– Меня это не касается. – Я поднялся. – Это мой последний бой, и я не собираюсь пачкаться грязной игрой. Так и передай от меня Петелли.
– Сам ему и скажи, – торопливо вставил Брант.
– Ну нет. Ты это устроил, тебе и расстраивать. А я пойду в спортзал разомнусь.
Наверное, он кинулся к Петелли, едва я вышел из кафе, потому что только я разогрелся в зале под надзором Уоллера, как вошли два головореза Петелли.
Потом я узнал, что их звали Пепи и Бенно. Пепи – тощий итальянец, носивший карандашные усики, как у его босса, а Бенно был зловещего вида толстяком с синим подбородком.
Они вошли по-хозяйски, и Уоллер при виде их просто замер. Могу признать, в этих двоих было что-то такое, от чего и меня пробрал мороз.
– Давай собирайся, – ткнул в меня большим пальцем Пепи. – Тебя босс хочет видеть.
– Я занят, – сказал я. – Если я ему очень нужен, он найдет меня здесь.
Я услышал, как Уоллер затаил дыхание. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
– Не гони фуфло, – злобно прохрипел Пепи. – Одевайся и поехали!
Пепи был на голову ниже меня, и мне не хотелось его бить, но если тона он не переменит…
– Пошли вон! – прикрикнул я. – Оба! Пока я вас не выкинул.
– Выкинь нас, – сказал Бенно, и в руке его оказался пистолет. – Ты слышал, что мы сказали. Одевайся, иначе словишь маслину в брюхо!
По его блестящему взгляду я понял, что он не шутит.
Уоллер, не шевеля губами, пробормотал:
– Не дурите, Фаррар. Идите с ними. Я их хорошо знаю.
Пепи улыбнулся:
– Разумный парень. Еще бы. Он знает, что Бенно в этом году три раза участвовал в перестрелках. Не устраивай четвертую.
Я одевался, а они стояли вокруг и внимательно смотрели на меня. Потом мы вышли на улицу, где нас дожидался большой «кадиллак». Бенно по-прежнему держал пистолет в руке. На краю тротуара рядом с машиной стоял полицейский. Он глянул на Бенно, на его пушку и поспешно ушел. Это даже яснее, чем все предыдущие события, показало мне, во что я вляпался. Я сел в машину впереди, рядом с Пепи. Бенно сидел сзади и дышал мне в шею. До отеля «Океан» ехали меньше минуты. Мы вошли в боковую дверь и поднялись на позолоченном лифте. Ни Пепи, ни Бенно ничего не говорили, но последний все время держал пистолет направленным на меня. По длинному коридору мы подошли к двери красного дерева, украшенной табличкой «Частные апартаменты». Пепи постучал, повернул ручку и вошел.
Маленькая комната с дубовыми панелями была обставлена как офис. Некая блондинка молотила по пишущей машинке и жевала резинку. Она подняла взгляд, безразлично оглядела меня, словно не заметив пистолета в руке Бенно, и мотнула светловолосой головой в сторону двери за своей спиной.
– Входи, – сказала она Пепи. – Он ждет.
Пепи поцарапал ногтями дверь, открыл ее и заглянул внутрь. Потом отступил в сторону.
– Иди один, – сказал он мне, – и веди себя прилично.
Я вошел в одну из тех необъятных комнат, которые вы редко встретите где-либо еще, помимо киноэкрана. Огромный зеленый ковер на полу был такой густой, что его можно стричь газонокосилкой. Пара десятков кресел, два больших мягких дивана, множество напольных ламп и стол-другой едва могли заполнить предоставленное им пространство. По стенам висели зеркала в золоченых рамах – пока я продвигался вперед, они поймали мое отражение, напомнив мне, до чего помято я выгляжу.
Петелли сидел за столом, таким большим, что на нем можно было играть в пинг-понг. Он курил сигару, а на его затылке по-прежнему располагалась белая мягкая шляпа, в которой он приходил в спортзал. Сидя прямо, уставив локти на стол, он подождал, пока я подойду к нему на ярд, после чего остановил меня, выставив вперед свою сигару.
– Я говорю, ты слушаешь, – сказал он отрывисто и холодно. – Ты – хороший боксер, Фаррар, и я бы взял тебя, но Брант сказал, что ты не хочешь заниматься боксом. Так?
– Да, – ответил я.
– Кид – тоже хороший парень, но, думаю, таким ударом, как ты, он не владеет. Ну, если я не могу заполучить тебя, мне придется работать с ним. Он впервые забрался так далеко на север – в Пелотту. Нехорошо, если он сразу проиграет, поэтому он должен победить. Я поставил на бой десять кусков и не собираюсь их терять. Я сказал Бранту, что ты должен лечь в третьем раунде. Теперь говорю тебе. Брант передал, что тебе эта идея не понравилась. Это уже твои проблемы. У тебя была возможность заключить со мной контракт, но ты ее упустил. – Он прервался, чтобы стряхнуть пепел на ковер. – Этот город, видишь ли, принадлежит мне. Я им управляю, понял? Все идет так, как я скажу. У меня есть контора, которая заботится о тех парнях, что меня не слушают. О тебе мы тоже позаботимся, если надо будет. Теперь за тобой будут следить. Ты не сможешь уехать. В субботу вечером будешь драться с Майами Кидом и устроишь хорошее представление. В третьем раунде получишь от Кида удар, упадешь и останешься лежать. Это мой приказ, и ты должен ему подчиняться. Если не станешь, тебя накажут. Я не собираюсь терять десять тысяч, потому что какой-то олух слишком горд для того, чтобы поддаться. Попробуй обмануть меня – и это будет последний обман в твоей жизни. И не беспокойся о полиции. Полиция будет делать то, что я скажу. Теперь ты знаешь расклад и можешь продолжать свои забавы. Я ничего с тобой не обсуждаю. Я тебе приказываю. Получи удар в третьем раунде, или получишь пулю в спину. А теперь убирайся!
Он не блефовал. Я понял: если не подчинюсь, он раздавит меня, как раздавил бы муху, – без малейших колебаний.
Мне нечего было сказать. Он выложил карты на стол. Теперь ход за мной. Представьте только – мне и сказать было нечего! Я повернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Блондинка все еще печатала. Пепи и Бенно ушли. Девушка, не останавливаясь и не поднимая головы, произнесла:
– Он просто душка, правда? А друзей у него нет, представляешь?
Ей мне тоже нечего было сказать. Я вышел – по длинному коридору вернулся к лифту. На улице, на противоположной стороне, я заметил Бенно. Я отправился в спортзал, а он пошел за мной.
Следующие четверо суток Пепи и Бенно ходили за мной повсюду, ни на минуту не упуская меня из виду. Я все думал, как бы убежать из города и уехать в Майами, но вскоре обнаружил, что никак не могу это сделать. Двое головорезов прилипли ко мне, как пластырь.
Я ни с кем не обещался. И только когда Том Рош сказал, что он готов поставить на меня последнюю рубашку, я намекнул ему о том, что готовится.
– Не делай этого и ни о чем меня не спрашивай, – сказал я ему. – И вообще не ставь деньги на этот бой.
Он поглядел на меня, увидел, что я не шучу, хотел что-то сказать, но передумал. Он был не дурак и, наверное, обо всем догадался, но приставать ко мне не стал.
Я не говорил Бранту, что встречался с Петелли, но он и так все знал. Солли, как мог, избегал меня, а когда мы случайно встречались, он, кажется, нервничал, и ему совсем не нравились мои попытки набрать какую-никакую форму.
Уоллер тоже ни о чем не спрашивал, но делал все, что в его силах, чтобы помочь мне тренироваться. К вечеру третьего дня я хорошо держал удар и мое дыхание больше не сбивалось. Я видел, что и на Уоллера, и на Бранта произвели впечатление и моя скорость, и мой удар.
Петелли славно поработал, устроив мне широкую рекламу. Все местные газеты работали на него, а вереница громкоголосых парней посетила все бары в округе, выкрикивая мое имя. Такое назойливое привлечение внимания вскоре привело к тому, что ставки изменились, и к утру субботы я стал фаворитом из расчета один к четырем. Петелли, поставивший десять тысяч на Кида, должен был огрести мешок денег.
Ни он, ни один из его головорезов больше со мной не разговаривали. Кажется, маленькой беседы с Петелли в его офисе им показалось достаточно. Собственно, мне тоже. Я должен поддаться в третьем раунде, иначе мне конец, и я решил поддаться. Против таких, как Петелли, выступать очень трудно. Если я подчинюсь ему, то смогу хорошо начать в Майами, а меня волновало именно это. Таким образом, я пытался обмануть сам себя, но в глубине души я просто кипел от гнева. Я думал обо всех тех простаках, которые прозакладывали на меня последнюю рубашку. Я думал, что после субботнего вечера стану еще одним боксером-прохиндеем. Но больше всего меня злило то, что приходилось выполнять распоряжения такой крысы, как Петелли.
Утром в субботу мы с Брантом отправились в спортивный зал, чтобы взвеситься. Когда я выходил из кафе, меня приветствовала большая толпа, но я ничуть не радовался восторженным выкрикам. Я заметил Тома Роша и Сэма Уильямса и выдавил из себя улыбку, когда они помахали мне.
У весов в спортзале стоял Петелли и курил сигару. За его спиной торчал Пепи. Рядом толстый мужчина с грубыми чертами лица в светло-желтом костюме подпирал стену и ухмылялся всякому, кто смотрел на него. Оказалось, что это менеджер Майами Кида.
Я перешагнул через растяжки и вошел в одну из кабин для переодевания. Когда я разделся, появился Кид. Я с любопытством посмотрел на него. Он был высок и мощно сложен, но я сразу углядел у него на талии лишний жирок. Я вышел, и он глянул на меня с презрительной улыбочкой.