку вопросов.
– Я уже согласна сказать правду.
– Жаль, что вы только сейчас пришли к такому решению, – посетовал Вульф. Его мясистые плечи поднялись и опустились на одну шестнадцатую дюйма. – Я бы спросил, сознаете ли вы, что эта женщина – маньяк.
– Но она вовсе не была… – Карла умолкла, прокашлялась и снова заговорила: – Я даже не подозревала…
Ее рука взлетела и бессильно рухнула на колено.
– А вы и в самом деле дружили с ней?
– Нет… Нет, конечно. Дело совсем не в том. Когда умерла миссис Кэмпбелл, я осталась на попечении семьи Доневичей. Потом Нийя вышла замуж за князя Стефана и очень быстро прибрала к рукам все его дела. Со мной она обращалась, как того и следовало ожидать, ведь я не была членом семьи Доневичей. Но враждебных чувств я к ней вовсе не питала. Разве что немного побаивалась – как и все остальные, включая самого князя Стефана. Когда она решила, что поедет в Америку, то выбрала меня в качестве сопровождающей, и я согласилась. Мне тогда показалось, что она сделала это из-за вас – подумала, что это может ей пригодиться. Должно быть, именно поэтому она попросила, чтобы я захватила с собой бумагу об удочерении…
– Да. Прошу прощения. Достань эту бумагу, Арчи.
Я открыл сейф, вынул из него нужный документ и отдал Вульфу. Вульф развернул бумагу, пробежал ее глазами, снова свернул и протянул Карле. Девушка кинула на нее испуганный взгляд, словно опасалась, что бумажка может укусить, потом шагнула вперед и взяла.
– Мне и самой хотелось приехать в Америку, – продолжила она. – Все-таки приключение. Я… Я, конечно, знала, с какой целью едет она. Она посвящала меня во все тайны. Я сознавала, что это очень опасно, но мне и в голову не приходило, что она способна лишить человека жизни. Когда убили Ладлоу, я заподозрила, что это может быть ее рук дело, но доказательств у меня не было. Потом же, когда я вернулась в квартиру и увидела на полу мертвого Фабера, то все уже поняла. Я жутко перепугалась и совсем потеряла голову. Не могла же я пойти в полицию и выдать ее… Но и лгать, изворачиваться я тоже была уже не в состоянии. Вот почему я попыталась скрыться… Но я вела себя ужасно глупо, и потом, я совсем не знаю вашу страну… – Она умолкла и беспомощно всплеснула руками.
Вульф проворчал:
– Хорошо, когда люди сами понимают, что ведут себя глупо.
Карла промолчала.
Тогда Вульф спросил:
– Что вы собираетесь делать теперь?
– Я… – Она покачала головой. – Не знаю.
– Что ж, по закону вы моя дочь. Это накладывает на меня определенную ответственность.
Ее подбородок вздернулся вверх.
– Я ни о чем не прошу!
– Пф! Я и сам знаю. Можно подумать, что прежде вы ни от кого не зависели. Вы собираетесь вернуться в Югославию?
– Нет.
– В самом деле?
– Да.
– А что вы намереваетесь делать – остаться в Америке?
– Да.
– И по-прежнему помогать банде Доневича?
В глазах девушки сверкнула молния.
– Нет! Ни за что!
– Где вы собираетесь сегодня ночевать – в квартире на Тридцать восьмой улице?
Карла содрогнулась.
– Я… – Она замялась. – Не знаю. Вряд ли я найду в себе силы. Я не смогу туда вернуться. Нет, я подыщу другое жилье. У меня есть немного денег. – Она встала. – Я могу сейчас уйти…
– Вздор! Вы попадете под машину или провалитесь в открытый люк. Вы ничего не ели, и ваш мозг плохо функционирует. Фриц принесет вам ужин.
– Нет, что вы, я вовсе не хочу навязывать…
– Вы должны выспаться, а утром как следует позавтракать. Сейчас вы все равно не в состоянии принять сколько-нибудь разумное решение. Обсудим ваши планы завтра. Если вы решите остаться в Америке и не порвете эту бумажку, вас будут звать Карлой Вульф. В таком случае… Арчи, какого дьявола ты ухмыляешься? Бабуин! Отведи мисс… Отведи мою… э-э… дочь наверх, в южную комнату! И предупреди, чтобы она ненароком не ввалилась в мою комнату, если вдруг вздумает спуститься по пожарной лестнице.
Я встал.
– Пойдемте со мной, мисс Карла Вульф.
Десять минут спустя я вернулся в кабинет. Я знал, что Вульф еще там, поскольку не слышал шума лифта. Вульф сидел за столом в окружении свежей батареи пивных бутылочек.
Я потянулся, едва не проткнув потолок, и сладко зевнул.
– Что ж, – благодушно промолвил я, – чертовски выгодное дельце вы провернули. Потратили сотни четыре долларов, не считая затрат драгоценного серого вещества, но зато приобрели ответственность за весьма изящную форму собственности.
Вульф отставил в сторону опустевший стакан, но отвечать на мой выпад не стал.
– И еще кое-что, – не унимался я. – Мне хотелось бы выяснить это раз и навсегда. Я, конечно, виноват, что оставил дверь нараспашку, когда вышел провожать Кремера, но больше винить меня не в чем. Эта бесовка за пять минут до того, как мы вышли на улицу, подвалила к шоферу Барретта и заявила, что босс велел подождать его в машине, и этот дуралей послушно открыл дверцу лимузина и впустил ее. Двое сыщиков внимательно наблюдали за этой сценкой, но ни один даже рта не раскрыл. Потом они уверяли, что не сумели ее опознать в сумерках. Она выскочила из машины и ворвалась в дом, когда я еще не успел даже к крыльцу подбежать. Так что перехватить ее я был уже не в силах.
Вульф пожал плечами.
– Как видишь, я справился и без тебя, – невозмутимо пробурчал он.
Я сжал зубы, проглотил оскорбление и постарался как можно слаще и протяжнее зевнуть. Получилось довольно изящно, с подвыванием.
– Ладно, – сонным голосом произнес я. – Будь по-вашему. У меня еще несколько маленьких вопросиков. Что, например, было в конверте, который вы вручили сыщику с наставлением отдать ей?
– Ничего. Одна лишь фраза, удостоверяющая, что она не мой клиент и никогда им не была.
– А что она вам сказала, когда выходила? Это прозвучало как «Тиига мии борние руза» или что-то в этом роде.
– Это на ее родном языке.
– Угу, я так и подумал, но просто чуть-чуть подзабыл его. А что это значит?
– «Только через мой труп».
– Вот как? Что ж, она сдержала слово. И еще кое-что. Я теперь понимаю, почему она воспользовалась бумагой Карлы и представилась вашей дочерью. Ей это было выгодно. Но вот почему Ладлоу заявил, будто она пошла в раздевалку принести ему сигареты? Британский агент и балканская княгиня! Почему он…
– Она ходила в раздевалку, чтобы выкрасть кое-что у него из кармана. Скорее всего, ту самую бумагу, с которой прислала на следующий день свою компаньонку, чтобы та спрятала ее в надежном месте. Эту бумагу прежде похитил у нее сам Ладлоу. И он просто дал ей понять, что знает, с какой целью она залезла в раздевалку.
Вульф вздохнул, отодвинул кресло и с усилием приподнял свою тушу.
– Я пошел спать, – возвестил он и потопал к двери в прихожую.
У самой двери он обернулся:
– Кстати, напомни мне завтра, чтобы я попросил Кремера вернуть ту сотню долларов. Пора уже мне отучиться от своих идиотских романтических выходок.