Ознакомительная версия.
Какое-то время мы сидим молча, прихлебывая чай. Наконец я не выдерживаю:
– Что ты здесь делаешь, Клэр? Как ты сюда попала?
– Приехала на машине Фло. Она ее моим родителям одалживала, они оставили ключи у меня в тумбочке, чтобы она потом пришла и забрала. Только… она не пришла.
Ну да. Еще бы.
Клэр поднимает на меня глаза поверх чашки. Зрачки у нее расширенные, глаза блестят. Она такая красивая – даже сейчас, когда кутается в старую курт-ку, без макияжа, с порезами и синяками на лице.
– Я могу задать тебе тот же вопрос, – продолжает она. – Ты-то что здесь делаешь?
– Я вернулась, чтобы вспомнить.
– И как, получилось? – интересуется Клэр будничным тоном, как будто мы тут с ней сидим и сериалы обсуждаем.
– Получилось. – Я смотрю ей прямо в глаза, сжимая в онемевших ладонях кружку. – Я вспомнила про патрон.
– Какой патрон? – спрашивает она по-прежнему безмятежно, хотя во взгляде что-то меняется.
– Про холостой патрон в кармане твоей куртки.
Она качает головой – якобы с непониманием, и я начинаю злиться. Очень сильно злиться.
– Ты дурой-то не прикидывайся! Я знаю, что это была твоя куртка! Твоя! Иначе зачем бы ты сюда вернулась?!
– Может… – Она смотрит себе в кружку и снова на меня. – Может, чтобы защитить тебя от себя самой?
– В каком смысле?!
– Ты так и не вспомнила, что случилось, так ведь?
– Тебе-то откуда знать?
– Медсестры болтают. Прямо над головой. Особенно если думают, что я сплю.
– Ну и что с того?
– Значит, ты не вспомнила, что произошло в лесу? В машине?
– Ты о чем вообще?
– Ты схватила руль, – тихо говорит она. – Заявила, что жить не можешь без Джеймса, что десять лет по нему страдаешь, что все эти годы он тебе снится. Что ты так и не простила его за то сообщение. Ты дернула руль, и мы улетели с до-роги.
На секунду меня волной накрывает шок. Лицо горит, как будто она отвесила мне пощечину. Потом это чувство уходит, и я хватаю ртом воздух.
Это правда. Перед глазами тут же вспыхивает чудовищная картинка: мои руки на руле, Клэр яростно борется со мной, я вцепляюсь в нее ногтями…
– Ну как, вспоминаешь? Я видела, как ты взялась за ствол ружья. Это ты направила его на Джеймса, и ты толкнула Фло под руку.
Сперва я теряю дар речи. Вцепляюсь в кружку, как в орудие самозащиты. Потом начинаю мотать головой.
– Нет. Нет, нет, нет! Зачем тогда ты сюда явилась? Почему не побежала сдавать меня полиции?
– Откуда ты знаешь, что я уже тебя не сдала? – тихо спрашивает она.
Господи… У меня все слабеет от ужаса. Стуча зубами по кружке, я отхлебываю чай и пытаюсь думать, пытаюсь собрать вместе все ниточки.
Это неправда. Клэр вводит меня в заблуждение. Кто в здравом уме станет гонять чаи с убийцей своего жениха?
– Патрон, – упрямо повторяю я. – Холостой патрон был у тебя в куртке.
– Я не знаю, о чем ты, – говорит она, но я слышу, что голос у нее дрогнул. – Ли, пожалуйста, одумайся. Я тебя люблю. И я за тебя боюсь. Что бы ты ни сделала…
Я ничего не соображаю. У меня болит голова. Во рту мерзкий привкус. Я отхлебываю чаю, пытаясь смыть этот вкус, но он лишь усиливается.
Я закрываю глаза, и под закрытыми веками возникает Джеймс, умирающий на моих руках. Эта картина будет стоять передо мной до конца жизни? «Сообщение… Лео…» – хрипит он, и его легкие заполняются кровью.
И вдруг до меня доходит!
Я понимаю, что Джеймс пытался мне сказать!
Я опускаю кружку.
Я знаю, что произошло. И почему Джеймс был обречен на смерть.
Господи, какая же я дура! Десять лет! Десять лет это сообщение не покидало моих мыслей, и я ничего не заметила! Я сижу, застыв, и прокручиваю в голове все упущенные возможности – как сложилась бы наша жизнь, заметь я раньше то, что все это время было прямо у меня перед носом.
– Ли? – Клэр смотрит на меня с неподдельной заботой. – Все нормально? Ты неважно выглядишь…
– Нора, – отвечаю я хрипло. – Меня зовут Нора.
Десять лет это гребаное сообщение пылало в моем сердце, и я ни о чем не догадалась!
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Ли, – говорю я ей.
Она отпивает чаю и смотрит на меня поверх кружки, недоуменно хмурясь.
– Ли, – повторяю я, – прости, но это твоя проблема, не моя. Разбирайся сама. И больше не звони мне.
– Что?
– Ли!
– Ты чего несешь-то?
– Ли! Он никогда меня так не называл. Джеймс никогда не называл меня Ли.
Она смотрит на меня с полнейшим непониманием, и я снова думаю: какая великолепная актриса! Джеймс ей в подметки не годился.
А потом она отставляет чай со скорбной гри-масой.
– Господи, Ли, это было так давно.
Конечно, не признание, но этого достаточно. Я знаю Клэр. То, что она перестала отрицать, уже о многом говорит.
– Десять лет. Феноменальное тугодумие! – бросаю я со злостью.
Я зла на себя. Не только потому, что своей ошибкой загубила себе жизнь, но и потому, что Джеймс был бы сейчас цел и невредим – если бы я сообразила раньше.
– Клэр, зачем ты это сделала?!
Она протягивает ко мне руку, и я отшатываюсь.
– Слушай, я не говорю, что поступила правильно. Мы были совсем юными, я сглупила. Но ради вас же старалась! Я в тот день зашла к нему, на нем лица не было. Просто в штаны со страху наложил. И ты не была готова стать матерью. При этом вам обоим не хватало пороху принять решение. А вышло именно так, как вы хотели.
– Нет! – выкрикиваю я.
– Можешь отрицать сколько угодно, – тихо говорит Клэр. – Факт в том, что ты от него ушла, а он не стал тебя удерживать. Всего-то и надо было – один раз набрать номер, написать одно-единственное сообщение, и мой маленький обман вскрылся бы. Однако вам даже на это духу не хватило. Он хотел тебя бросить, просто дрейфил… ну так я сделала это за него. Для вас обоих.
– Да плевать тебе было на нас и наши чувства. – Голос у меня надламывается. – Ты просто хотела заполучить Джеймса, а я тебе мешала.
Я очень хорошо помнила ее слова на репетиции спектакля. Солнце лилось в высокие школьные окна, и Клэр заявила коротко и ясно: «Джеймс Купер будет мой. Я решила».
А он стал мой.
– Он узнал, да? – Я скорее утверждаю, чем спрашиваю, глядя в ее бледное лицо, на светлые волосы, посеребренные лунным светом. – Как он узнал?
Она вздыхает. И произносит то, что похоже на правду:
– Сама сболтнула.
– Что?!
– Мы с ним говорили о честности в браке. Он сказал, что хочет снять груз с души. Попросить прощения. Я ему сразу сказала, что все ему прощаю, в чем бы он там ни признался, потому что я его люблю. В общем, его «грузом» было то, что листок с моим телефоном он украл из кармана у приятеля, которому я продиктовала номер на вечеринке. Приятелю наплел, что у меня есть парень, мне наплел, что приятель дал номер по доброй воле… в общем, слово за слово, мы начали встречаться. И это глодало его все эти годы. Мол, отношения начались со лжи, он украл меня у друга. Правда, друг был редкий бабник, и Джеймс волновался, как бы мне не разбили сердце. Так мило… Он ожидал, что я разозлюсь, а я только и думала о том, что ради меня он поступился своими принципами. Ты же знаешь, какой он… был.
Я киваю – и тут же начинает кружиться голова. Да, знаю. Он был анархист с жестким этическим кодексом.
– Так странно, – продолжает Клэр, словно забыв про меня и говоря сама с собой. – Он думал, что после этого признания я его разлюблю, а я только сильней его полюбила. Он ведь это сделал ради меня. Из любви ко мне. А я поступила так же. Я солгала из любви к нему. И я подумала, раз я его простила, то и он…
Теперь я понимаю. Понимаю ее извращенную логику. Сыграло роль и ее вечное стремление «догнать и перегнать»: «Ты пошел ради меня на подлость, а я сделала кое-что похуже – значит, я люблю тебя сильнее».
Но тут она фатально недооценила Джеймса.
Я попыталась представить его лицо, когда он узнал. Интересно, какие аргументы она привела в свое оправдание? Те же, что и мне сейчас? Вряд ли. Да, он не был готов стать отцом, однако этим она бы не отвлекла его от главного: от жестокости обмана.
– Что ты ему сказала?
Голова у меня идет кругом от усталости, мышцы стали ватные и плохо слушаются.
– В смысле?
– Чем оправдывалась? Явно не этой пургой про неготовность стать родителями, иначе он бы мне позвонил. Что сказала-то?
– А… – Она потирает виски, откидывает с лица прядь волос. – Не помню. Что ты говорила мне о своем желании побыть одной. Что он испортил тебе жизнь и ты не хочешь его видеть. Что не стоит звонить тебе – ты позвонишь сама, когда будешь готова.
Разумеется, я ему не позвонила. Я сдала экзамены, уехала и отправила его в полный игнор.
Как мне сейчас хочется настучать Джеймсу по башке! За то, что дал так легко себя обмануть! Неужто не мог поступиться принципами и набрать мой номер?! Что ему мешало?!
Хотя я знаю ответ – то же, что и мне. Гордость. Стыд. Трусость. И что-то еще. Что-то вроде оглушения, когда проще двигаться вперед, не оглядываясь. С нами произошло событие, к которому мы были не готовы. И последствия ударили так больно, что мы старались как можно меньше думать, совершать как можно меньше движений. Просто закрыться и переждать.
Ознакомительная версия.
