Ознакомительная версия.
Но надо удирать, или я погибну!
Сил нет. Вообще нет. Я даже стоять едва могу.
«Беги! – кричу я на себя мысленно. – Беги, идиотка! Сдохнуть хочешь?»
Машина Клэр уже на шоссе. Из-за изгиба дороги виден свет ее фар.
И вдруг ночную тишину прорезает чудовищный визг шин, за которым следует оглушительный удар.
От лязга металла, эхом разносящегося над лесной дорогой, у меня звенит в ушах. Я замираю и круглыми от ужаса глазами смотрю в сторону источника звука.
Наступает тишина, лишь воздух с шипением вырывается из автомобильного радиатора.
Бежать я уже не могу, но ковыляю за поворот на трясущихся ногах. Сланцы я давно потеряла, асфальт должен быть холодным как лед, однако я ничего не чувствую.
Я слышу чьи-то всхлипы и треск рации. Вздрагиваю от неожиданности, когда деревья вдруг освещаются призрачным неоново-синим светом. И тут до меня доносится голос. Подрагивающий женский голос говорит в рацию:
– Немедленно запрашиваю «скорую» и наряд полиции, шоссе «Б» сорок один сорок шесть, на выезде из Стейнбриджа, прием.
Это Ламарр. Она стоит, держась за открытую дверь полицейской машины. По лицу у нее течет кровь, черная в свете мигалки. Рация что-то булькает ей в ответ.
– Поняла вас. – Ламарр вслушивается в бульканье. – Нет, со мной все в порядке. Пострадал водитель другой машины. Нужна «скорая». И пожарные… с резаком. Прием.
Она бережно убирает рацию и подходит к машине Клэр.
– Ламарр… – хрипло зову я, но она не слышит.
Ноги у меня такие тяжелые, что я не могу сделать больше ни шагу. Я стою на обочине, держась за ствол дерева.
– Ламарр! – Я повышаю голос, стараясь перекричать шипение мотора. – Ламарр!
Она поворачивается ко мне. У меня подкашиваются колени, и я оседаю на холодный мокрый асфальт. Мне больше не надо никуда бежать.
– Нора! – слышу я сквозь туман. – Нора, вы ранены? Где болит, отвечайте!
Я не могу. Силы кончились. Я медленно заваливаюсь на дорогу. Крепкие руки подхватывают меня под мышки и бережно укладывают, не дав разбиться.
Все закончилось. Все закончилось.
– Нора.
Мягкий настойчивый голос продирается сквозь мои беспокойные сны, подцепляет меня, как крюком, и выдергивает на поверхность. Голос мне определенно знаком. Кто это? Нина? Нет, он слишком низкий.
– Нора.
Я открываю глаза.
У кровати сидит Ламарр и смотрит на меня внимательно.
– Как самочувствие?
Я с трудом приподнимаюсь на подушках. Замечаю, что под шелковой блузкой у нее виднеется шейный корсет.
– Заходила к вам вчера, но меня не пустили, – сообщает она.
– Вы тоже тут лежите? – хрипло спрашиваю я.
Она протягивает мне стакан воды, и я благодарно пью.
– Нет. – Ламарр качает тяжелыми золотыми серьгами. – К счастью, вчера отпустили домой. А то дети очень не любят без меня засыпать. Самой младшей всего четыре.
Информация о детях звучит как предложение мирного договора. Что-то в наших взаимоотношениях поменялось.
– Так я больше не… – У меня срывается голос. – Все закончилось?
– Да, вы больше не подозреваемая. Обвинение будет предъявлено Клэр.
– А как Фло?
Возможно, мне кажется, но по лицу Ламарр пробегает тень. Вроде бы его выражение осталось таким же спокойным и безмятежным, однако в атмосфере маленькой палаты вдруг повисает тревога. Дурное предчувствие.
– Она… держится.
– Мне можно к ней?
Ламарр качает головой.
– С ней сейчас родные. Больше никого не пускают.
– А вы ее видели?
– Да, вчера.
– Значит, сегодня ей хуже?
– Я этого не говорила.
Но я по глазам вижу, о чем она пытается умолчать. Я помню, что объясняла Нина про передозировку парацетамола. От действий Клэр все еще расходятся круги, и Джеймс может быть не последней жертвой.
И, пожалуй, с Фло она поступила наиболее жестоко. Для агрессии по отношению к Джеймсу и ко мне у нее, по крайней мере, были причины. Фло же была виновата лишь в том, что ее любила.
Я не знаю, когда Фло начала догадываться. Когда сложила два и два и задумалась, так ли невинно было сообщение, которое Клэр попросила ее отправить с моего телефона. «Джеймс, это я, Лео. Лео Шоу». Возможно, Клэр сказала ей, что это розыгрыш.
Возможно, первые подозрения начали возникать, когда Нина выложила полиции о нашем с Джеймсом совместном прошлом. Фло не могла не удивиться тому, что Клэр сама захотела разворошить былое накануне свадьбы. А когда Ламарр стала задавать вопросы о телефонах и сообщениях… тут-то уж она должна была прозреть.
Конечно, вряд ли она вычислила всю правду – по крайней мере, сразу. Она хотела поговорить с Клэр, но ее не пустили. Клэр слишком плохо себя чувствовала, да и полиция не хотела, чтобы свидетели лишний раз болтались из гостиницы в больницу. Нину пустили только потому, что она в них вцепилась бульдожьей хваткой, да и то предварительно сто раз прогнав ее через допрос. А Клэр, видимо, старательно прикидывалась полумертвой, выжидая, как будет действовать со мной Ламарр.
И Фло осталась сидеть в гостинице, варясь в собственных страшных догадках и подозрениях. Не имея возможности спросить у Клэр, что ей можно говорить, она врала на допросах до последнего, выгораживая подругу. Врала, пока не начала путаться в собственной лжи. Ей было жутко думать, что отправленное ею сообщение в итоге привело к смерти Джеймса. Она стала сомневаться в Клэр. Она от-чаялась.
– Вы знаете? – Я сглатываю ком в горле. – Знаете, что на самом деле произошло? Клэр вам призналась?
– Клэр сейчас не в состоянии отвечать на вопросы, – мрачно произносит Ламарр. – По крайней мере, если верить ее адвокату. Но мы собрали уже достаточно, чтобы предъявить ей обвинение. Ваши показания, результаты вашего анализа на токсины после того, как она вас опоила, а самое главное – показания Фло. Кстати, «скорую» она даже не пыталась вызвать.
– В смысле?
– Когда Джеймс получил огнестрельное ранение. Не было попыток набрать номер экстренной службы, ни одной. Это должно было сразу насторожить нас, но мы смотрели в другую сторону. – Она вздыхает. – Конечно, нам потребуется снова взять у вас показания официально, когда вы наберетесь сил. Потом, не сегодня.
– Сначала я думала, что это Фло. Когда нашла патрон в кармане у Клэр. Решила, что это куртка Фло. Просто в голове не укладывалось, что Клэр может такое сотворить. Все ведь складывалось именно так, как она мечтала: идеальная жизнь, идеальный жених. Зачем ей все это разрушать? А дошло только потом, когда вспомнила, что в том сообщении, десять лет назад, Джеймс вдруг назвал меня Ли. Но Клэр не повторяет ошибок. Джеймсу она писала от имени Лео. Как я только раньше не догадалась…
– Она не в первый раз подставляет неугодных, – вдруг говорит Ламарр; ее мягкий грудной голос словно оборачивает холодные слова в теплое одеяло. – Конечно, не совсем так, однако случай был. Мы не сразу его раскопали. Из ее университета уволили одного профессора. Обвинили в домогательствах – якобы он рассылал студенткам по электронной почте предложения хороших оценок на экзаменах в обмен на услуги сексуального характера. Он все отрицал, но письма девушкам с его ящика действительно приходили. Проверили его компьютер, письма обнаружились в корзине. Клэр тогда, разумеется, никто не заподозрил, она даже не фигурировала в числе пострадавших. Случилось это спустя короткое время после того, как он поймал ее на плагиате и пригрозил дать делу ход. Разумеется, скоро ему стало не до плагиата, и так бы это все и замялось, если бы одна из его коллег случайно не вспомнила…
Я зажмуриваюсь, по моей щеке скатывается слеза. Не знаю, почему я плачу. Не от облегчения, это точно. И не от горя – у меня давно не осталось сил горевать по Джеймсу. Наверное, от злости. От злости на себя за то, что поддалась на шитый белыми нитками обман и так глупо потратила столько лет.
Хотя… что было бы, сообрази я раньше? Не я ли тогда лежала бы в битом стекле с выпущенными кишками?
– Я вас пока оставлю, – тихо произносит Ламарр и встает, скрипнув стулом. – Вернусь завтра с напарником, мы официально возьмем у вас пока-зания.
Я молча киваю, не открывая глаз.
После ее ухода наступает тишина, которую нарушает лишь мелодия из-за стенки – у кого-то включен телевизор, и начинается очередная серия мыльной оперы. Я сижу, слушаю мелодию и собственное дыхание.
А потом вдруг раздается стук в дверь. Я открываю глаза, думая, что вернулась Ламарр, но голова в окошечке мужская. Я вздрагиваю от неожиданности, а потом узнаю Тома.
– Тук-тук, – говорит он, заглядывая в щелку.
– Заходи.
Он проходит, неловко шаркая ногами. Смотрит на меня с опаской, словно не уверен, что ему тут рады. Вид у него бледный и потрепанный – ничего общего с холеным городским пижоном, который предстал перед нами в первый вечер. На нем рубашка в клетку – мятая и с пятном на груди. Впрочем, судя по выражению его лица, я сейчас тоже далеко не «Мисс Вселенная». Ну да, фингалы мои немного поблекли, но все равно производят немалый эффект на неподготовленного наблюдателя.
Ознакомительная версия.
